Читать книгу Страшная граница 2000. Часть 3 - Петр Илюшкин - Страница 16

Шипр для генерала

Генерал, прибывший проверять боеготовность нашего училища, отличался не только виртуозной матершинностью, но и ностальгической нежно-поэтической чувствительностью.

Глядя, как старый боевой генерал, сидючи за нашим курсантским обеденным столом, поглощает мерзкую склизкую перловку, я топорщил свои казачьи усы:

«Жрать же невозможно эту дробь-шестнадцать! Никто не жрёт, а генералу нравится! Как его понять?»

Точно так же удивлённо топорщил длинные усы и наш бравый старшина Лавлинский, занявший окоп по соседству.

Обычно старшина столовался за отдельным столиком, но сегодня, как говорится, положение обязывало.

Проверяющий, откушав мерзопакостной перловки, должен был проверять казарму нашей восемнадцатой роты.

Пока генерал, щурясь от наслаждения и смачно причмокивая, поглощал дробь-шестнадцатую, вспоминая свои давние курсантские похождения, Лавлинский шепнул мне на ухо:

– Каптёрщик! Раздобыл «Шипр», твою мать?

– Добыл-добыл! – успокоил я старшину. – Коля Пшеничный выделил от щедрот своих. У него, единственного, «Шипр» оказался. Еле-еле уговорил отдать. Куркуль, его мать!

Коля Пшеничный, хоть и был моим другом и земляком, но личные интересы всегда ставил выше казарменных. Поэтому отобрать у него дефицитный в советское время одеколон было практически невозможно.

Но мне, как лучшему другу, Коля пошёл навстречу:

– От сердца отрываю!

После вкусного обеда по законам Архимеда, как говорится, положено поспать.

Но генералу не терпелось матюкнуть какого-нибудь комбата или, на худой конец, старшину, «допустившего бардельеру и разврат в казарменном помещении».

Однако наша казарма не дала генералу ни малейшего шанса матюкаться и злословить.

– Надраены, как у кота яйца! – топая ногой по блестящему паркетному полу, по-детски возрадовался проверяющий. – Молодец, старшина! Хвалю за службу!

– Служу советскому союзу! – по-урядницки рявкнул сияющий Лавлинский.

Генерал, повернувшись к многочисленной разнопогонной свите, тыкнул длинным пальцем в потолок:

– Вот он, настоящий армейский порядок! Учитесь!

Затем, повернувшись к сияющему как медный самовар старшине, самодовольно пророкотал:

– Чем ещё удивишь старого солдата?

Наш бравый старшина знал, чем таким особенным можно удивить старого генерала.

Дефицитнейшим зелёным «Шипром», вот чем!

Нигде, ни в одной казарме училища такого страшного дефицита не было.

И только бравый наш старшина расстарался, добыл.

Потом и кровью добыл!

– Не может быть! – удивился проверяющий.

– Так точно, есть! – подтвердил Лавлинский, бросив настороженный взгляд в сторону бытовой комнаты.

Там, держа раскалённый шипящий утюг, друг мой Коля Пшеничный весьма усердно изображал курсанта, готовящегося к заступлению в наряд.

«Всё нормально! Шипр на месте» – подумал я, выглядывая из каптёрки. – «Ай да Коля, ай да сукин сын!»

Генерал, пощупав на прочность флакон волшебного изумрудного зелья, восторженно рявкнул:

– Лучшая рота училища! Даже «Шипр» есть!

При этом проверяющий поднёс флакон к лицу и, радостно смотрясь в зеркало, несколько раз усердно пшикнул.

Лучше б зеркала наше разбилось заранее!

Красное лицо генерала окрасилось в зелёный мерзкий цвет, а улыбка медленно сползла с его начинающих материться губ.

И сразу же стёкла казармы чуть не вылетели от мощнейшего дикого рёва, напомнившего рёв взлетающего бомбардировщика:

– Старшина, твою мать!

Ни старшины, ни его матери в казарме не было.

След его, что называется, давно и безнадёжно простыл. Причём самым невероятным тайным образом.

Я же, захлопнув дверь каптёрки, восторженно констатировал:

– Ай да Коля, ай да сукин сын! Вместо своего личного одеколона залил в пузырёк смесь воды и зелёнки! Полгода назад изобрёл такой способ обмана проверяющих. Но я тогда лишь посмеялся.

Зря, как оказалось, смеялся!

глава 20

Украли дочку!

Майор Пшеничный, завершив дела в Старгополе, благополучно уехал в родной наш Волгоград.

Ну а мне оставалось возвращаться в унылую погранобщагу.

Углядев в мрачном коридоре соседа, сержанта-контрактника Лёху Фомина, я потряс перед ним шоколадкой:

– Где твоя дочка? Подарок ей принёс!

Лёха глянул на меня как-то странно. И невнятно промычал:

– Тудой пошла!

– Куда тудой? – не понял я юмора. – Тогда шоколад подарим Лебде!

Лебдя, трёхлетняя дочь капитана Лебедева, стояла в мрачном коридоре и ожидала конца родительской драмы.

Нервозность драмы сочилась сквозь дверь комнатушки давно:

– Козёл! Трахаться и жрать только приходишь!

Лебдя, привыкшая к ежедневному воспитательному процессу, нисколько не обращала внимание на звонкий злобный ор, несущийся из-за хлипкой двери их комнаты.

Посмотрев на кучерявую малышку, я протянул ей шоколад:

– Очень вкусно! По-туркменски это: «Орян тагамлы, леззетли!» Ну, повтори! Тагамлы!

Пока Лебдя торжественно гремела обёрткой, я опять начал дразнить Лёху:

– Куда девал дочку! Без шоколада осталась!

– Куда девал? – эхом откликнулся чёрный мрачный коридор.

– Куда, сука, дочку девал?! – злобно прошипела жена Лёхи, материализовавшись позади меня с кастрюлей в руках.

«Гоп-стоп, мы подошли из-за угла!» – вздрогнув от неожиданности, припомнил я разухабистую песнь. – «Сейчас прольётся чья-то кровь!»

Окаменевший Лёха испуганно смотрел на суровую свою Валю и трусливо хлопал ртом, словно выброшенная на берег рыба.

– Рот закрой! Где дочка! Я приказала тебе забрать Алёнку из детсада! – грозно шикнула суровая дама и сурово надвинулась на пухленького низкорослого сержанта.

Лёха расстекленил свои маленькие чёрные глазки и поднял маленький пальчик на меня:

– Он! Он забрал Алёнку!

– Чё ты мелешь! Ты чё, не забирал дочь из детсада? Чужой дядя забрал? – вскипела грозная дама.

– Н-н-нет! Я-я-я з-з-забрал! – испуганно заикнулся сержант.

– Ничё не пойму! А дядя Петя здесь причём? – посмотрела на меня Валя. – А? Я спрашиваю!

– Дядя Петя забрал Алёнку у входа в общагу! – вытянувшись во фрунт, доложил сержант.

– Как забрал? Зачем забрал? – шикнула Валя, изготовив дымящуюся кастрюлю к мощному броску.

– Забрал и всё! – отрапортовал Лёха.

Удивившись такому ответу, я искоса посмотрел на приготовившуюся к полёту кастрюлю:

– Лёха! Ты ж один шёл! Как я мог забрать Алёнку, которой не было? Да и зачем мне её забирать?

Валя недоумённо посмотрела на меня. Затем выронила тяжелую кастрюлю, забрызгав стены горячим супом.

Дикий истошный вопль раненого зверя потряс ветхие заплесневевшие стены общаги:

– Суки! Где дочка?!

Поднятые по этой тревоге тётки-жилички выскочили из своих каморок и окружили нас плотным кольцом.

Над всеобщим возбуждённым галдежом плыл набатный бас прапорщицы Еремеевой, массивной оплывшей дамы:

– Я видала! В окно видала! Ильин шёл от входа с Алёнкой! Возле склёпов могильных я видала их! Он её украл! Он украл!

От этих набатных слов Валя сначала почернела, затем побелела. Затем вцепилась в меня мёртвой хваткой и заорала:

– Сука! Отдай дочь!

– Ментов зови! – злорадно била в свой грозный набат прапорщица. – И прокуратуру! В тюрягу надо Ильина! Надоел всем!

Военная прокуратура оказалась проворнее ментов.

Полковник Матузик, военный прокурор погрануправления, как будто ждал подобного сигнала. Вскоре он уже сидел в кабинете комендантши общаги под иконой Путина и буравил меня ехидным-радостным взором:

– Попался, господин очернитель погранвойск! Статья 126 УК эРэФ тебе светит!

– А что это? – наивно спросил я.

– Похищение человека! – самодовольно пояснил Матузик. – Да ещё группой лиц по предварительному сговору, да похищение заведомо несовершеннолетнего. Получишь свои двенадцать лет!

Полковник радостно всхлипнул и достал мобильник. Набрав какой-то номер, он усмехнулся:

– Господин редактор! Товарищ Шарков! Вы просили комментарий к статье подполковника Ильина? Приезжайте в пограничное общежитие, посмотрите на моральный облик вашего лучшего друга!

Поморщившись от возмущенного гула в телефонной трубке, Матузик сочувственно проворковал:

– Нет-нет, он трезвый. Только сядет Ваш друг на 12 лет. За похищение ребёнка! Приезжайте, пока его не растерзала возмущенная толпа общественности!

Мой друг Володя Шарков, редактор «Старгополького меридиана», примчался быстро. И удивлённо смотрел на прокурора:

– Так расследования еще не было! Откуда такие обвинения?

Полковник самодовольно ткнул жирным пальчиком в рукописи, сложенные перед ним:

– Свидетели подтверждают, что Ильин увёл ребёнка! Доказать похищение – дело техники.

Володя изумлённо посмотрел на меня:

– Была девочка?

– Была. Да не та! – чуть не матюкнулся я, понимая двусмысленность своего положения. – Сержанта я действительно видел у входа в общагу. Но дочки с ним не было. Я поздоровался с ним и пошел дальше. Тут из-за угла вышла женщина с девочкой и спросила дорогу. Они соседнюю редакцию искали. Не туда повернули. Вот я и провёл их, показал дорогу. Вот и всё!

Володя вопросительно уставился на прокурора:

– Вот видите, всё просто объясняется! Никаких доказательств против Ильина! С чего Вы взяли, что подполковник будет красть малолетнюю дочь своих соседей? Какие у него мотивы?

– Разберёмся! – мрачно пообещал Матузик. – Сейчас ещё милиция приедет. Поможет разобраться. Сядет Ваш журналюга на двенадцать лет! Там его отучат очернять погранвойска!

Редактор недоумённо захлопал глазами:

– А вообще откуда взялась версия с Ильиным? С какого потолка?

– Всё началось с шутки. Моей глупой шутки! – невесело усмехнулся я. – Подошел к сержанту и пошутил: «Нет твоей любимой дочки!» Хотел шоколадкой Алёнку угостить.

– Угостил, называется! – прокомментировал Володя.

Я вздохнул и неожиданно вспомнил давний случай. Такой же неудачной моей шутки.

В Туркменистане это было, году так в 1993-м. Будучи в командировке под Бахарденом, я заехал поглазеть на удивительную частную здравницу, расположенную около трёх минеральных источников. Один из них был горячим.

Башлык (начальник) этой здравницы встретил меня подозрительно радостно, «накрыв шикарную поляну» с отменным бараньим пловом и ароматным коньяком. Но просил воздержаться от ныряния в горячий источник. Мол, после коньяка сердце может не выдержать нагрузки.

К его удивлению, сердце молодого задорного пограничника оказалось сильнее горячей минеральной воды и коньяка.

Восхищенный целебными процедурами и красотами гор Копет-Дага, я пообещал написать статью в газету «Туркменистан», привлечь сюда побольше народа.

– О нас уже напишут в газете! – остановил меня башлык. – Вчера была корреспондент «Туркменистана» Ольга Соснина. Сказала, напишет на этой неделе. Правда, куда-то пропала. Обещала сфотографировать, но исчезла. Наверное, уехала в Ашхабад.

– Знаю-знаю Ольгу! – сказал я. – Пишет она хорошо. Но фотографирует плохо. Давайте я поснимаю вашу лечебницу, помогу Сосниной. Без фотоснимков репортаж будет плохой.

На следующий день, по приезде в Ашхабад, я позвонил в редакцию и шутливо сообщил:

– Что, Соснина исчезла? Я шел по её следам. Когда фото привезти?

Через полчаса мне в погрануправление звонили сотрудники милиции, просили срочно подъехать.

С подозрением разглядывая мои офицерские погоны, они ошарашили известием, что Ольга Соснина реально исчезла. И следов её нигде нет. А я действительно шёл по её следам, купался в горячем источнике, куда и она прыгала.

А Ольга Соснина как в воду канула. Не нашли её и через год, и через пять лет. Исчезла!

Эти ашхабадские воспоминания невольно затуманили мою непутёвую голову, привыкшую неудачно шутить, и сейчас.

– И что будем делать? – грустно вздохнул Володя, посмотрев на злорадно ухмыляющегося Матузика.

Ответ последовал незамедлительно.

Телефон на столе комендантши затрещал так, словно его сильно разозлили.

– Какую девочку? – спросил полковник, сняв трубку. – Какой детсад? Как-как фамилия девочки? Алёна Фомина? Она что, в детсаду сидит? Что-что? Почему родители не забирают? Сейчас мы заберём!

Матузик бросил нехорошую трубку и разочарованно уставился на Шаркова:

– В детском саду девочка! Странно!

– Какая девочка? Наша Алёнка? – просунулась в дверь заплаканная Валя. – Она что, в детсаду?

– Да, в детсаду! Идите, заберите! – пробурчал прокурор.

– Твою же мать! Лёшик опять «белку поймал»! – рыкнула Валя, разворачиваясь, как танк «Т-34». – Пьяница! Опять надрался в ансамбле! Щас я покажу ему вторую белку!