Читать книгу Анатомия семейного конфликта. Победить или понять друг друга - Петр Дмитриевский - Страница 7

Внешние вызовы

Во многих семьях репетицией «большого выхода в свет» становится начало посещения ребенком детского сада. Но в саду к нему обычно не предъявляют каких-то серьезных требований. Теперь же он входит в школу с ее представлениями о норме и патологии, приличии и неприличии. Таким образом, продукт совместного воспитания супругов оказывается выставленным на всеобщее обозрение.

Различия в паре могут обостриться из-за недовольства ребенком со стороны учителей. «Это все твое влияние!» – пытается найти способ справиться с полученным на родительском собрании нагоняем жена. «Это из-за твоей мягкости!» – сердится на супругу муж, озадаченный двойкой сына по физкультуре.

С одной стороны, школа и кружки позволяют разгрузить пару. Занимая детей в первую половину дня и после обеда, они дают возможность родителям заняться работой и отношениями. С другой стороны, как я уже говорил, у всех внешних игроков есть свои интересы. Школа имеет тенденцию впутывать родителей (через упрек и обвинение) в решение конфликта «ученик – учитель»: «Сделайте что-нибудь с вашим мальчиком, чтобы тот стал слушаться Марь Иванну». Школа может поддерживать ценности семьи, но иногда она транслирует детям чуждые идеи через лекции на классных часах, уроки литературы, истории и т. д.

Например, с точки зрения супругов, человеку важно прожить жизнь в соответствии со своим призванием, исследовать мир, искать душевное равновесие. Если их ребенок попадает в школу, где педагоги захвачены идеями спешки, нехватки времени, живут в логике острой конкуренции между людьми, тревожатся по поводу ограниченности ресурсов, они могут прививать детям установки, которые противоречат родительским. С одной стороны, ребенок обнаруживает, что разные взрослые в мире имеют разные ценности, и это важное открытие. С другой – супружеская пара может решить, что знакомство с этим разнообразием лучше отложить, а в начальной школе важно, чтобы ребенок не приобщался к миру конкуренции, борьбы и сверхусилий, а оставался в пространстве впечатлений, интереса к тому, что его окружает, теплых дружеских отношений.

Супруги могут упускать из внимания, что школьные педагоги, помимо педагогических задач, решают и задачи своей «корпорации»: вопросы общей успеваемости, рейтинга, управляемости детского коллектива. Педсовет не ставит своей задачей укрепление отношений мужа и жены. Для пары вредно, если один из супругов или оба начинают дорожить интересами школы больше, чем благополучием своей семьи.

Например, супруг может считать, что душевное равновесие ребенка является большей ценностью, чем успеваемость. Его жена в глубине души придерживается того же мнения, но ей трудно противостоять напору классной руководительницы, которая требует активного включения родителей в подготовку домашнего задания. Перед женщиной встает непростой выбор: пытаться заставлять мужа и сына выполнять требования школы или сохранить верность семейным традициям.

На этом этапе в супружеской паре могут обостряться споры по таким вопросам:

• Помогать ребенку в учебе или нет?

• Как нам относиться к успеваемости: мы считаем хорошие оценки важными или достаточно, чтобы человека просто не выгнали из школы?

Вполне возможно столкновение разных ценностей супругов: «Троечники лучше всего адаптируются к жизни!» – «С таким отношением к учебе он не поступит в институт и станет дворником». Может выясниться, что у супругов различаются страхи и представления о жизненных траекториях человека.

Например, женщина унаследовала от своих родителей представление о том, что «обычная школа» калечит детей, и поэтому все силы бросает на поиск элитарной (английской, математической) школы для своего сына. Муж этой женщины, напротив, может считать, что «наркотики и разврат сосредоточены в частных школах» или что «в жизни лучше всего устраиваются люди технических специальностей», поэтому думает об обычной школе с последующим переходом в колледж.

Оба супруга настолько погружены в свои страхи и споры друг с другом, что могут позабыть спросить у самого подростка, что ему по душе и какие у него планы на будущее.

Внутренние вызовы

На этом этапе внутренние риски пары заключаются уже не столько в невозможности совладать с различиями, сколько в эмоциональном остывании друг ко другу. Семейная жизнь начинает восприниматься как рутина.

«Если подумать, с годами мы все реже и реже смотрели друг другу в глаза. Все реже и реже».

(К/ф «История о нас»)

Эмоциональное охлаждение внутри пары часто связано с тем, что оба супруга теперь обращают больше внимания на собственные проекты (карьеру, общественную работу, хобби). Особенно трудно в этот период приходится супругам, которые не чувствуют за собой права на собственные увлечения, личное пространство и боятся встретиться с упреком со стороны мужа (жены). Тогда они будут подавлять возникающие в их душе импульсы, не давать им хода и неосознанно «мстить» равнодушием в адрес супруга или супруги. Бывает и так, что мужья и жены начинают реализовывать свои замыслы вне семьи, но сами пугаются этого, думая, что отношениям приходит конец. В седьмой главе мы подробно поговорим о фазах развития отношений в паре с точки зрения дистанции между супругами и их интересами. А здесь я пока скажу, что это охлаждение стоит воспринять как естественное обособление, сравнимое с отделением подростка от своих родителей. По мере возможности нужно признавать обоюдное право интересоваться чем-то вне семьи и проявлять ненавязчивый интерес к увлечениям друг друга.

Отношения становились все враждебнее и враждебнее.

И, наконец, дошли до того, что уже не разногласие производило враждебность, но враждебность производила разногласие: что бы она ни сказала, я уж вперед был не согласен, и точно также и она.

На четвертый год с обеих сторон решено было как-то само собой, что понять друг друга, согласиться друг с другом мы не можем. Мы перестали уже пытаться договориться до конца. О самых простых вещах, в особенности о детях, мы оставались неизменно каждый при своем мнении. Как я теперь вспоминаю, мнения, которые я отстаивал, были вовсе мне не так дороги, чтобы я не мог поступиться ими; но она была противного мнения, и уступить – значило уступить ей. А этого я не мог. Она тоже. Она, вероятно, считала себя всегда совершенно правой передо мной, а уж я в своих глазах был всегда свят перед нею. Вдвоем мы были почти обречены на молчание или на такие разговоры, которые, я уверен, животные могут вести между собой: «Который час? Пора спать. Какой нынче обед? Куда ехать? Что написано в газете? Послать за доктором. Горло болит у Маши». Стоило на волосок выступить из этого до невозможного сузившегося кружка разговоров, чтобы вспыхнуло раздражение. Выходили стычки и выражение ненависти за кофе, скатерть, пролетку, за ход в винте, – все дела, которые ни для того, ни для другого не могли иметь никакой важности. Во мне, по крайней мере, ненависть к ней часто кипела страшная! Я смотрел иногда, как она наливала чай, махала ногой или подносила ложку ко рту, шлюпала, втягивала в себя жидкость, и ненавидел ее именно за это, как за самый дурной поступок.

(Л.Н. Толстой. Крейцерова соната)