Читать книгу Когда везде слышен смех - Петр Абатин - Страница 3

Старый Андреас проснулся по обыкновению рано. Сквозь неплотно закрытые ставни пробивался тусклый утренний свет. Снаружи, над входом, раскачиваемый легким морским бризом, поскрипывал ржавый фонарь. Вдалеке вскрикнула чайка. Старик встал с лежанки и, кряхтя, направился в угол комнаты, к эмалированной раковине. Малыш Кристос еще спал. Воздух в комнате был сухой и спертый.

Вода гулко падала из крана на дно раковины. Старик обильно смочил руки и лицо, затем стал растирать тело. Подмышки, грудь, живот. Он радостно улыбался. Водные процедуры доставляли ему несказанное удовольствие. Кристос же ненавидел эти утренние шумные забавы деда. Он натянул на голову одеяло и недовольно застонал.

– Вставай, парень, – сказал Андреас. – Лето – лучшее время в детские годы, а ты так долго спишь. Солнце уже встало на той стороне острова. Сейчас ему открывается отличный вид на отели и пляжи.

На последних словах старик немного погрустнел и взял со стула штаны из грубой ткани. Кристос не показывал головы из-под простыни. Могло сложиться ощущение, что он не слышал деда и спал. Но это было не так. Разбуженный шумом воды и кряхтением, он уже не мог заснуть. Так бывало каждое утро, и это уже вошло в привычку. Он молча лежал под серой простынею, провожая сновидения.

Старик накинул рубашку, заправил ее в штаны и застегнул ремень. Он нахлобучил на голову округлую кепи, бывшую некогда белой, и подошел к постели внука.

– Вставай, говорю. Сегодня я вернусь поздно, а у тебя будет несколько интересных дел. Ты ведь поможешь мне? Наших ребят нужно хорошенько почистить перед работой. Потом сытно накормить…

Мальчишка вдруг скинул с головы простыню и с надеждой посмотрел на деда. В его глазах вспыхнула небывалая радость. Леность, одолевавшая совсем недавно, сгинула прочь. Он вскочил на ноги и побежал к раковине. На ходу он прихватил полосатую рубашку и набросил на тело.

– Ура! – крикнул он. – Я иду с тобой. Сегодня я буду тебе помогать. Как же я рад, когда ты берешь меня.

– Нет, – оборвал его старик и улыбнулся. Его кустистые седые усы растянулись на лице. – Ты не понял, малыш. Ты почисти и накорми, а работать я пойду один. Но свое дело ты должен сделать сам. А потом в школу.

Мальчик убрал руки от крана и обернулся. Он серьезно посмотрел на деда и сказал:

– Вот так всегда. Мне достается скукотища, а тебе самое интересное.

– Но ты еще маленький для интересной работы, – продолжал улыбаться дед.

– А я не хочу быть маленьким, – упорствовал Кристос. – Я хочу быть взрослым. Я уже могу.

– Можешь, можешь. Я же не спорю. Но пока ты учишься – ты лишь ученик. Я твой учитель. Поверь мне – то, что ты познаешь в учении хоть и сложно, хоть и скучно, но очень пригодится тебе в настоящем деле. Верь мне, Кристос, следующим летом ты сам будешь водить мулов.

Глаза мальчика, до этого замутненные обидой и непониманием, вдруг снова вспыхнули, и он с надеждой посмотрел на дедушку. В этом взгляде старик невольно узрел кто-то, что уже когда-то видел. Такой же яркий и честный взгляд. Такое же искреннее детское самопожертвование.

«Мальчишка весь в отца. Как жаль, что он этого не видит».

Откинув мимолетную грусть, Андреас присел на потертый табурет и сказал мальчику:

– Умойся и одевайся. Я подожду тебя на улице. Совсем необязательно нам с тобой ссориться погожим летним утром. Сейчас я раскрою ставни, распахну окно, и дом наполнится солнцем и воздухом. Потом мы с тобой пойдем к стойлам. Надо торопиться, пока туристы не проснулись, и пока стадо Хэйдеса не обгадило всю дорожку.

Кристос засмеялся, вспомнив про скользящих на навозе мулов и ругань испуганных туристов, едущих верхом.

Старик встал, подтянул штаны, застегнул ремень, посильнее нахлобучил кепи, толкнул дверь. Та открылась с низким протяжным скрипом, отдаленно напоминающим звучание губной гармошки. Он распахнул ставни снаружи и закрепил их на стенах, открыл фрамугу. Затем повернулся и посмотрел вдаль. Настолько, насколько позволяло его зрение. Очков он не носил, никогда не надобилось, но в последнее время что-то и его глаза стали подводить. Так же, как и других, подобных ему, стариков. Каким бы могучим не было здоровье, а годы все же брали свое. Андреас вздохнул, глядя на синеву необъятного моря поверх скалистого берега. У Неа Камени, островка справа, он заметил большой круизный лайнер, медленно вползающий в кальдеру Санторини.

Скрипнула дверь и за спиной показался мальчик. Он был в полосатой рубашке и вельветовых шортиках. Коричневые сандалии на его ногах были в ужасном состоянии – со стертыми подошвами и надорванными ремешками.

– Скоро начнут шастать, – с легким пренебрежением указал на крышу дома старик и запер дверь. Мальчик понял, о чем говорил дед. Каждое утро Андреас не упускал шанса поворчать на тему ходоков по их дому. Особенно его раздражала постоянно осыпающаяся штукатурка. Кто ж мог теперь сказать, что было в мыслях у тех, кто строил дом прямо в скале под дорогой? Но пока было тихо. Туристы из отелей и с причаливающих лайнеров еще не нагрянули, слишком рано. Можно было спокойно идти и готовиться к работе. Таковой была жизнь старого островитянина и его внука. Ежедневно, с тех самых пор, как Кристос жил с дедом, они каждое утро, лишь солнце вставало с другой стороны острова, выходили из дому и шли к стойлам мулов. Туда, откуда начинался рабочий день старика.

Стадо в десять голов – лишь жалкая часть того, что некогда у него имелось. В былые времена Андреас владел тридцатью головами и мог похвастать тем, что его животные самые востребованные на виноградниках. А что теперь? Десять несчастных ушастых, вынужденных под улюлюканье и хохот везти упитанных туристов сначала вверх, потом вниз по извилистой каменной лестнице. Развлечение в духе времени. Весь остров превратился в один сплошной аттракцион. И нет, Андреас нисколько не противился тому, он всегда с достоинством и стойкостью принимал перемены. Он знал, что у всего есть свое место и время, а также форма. Всему присущи изменения. И в том, что его родной остров становился подвижным и шумным он видел лишь хорошее, радуясь смеху и музыке. Только иногда пару раз в день он позволял себе поворчать на топтунов по крыше, да ненасытных пухлых детишек, осаждающих его мулов. Но что говорить – Андреас давно не знал другой работы, и его еда, как и еда животных, покупалась на деньги, заработанные извозом туристов по пешеходному серпантину города Фира.

Старик и мальчик поднялись по лестнице. Прошли узкими улочками вдоль кафе, ресторанов и таверн. Миновали фасад фешенебельного отеля, расположившегося в старинном особняке 18 века. В этой части города не было машин. Двое людей на этих улицах еле-еле расходились.

С одной из церквей донесся одинокий звон колокола. Он пролетел над улочками и растворился в небе. Андреас перекрестился. Кристос последовал его примеру. Дед и внук прошли через мандариновый сад, принадлежащий теперь невесть кому, и вышли на тропинку, ведущую мимо стоянки автомобилей в поле к низким деревянным постройкам.

– Сегодня я не стану тебе помогать, – сказал старик. Лицо его от ходьбы в гору покрылось потом. Несмотря на раннее утро, воздух уже был сух и прогрет. С моря задувал соленый ветер.

– Я справлюсь, деда, – уверенно сказал мальчик и устремил взгляд вперед. Старик же наоборот глянул в небо и повернул голову налево, следя за заходящим на посадку самолетом. Серебристые крылья ярко сверкнули в лучах восходящего солнца.