Читать книгу Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы - Пер Валё - Страница 15

Запертая комната
14

Оглавление

Получи кто-нибудь возможность сравнить силы полицейской спецгруппы и шайки, которая грабила банки, он убедился бы, что во многом они почти равны. Спецгруппа располагала огромными техническими ресурсами, зато у противника был большой оборотный капитал и ему принадлежала инициатива.

Из Мальмстрёма и Мурена, наверное, вышли бы хорошие полицейские – физические данные блестящие, да и с интеллектом, в общем, обстояло не так уж плохо. Да только поди убеди их посвятить себя столь сомнительной профессии.

Оба они в жизни ничем, кроме преступлений, не занимались, и теперь, когда одному исполнилось тридцать три, а другому – тридцать пять, они вполне заслуживали звания квалифицированных специалистов. Но поскольку их основное занятие далеко не всеми признается почтенным, Мальмстрём и Мурен обзавелись и другими профессиями. В паспортах, водительских удостоверениях и прочих документах они именовались: один – инженером, другой – управляющим. Совсем не глупо, если учесть, что страна буквально кишела инженерами и управляющими. Естественно, все документы были поддельные и выписаны на другие фамилии, тем не менее и на первый, и на второй взгляд они производили солидное впечатление. Паспорта, например, выдержали уже не одно испытание на пограничных пунктах Швеции и ряда других стран.

Да и сами господа Мальмстрём и Мурен выглядели очень даже положительно. Лица приятные, пышущие здоровьем, взгляд открытый. Четыре месяца свободы отразились на их облике: оба отлично загорели, Мальмстрём отрастил бороду, Мурен – усы и баки.

Причем загорали не где-то там на Мальорке или Канарских островах – нет, они провели три недели в Восточной Африке, совершили так называемое фотосафари. Хорошенько отдохнули. А затем последовали деловые поездки, одна – в Италию, чтобы пополнить свое снаряжение, другая – во Франкфурт, чтобы нанять толковых ассистентов.

На родине они слегка пощупали несколько банков и ограбили двух частных дисконтёров, которые предпочли не обращаться в полицию, чтобы не привлекать к себе внимания налоговых инспекторов.

Эта деятельность принесла им неплохой валовой доход, но издержки тоже были немалые, да и в ближайшем будущем предстояли довольно большие расходы.

Известно, однако, что дивиденды прямо пропорциональны капиталовложениям; живя в обществе «смешанной экономики», они хорошо усвоили эту истину. А цель, которую они себе поставили, была достаточно амбициозной.

Мальмстрём и Мурен работали во имя идеи, которую новой отнюдь не назовешь, но от этого она нисколько не проигрывала.

Они собирались еще разок как следует потрудиться, а затем уйти на покой.

Осуществить наконец действительно большую операцию.

Приготовления были в основном завершены, проблема финансирования решена, план почти полностью разработан.

Они не знали еще где и когда, зато знали самое главное: как.

До заветной цели оставалось совсем немного.

Хотя Мальмстрём и Мурен, как уже говорилось, были профессионалы с изрядным опытом, до настоящих воротил они не доросли.

Настоящие воротилы не попадаются.

Настоящие воротилы банков не грабят. Они сидят в конторах и управлениях и нажимают кнопки. Они ничем не рискуют. Они не посягают на священных коров общества, а занимаются легализованным присвоением, стригут шерсть с рядовых граждан.

Они наживаются на всем. Отравляют природу и людей – потом «исцеляют» недуги негодными лекарствами. Намеренно запускают целые городские районы, обрекая их на снос, – потом строят другие дома, которые заведомо хуже старых.

Но главное – они не попадаются.

А Мальмстрём и Мурен попадались, их словно преследовал злой рок. Но теперь, кажется, они разобрались, в чем их ошибка: разменивались на мелочи.

– Знаешь, о чем я думал там, под душем? – спросил Мальмстрём.

Он только что вышел из ванной и теперь тщательно расстилал на полу купальную простыню; второй простыней он обернул бедра, третья лежала на плечах.

Мальмстрём был болезненно чистоплотен. В этот день он с утра уже четыре раза принял душ.

– Знаю, – ответил Мурен. – О бабах.

– Как ты угадал?

Мурен, в шортах и белой сорочке, сидел у окна и обозревал Стокгольм, приставив к глазам морской бинокль.

Квартира, в которой они пребывали, помещалась в многоэтажном доме в квартале Данвиксклиппан[24], на высоком берегу залива, и из окна открывался недурственный вид.

– Нельзя смешивать баб и работу, – сказал Мурен. – Сам убедился, к чему это приводит.

– А я ничего и не смешиваю, – обиженно возразил Мальмстрём. – Уж и подумать нельзя, да?

– Почему же, – великодушно уступил Мурен. – Думай на здоровье.

Он следил за белым пароходом, который шел к проливу Стрёммен.

– Гляди-ка, «Норршер»[25], – сказал он. – Подумать только, жив еще.

– Кто жив?

– Тебе не интересно. А ты о ком именно думал?

– О девицах в Найроби. Секс-бомбы, правда? Я всегда говорил: негры – это что-то особенное.

– Не негры, а африканцы, – наставительно возразил Мурен. – А в данном случае африканки. Женский род, а не мужской.

Мальмстрём побрызгал дезодорантом под мышками и в других местах.

– Все-то ты знаешь, – сказал он.

– К тому же ничего особенного в них нет. Просто тебе так показалось после долгого сексуального поста.

– Да уж точно. Кстати, а у твоей на лобке тоже волос было до черта?

– Ага, – кивнул Мурен. – Сейчас припоминаю – прямо лес густой. И к тому же жесткий, как щетка. Гадость.

– А сиськи?

– Черные. Чуть обвислые.

– Моя вроде бы сказала, что она содержанка. Или служанка. Может такое быть?

– Она сказала, что официантка. Твой английский, похоже, чуток заржавел. Кстати, тебя она приняла за машиниста локомотива.

– В любом случае похотлива донельзя. А твоя кто?

– Перфораторщица.

– Гмм.

Мальмстрём достал новое белье и носки, разорвал полиэтиленовую упаковку и начал одеваться.

– Этак ты все свое состояние на трусы растратишь, – заметил Мурен. – Непонятная страсть, ей-богу.

– Да, цены растут – кошмар.

– Инфляция, – сказал Мурен. – И виноваты мы сами.

– Мы? Ты что, столько лет в кутузке…

– Мы кучу денег выбрасываем на ветер. Все ворюги – жуткие моты.

– Уж только не ты.

– Так ведь я редкое исключение. Кстати, у меня немало уходит на еду.

– Ты жмот, в Африке даже на девочек не хотел раскошелиться. По твоей милости мы три дня так ходили, пока даровых не нашли.

– Мной руководили не только финансовые соображения, – сказал Мурен. – И уж во всяком случае не опасение вызвать инфляцию в Кении. А вообще-то, деньги теряют цену там, где жулье заправляет. Уж если кому сидеть в Кумле, так это нашему правительству.

– Гмм.

– И заправилам из компаний. Кстати, недавно мне попался интересный пример, отчего бывает инфляция.

– Ну?

– Когда англичане в октябре девятьсот восемнадцатого захватили Дамаск, они ворвались в государственный банк и прикарманили всю наличность. Но солдаты ни черта не смыслили в тамошних деньгах. Один австралийский кавалерист дал полмиллиона мальчишке, который держал его коня, пока он мочился.

– А разве, когда конь мочится, его надо держать?

– Цены выросли стократ, уже через несколько часов рулон туалетной бумаги стоил тыщу тамошних крон.

– Разве в Австралии тогда уже была туалетная бумага?

Мурен тяжело вздохнул. С таким собеседником, как Мальмстрём, недолго и самому поглупеть…

– Дамаск – это в Аравии, – мрачно объяснил он. – Еще точнее – в Сирии.

– Надо же.

Мальмстрём наконец оделся и теперь изучал себя в зеркале. Ворча что-то себе под нос, распушил бороду, щелчком стряхнул с клубного пиджака незримую пушинку. Потом расстелил на полу еще две купальные простыни рядом с первой, подошел к гардеробу и достал оттуда оружие. Аккуратно разложил его на простынях, принес ветошь и банку «пистоля».

Мурен рассеянно поглядел на весь этот арсенал.

– Тебе еще не надоело? – сказал он. – Они же новенькие, чуть не с завода.

– Порядок есть порядок, – ответил Мальмстрём. – Оружие требует ухода.

Можно было подумать, что они готовятся к небольшой войне или по меньшей мере к государственному перевороту: на простынях лежали два пистолета, револьвер, два автомата и три дробовика с укороченными стволами.

Автоматы – обычного шведского армейского образца; на пистолетах и обрезах стояли иностранные клейма.

Тут был девятимиллиметровый испанский парабеллум «файрберд» и пистолет «Ллама 9-А» сорок пятого калибра. Револьвер «Астра Кадикс» сорок пятого калибра и дробовик «Марица» – тоже испанские. Еще два ружья – из других уголков европейского континента: бельгийское «континенталь супра де люкс» и австрийское «ферлах» с романтическим названием «Forever Yours»[26].

Управившись с пистолетами, Мальмстрём взялся за бельгийское ружье.

– Тому, кто обрезал этот ствол, самому всадить бы заряд дроби в задницу, – проворчал он.

– Может быть, ему это ружье досталось не таким путем, как нам.

– Чего? Не усек.

– Я хочу сказать, что он добыл его не честным путем, – серьезно объяснил Мурен. – Скорее всего, украл. – Он опять приставил к глазам бинокль и немного спустя сказал: – А все-таки Стокгольм смотрится, честное слово.

– Это как понимать?

– Только им надо любоваться издали. Собственно, даже хорошо, что мы редко бываем на улице.

– Боишься, как бы тебя не обчистили в метро?

– Бывает и хуже. Например, стилет в спину. Или топором по черепу. А попасть под копыта истеричной полицейской лошади – думаешь, лучше? Ей-богу, жаль мне людей.

– Каких еще людей?

Мурен взмахнул рукой.

– Да тех, которые там, внизу, ходят. Представь себе, что ты все жилы из себя выматываешь, чтобы внести очередной взнос за машину и дачу, а твои дети в это время наркотиками накачиваются. Если жена после шести вечера выйдет на улицу – того и гляди изнасилуют. На вечернее богослужение соберешься – сто раз подумаешь и дома останешься.

– На богослужение?!

– Это я так, к примеру. Положи в карман больше десятки – непременно ограбят. А если меньше десятки – шпана со зла пырнет тебя ножом. На днях я прочел в газете, что фараоны боятся по одному ходить. Мол, на улицах почти не видно полицейских и поддерживать порядок в городе становится все труднее. Какой-то чин из Министерства юстиции высказался. Да, хорошо будет уехать отсюда и больше никогда не возвращаться.

– И никогда больше матчи «Хаммарбю»[27] не увидим, – уныло пробурчал Мальмстрём.

– Что за вульгарные пристрастия, – укоризненно произнес Мурен.

И деловито добавил:

– Кстати, в Кумле их тоже не показывают.

– По телевизору иногда кусочки гоняют.

– Не напоминай мне об этом отвратительном сокамернике, – мрачно произнес Мурен.

Он встал, открыл окно, взмахнул руками и откинул голову назад, словно обращаясь к массам.

– Эй, вы там, внизу! – крикнул он. И пояснил: – Как сказал Линдон Джонсон[28], когда держал предвыборную речь с вертолета.

– Кто-кто? – спросил Мальмстрём.

Раздался звонок в дверь. Друзья внимательно слушали комбинацию условных сигналов.

– Похоже, Мауритссон. – Мурен глянул на часы. – Смотри-ка, даже не опоздал.

– Не доверяю я этому фрукту, – заметил Мальмстрём. – Лучше не рисковать.

Он зарядил один из автоматов.

– Держи. – Протянул автомат Мурену, сам взял «Астру» и пошел к двери.

Держа револьвер в левой руке – он был левша, – Мальмстрём правой снял несколько цепочек. Мурен стоял метрах в двух позади него.

Мальмстрём рывком распахнул дверь. Гость был готов к такому приему.

– Привет, – поздоровался он, опасливо глядя на револьвер.

– Здорово, – сказал Мальмстрём.

– Входи, входи, – пропел Мурен. – Привет тебе, милое создание.

Гость был весь обвешан сумками и пакетами. Складывая их на стол, он покосился на разложенное на полу оружие.

– Переворот замышляете?

– Всю жизнь только этим и занимаемся, – подтвердил Мурен. – Но в данный момент ситуация не революционная. Раков достал?

– Откуда вам раки четвертого июля?

– А за что мы тебе платим? – грозно произнес Мальмстрём.

– Справедливый вопрос, – подхватил Мурен. – Мне тоже непонятно, почему ты не можешь снабдить нас тем, что мы тебе заказываем.

– Имейте совесть, – сказал Мауритссон. – Я вам все обеспечил, черт дери: квартиры, машины, пушки, билеты, паспорта. Но раки! В июле даже сам король раков не смог бы достать.

– Так то король, – возразил Мурен. – А как по-твоему, чем они занимаются там, в Харпсунде?[29] Пальме[30], Гейер[31], Калле П.[32] и прочие боссы? Сидят небось и обжираются раками! Нет уж, придумай оправдание получше.

– И вашего лосьона для бритья тоже нигде нет, – поспешно продолжал Мауритссон. – Я весь город обегал, словно ошпаренная крыса, – уже который год продавать перестали.

Мальмстрём насупился.

– Зато все остальное принес. А вот почта. – Мауритссон протянул гладкий коричневый конверт Мурену; тот с безразличным видом сунул его в задний карман.

Мауритссон внешне совсем не походил на своих работодателей. Деликатного сложения, рост ниже среднего, возраст – около сорока. Гладко выбритое лицо, короткие светлые волосы. Большинство, особенно женщины, находили его симпатичным. Одевался он неярко, вел себя скромно, в глаза не бросался. Словом, весьма распространенный тип людей с незапоминающейся внешностью. Это было ему только на руку, его уже много лет не сажали в тюрьму, не держали под наблюдением и не разыскивали. Подвизался Мауритссон на трех рентабельных поприщах: наркотики, порнография и добывание дефицита. Во всех этих сферах он действовал умело, энергично и четко.

До странности снисходительное законодательство позволяло вполне легально производить и продавать в Швеции порнографию всех мыслимых видов и в неограниченных количествах. И практически неограниченное количество такой продукции требовалось Мауритссону для экспорта, бо́льшая часть которого направлялась в Италию и Испанию, принося недурную прибыль. Импортировал он преимущественно амфетамин и морфий, но принимал заказы и на другой товар, например на оружие.

Среди посвященных Мауритссон слыл человеком, который может достать все на свете. Говаривали даже, будто ему удалось ввезти контрабандой двух слонов, полученных от одного арабского шейха в уплату за двух юных финских девственниц и ящик прикольных презервативов. Причем девственницы были поддельные, с пластиковыми плевами на клею, а слоны – белые. Правда, история эта была выдумкой.

– Новые кобуры? – спросил Мальмстрём.

– Есть, лежат в сумке под продуктами. Скажите, а чем вас не устраивают прежние?

– Дрянь, – сказал Мальмстрём.

– Никуда не годятся, – подтвердил Мурен. – Откуда ты их взял?

– С главного склада полиции. Зато новые – итальянские.

– Это уже лучше, – сказал Мальмстрём.

– Будут еще заказы?

– Да, вот тебе список.

Мауритссон взял бумажку и затараторил:

– Дюжина трусов, пятнадцать пар нейлоновых носков, шесть маек в сетку, полкило черной икры, четыре резиновые маски с Дональдом Даком, две коробки патронов девятого калибра, шесть пар резиновых перчаток, выдержанный сыр аппенцеллер, банка маринованного лука, пиво «Эланд», ветошь, астролябия… – это еще что за диковина?

– Инструмент для измерения высоты звезд, – объяснил Мурен. – Поищи в антикварных лавках.

– Ладно. Я постараюсь.

– Да уж, постарайся, – сказал Мальмстрём.

– Больше ничего не нужно?

Мурен покачал головой, но Мальмстрём, поразмыслив, добавил:

– Дезодорант для ног.

– Какой именно?

– Самый дорогой.

– Хорошо. Как насчет девочек?

Друзья промолчали, и Мауритссон понял, что они колеблются.

– Есть на любой вкус. А то ведь сидите тут все вечера и киснете. Две резвушки живо помогут вам наладить обмен веществ.

– У меня с обменом все в порядке, – сказал Мурен. – К тому же дамы – народ ненадежный. А от пластиковых плев меня уволь.

– Да ну, чего там, я могу подобрать дурочек…

– Знаешь что, попрошу не оскорблять меня, – повысил голос Мурен. – Сказано – нет.

Мальмстрём все еще колебался.

– Хотя…

– Что?

– Эта твоя, ассистентка так называемая, она вроде верняк.

Мауритссон замахал руками:

– Монита? Не годится. Не на что смотреть. Заурядная девчонка. У меня вкусы самые простые. Пресная она.

– Ну, если так… – разочарованно протянул Мальмстрём.

– К тому же она уехала. К сестре в гости.

– Кончили об этом, – сказал Мурен. – Всему свое время, настанет пора…

– Что за пора? – спросил Мальмстрём.

– Когда мы опять сможем сами выбирать партнерш и удовлетворять свои страсти достойным образом. Заседание объявляется закрытым. Следующая встреча завтра в то же время.

– О’кей, – сказал Мауритссон. – Выпускайте меня.

– Еще один вопрос.

– Какой?

– Как тебя теперь называть?

– Как обычно: Леннарт Хольм.

– Если что-нибудь случится и надо будет срочно тебя найти?

– Адрес известен.

– Жду раков.

Мауритссон безнадежно пожал плечами и вышел.

– Подонок, – сказал Мальмстрём.

– Неужели? Тебе не по вкусу наш добрый друг?

– От него воняет потом, – сурово произнес Мальмстрём.

– Мауритссон – негодяй, – сказал Мурен. – Я осуждаю его деятельность. Конечно, в том, что он помогает нам, ничего дурного нет. Но сбывать наркотики школьникам и порнографические открытки неграмотным католикам… Это… это недостойно.

– Я ему не доверяю, – проворчал Мальмстрём.

Мурен вынул из кармана коричневый конверт и внимательно осмотрел его.

– И правильно делаешь, друг мой, – произнес он. – Он полезный человек, но честным его не назовешь. Смотри, опять вскрывал письмо. Интересно, каким способом. Должно быть, какой-нибудь фокус с паром. Если бы Руус не подкладывал волосинку, мы бы и не заметили. Нехорошо, нехорошо при таком гонораре, какой он у нас получает. И почему он так любопытен?

– Пройдоха он, в этом все дело.

– Возможно.

– Сколько он получил с тех пор, как на нас работает?

– Тысчонок сто пятьдесят. Так ведь и расходы у него немалые. Оружие, автомашины, разъезды и прочее. И без риска не обходится.

– Ни черта он не рискует, – возразил Мальмстрём. – Никто, кроме Рууса, не знает, что мы с ним знакомы.

– А эта женщина с благозвучным именем?

– Подумать только, как он пытался навязать мне свою кикимору, – негодующе произнес Мальмстрём. – Да она небось и трахаться как следует не умеет, и моется через день.

– Объективно ты не совсем справедлив, – возразил Мурен. – Фактум эст[33], он честно описал ее качества.

– Эст?

– А что касается гигиены, ты сначала мог бы ее продезинфицировать.

– Еще чего!

Мурен достал из конверта три листка бумаги и разложил их перед собой на столе.

– Эврика! – воскликнул он.

– Чего?

– То самое, чего мы ждали, старина. Посмотри.

– Только схожу под душ сперва.

Когда он через десять минут вернулся, Мурен все еще потирал руки от удовольствия.

– Ну? – сказал Мальмстрём.

– Похоже, все в порядке. Видишь – вот чертеж. Отменный. А вот тут время расписано. Буквально до минуты.

– А что слышно насчет Хаузера и Хоффа?

– Завтра приезжают. Вот, читай.

Мальмстрём взял письмо.

Мурен вдруг громко рассмеялся.

– Над чем ты ржешь?

– Над кодами. Например: «У Жана длинные усы». Знаешь, откуда он это взял и что это означает?

– Понятия не имею.

– Тогда неважно.

– Постой, два с половиной – это миллионы?

– Несомненно.

– Чистый доход?

– Ну конечно. Издержки мы уже покрыли.

– Но двадцать пять процентов Руусу?

– Совершенно верно. Нам с тобой по миллиону.

– Этот хорек Мауритссон что-нибудь мог тут разобрать?

– Кое-что. Например, срок исполнения.

– А когда срок?

– Пятница, четырнадцать сорок пять. Но какая пятница, не сказано.

– Зато улицы названы, – продолжал Мальмстрём.

– Да плевать нам на Мауритссона, – спокойно ответил Мурен. – Видишь, что тут внизу написано?

– Ага.

– А что это означает – помнишь?

– Как же! А-а – ну конечно. Это меняет дело.

– То-то и оно, – подтвердил Мурен. – Черт, до чего же раков хочется!

24

Данвиксклиппанбукв. «Скала Данвик» или «Скала у Датского залива».

25

«Норршер» – старинный пароход 1910 года постройки, до сих пор используется как прогулочное туристическое судно в летний сезон.

26

Навеки твое (англ.).

27

«Хаммарбю» – стокгольмский футбольный клуб.

28

Линдон Джонсон (1908–1973) – президент США с 1963 по 1969 годы. Во время предвыборной гонки действительно облетел более сотни городков штата Техас, обращаясь к избирателям с речью прямо из вертолета.

29

Харпсунд – летняя резиденция шведского премьер-министра в лене Сёдерманланд.

30

Улоф Пальме (1927–1986) – шведский политик, премьер-министр Швеции в 1969–1976 и 1982–1986 годах, убит в центре Стокгольма 28 февраля 1986 года.

31

Леннарт Гейер (1909–1999) – шведский политик, министр юстиции в правительстве Пальме в 1969–1976 годах.

32

Карл Перссон (1919–2014) – шведский политик и юрист, глава национальной полиции в 1964–1978 годах.

33

Здесь: факт остается фактом (лат.).

Запертая комната. Убийца полицейских. Террористы

Подняться наверх