Читать книгу Три плюс одна - Петр Ингвин - Страница 6

Перед поездкой каждый из них позвонил домой одновременно с Луизой. Пришлось долго объясняться – родители не понимали, почему сыновья решили ехать с людьми, которых ежедневно чихвостили на все лады.

Сейчас на правах гостей они втроем просто бродили по берегу, на них не обращали внимания.

Непонятно, зачем их пригласили.

Непонятно, зачем они поехали.

Вообще ничего не понятно. Вопрос «зачем?» обретает смысл при включении логики, а она потерялась. Остается на все отвечать «потому что» и для закрепления успеха любое возражение добивать категоричным «тем более». После такого любая заглянувшая на огонек логика устало выдохнет и с покорностью отвернется к стенке.

Последние лучи сотворили с озером чудо. Ник морщился, глаза болели, как от электросварки, стоило обернуться к воде. Мир воссиял и заискрился. Только зачем эта красота, если та, о которой мечтаешь, – с другим.

Юрец с Анфисой ушли, держась за руки, – так далеко, что не видно. Фаня и Рита отправились селфиться на фоне воды, они изображали русалок и иногда просили друг друга сделать особенный кадр. Усевшись в воду у берега, то одна, то другая закидывали руку за голову, лица выставлялись в профиль, плечи разводились, как мосты в Питере, только не с практичной или другой благородной целью, а исключительно чтобы покрасоваться. Периодически обе оглядывались на гулявшую в недосягаемости троицу, взоры которой искали на горизонте сгинувший в неизвестности внедорожник. Девушкам, видимо, требовалась помощь в запечатлении краткосрочной красоты на века, но крикнуть и позвать пока мешало высокое самомнение.

Бизончик с Оленькой насаживали мясо на шампуры. Оленька осталась единственным светлым пятном в компании, которую покинуло истинное солнце. Пухлощекая, со вздернутой пипкой носа, смешливыми глазами и пышной шевелюрой, она не выдавала заумных перлов, не строила из себя королеву мира и никогда не унывала. Из-за покатых плеч, широких бедер и отнюдь не спортивной талии фигура напоминала овал. Девушку Бизончик выбрал себе под стать. Обычно люди его типа – семейство быкообразных – предпочитают противоположность, то есть нечто эфемерное, тончайше-полупрозрачное и – непременно – с увесистыми вторичными. За исключением последнего пункта правило в отношении новой подруги дало сбой. То ли жизненное наблюдение оказалось неправо, то ли Бизончик насытился ребрышками и потянуло на филе и рульку … В общем, они с Оленькой чудесно уживались. На данном этапе. Дальше жизнь покажет.

Только прогорели угли, как раздались хлюпающие шаги – для экономии времени соседи из противоположного лагеря пришли по мелководью.

– Здравствуйте, уважаемые, – раздалось издали.

Напряглись все: голос был с акцентом, и вид гостей доверия не внушил. Пришедшие оказались «гражданами кавказской национальности», как пишут в средствах массовой информации. Все трое одеты в штаны и куртки камуфляжной расцветки, что можно купить в любом охотничьем магазине, ноги босые – для удобства, ведь шли по воде. Штанины и рукава закатаны.

– И вам не хворать. – Бизончик покосился на разделочный нож и шампуры, но, поднявшись, оставил руки свободными.

Его тоскливый взор пробежался по округе – видимо, в машине имелось что-то более подходящее для защиты и нападения, но оно осталось далеко. Оленька, чьи перетянутые розовым роскошества сладко и дерзко выпячивались, спряталась за него; правда, от пожирания взглядами это не уберегло, лишь снизило накал.

Ник, Мирон и Аскер оказались дальше всех, там и замерли.

Фаня и Рита – в одних купальниках, только что принимавшие вызывающие позы – присели в прибрежной воде, где их застало появление чужаков.

Гости подошли ближе. Внимание к девушкам было почти осязаемым, взгляды напоминали щупальца, а читаемыми в глазах желаниями можно было долбить асфальт.

– Шариф, – представился тот, что поздоровался.

Громилой не назвать, но что-то в движениях намекнуло, что даже Бизончику придется туго, если дойдет до неприятностей. Подозрительный взгляд вспыхивал искрами готовой вырваться вспыльчивости, поджатые губы утопали в черной бородке. Колючесть напоминавшего взведенную пружину тела сводила на нет показную доброжелательность.

– Эмин, Ибрашка, – указал он спутников.

Эмин, прямой и тощий, словно состоял из одних конечностей, в отличие от смуглого земляка был белокожим, выбритым до синевы, а оттопыренные уши придавали облику некую забавность. Забавность разбивалась о жесткий, если не сказать жестокий, взор, с которым лопоухий взирал на студентов.

Эмин и Шариф выглядели лет на двадцать пять-тридцать. Третий, плечистый юнец с демонстративным бесстрашием в глазах, возрастом походил на старшеклассника. Приземистый, не выше Аскера – самого мелкого из присутствующих – он изо всех сил старался доказать взрослость, загорелое лицо бравировало темной щетиной, а принятая поза говорила о желании подраться. Вот вам и «Здравствуйте».

Шариф обратился к Бизончику, определив как главного.

– А у нас уже готово, – его короткая густая борода качнулась в направлении брызжущего жиром мангала, от которого исходил дурманящий аромат, – пальчики оближете, вы такого шашлыка никогда не пробовали. Приглашаем всех к нам.

Рита склонилась вроде бы к ушку Фани, но с громкостью по каким-то причинам решила не заморачиваться:

– А я боялась, что кавалеров не хватит. Этих можно было с собой не тащить.

«Эти» почувствовали себя неуютно. Желанием Ника было развернуться и топать домой. Остановили неоднозначность ситуации и приятели, которые делать этого не собирались. Особенно напрягся Аскер – пришедшие оказались ему знакомы. Впрочем, у выходцев с Кавказа даже незнакомые земляки в первую очередь – земляки, эта традиция, бесившая Ника и в то же время вызывавшая зависть, одновременно была средством выживания и способом добиваться невозможного.

– Салам алейкум. – Аскер двинулся к воде, не дожидаясь ответа Бизончика – тот тянул время, шепчась о чем-то с выглядывавшей из-за его спины Оленькой.

– Ва алейкум салам.

Шариф, Эмин и Ибрашка вышли на берег, чтобы приятель не мочил ноги. Аскер поздоровался с каждым за руку. Некоторое время велся неразборчивый разговор. Шариф кивнул на Ника, Аскер отрицательно мотнул головой.

– Приняли за своего, – тихо сказал Мирон.

Единственного черноволосого в четверке умников, Ника периодически принимали за южанина. Насколько он знал, таких кровей в роду не водилось. Николай Иванович Иванов – даже не считая отчества, одна фамилия говорила больше любых слов. Хотя…

Мирон тоже был Иванов – по написанию. Ударение на второй слог досталось, по его утверждению, от родственников-болгар. Впрочем, Ник допускал, что Мирон это придумал, поскольку имел особый взгляд на историю. А Луиза была Иваневич, по папе тоже русская… В общем, национальности – дело темное, едва копнешь – засыплет. Как говорил классик, поскреби русского – найдешь татарина. Нечто аналогичное можно сказать про всех, не будь перемешивания, человечество давно бы выродилось. Но проблема существовала, и национальная мозоль периодически кровоточила. На том и строилась дружба ИванОва, ИвАнова, Иваневич и Магомедова (это такой северокавказский Иванов), что в национальном вопросе они никогда не переходили на личности.

Поняв, что с распростертыми объятиями здесь не примут, и в чужой лагерь в ночь компания не пойдет, земляки Аскера по-братски попрощались с ним, а остальным сообщили:

– Мы не в обиде, понимаем, хотите одни побыть. Хорошо вам отдохнуть. А будет скучно – приходите.

Подмигнув «русалкам», гости ушли по мелководью.

Аскер рассказал:

– С Шарифом еще пять человек, их наняли куда-то в охрану, завтра должны приступить. Работа, говорят, может быть опасной, поэтому в последний день решили расслабиться. Видят, тут девчонки… но все в порядке, проблем не будет.

Озерную муть облизывали подступающие сумерки, потянуло прохладой.

– Где их носит? – Фаня вышла на берег, взгляд рыскнул по округе, а руки обхватили зябко передернувшееся мокрое тело. Особенно досаждал купальник, где с алых треугольников текло по коже, вызывая волны пупырышек. Переодеться в сухое на местности, где с одной стороны озеро, а с другой ровное поле, было негде.

– Коля, – ее глаза нашли Ника, – поставьте с ребятами палатки.

Бизончик, занятый переворачиванием шампуров, оскалился:

– Думаешь, сумеют?

– Разберемся, – буркнул Аскер.

Пока они разбирались, Рита и Фаня склонились над огрызавшимся на капающий жир мангалом, откуда веяло теплом.

Палаток оказалось три – две маленькие и семейная на несколько человек. Маленькие сами превратились в хлипкие пирамидки, стоило достать их из круглых упаковок – каркасы состояли из пружинящих трубок. При сборке большой понадобилась смекалка. Здесь каркас собирался из коротких планок, они вставлялись друг в друга и создавали сложные арочные конструкции. Место под палатки определил Мирон – на площадке, что возвышалась над остальным берегом на пару десятков сантиметров. Вроде бы мелочь…

– От дождя, – пояснил Мирон.

Рита уважительно кивнула и, прихватив кроссовки и белый спортивный костюм с загогулиной дорогого бренда, на карачках вползла в первую же палатку. Тонкие стенки зашатались от возни внутри. Фаня с таким же белым и на посторонний взгляд ничем, кроме трилистника вместо загогулины, не отличавшимся костюмом шагнула к другой палатке. На полпути она в задумчивости остановилась.

– Коля, вытри мне, пожалуйста, спину и везде, где мокро, – попросила девушка, прислушиваясь к чему-то.

Бизончик хрюкнул от застрявшего в горле смешка. Оленька ткнула его локтем, Фаня с укором покачала головой.

Ник стоически принял протянутый носовой платок – других тряпок, кроме одежды и брезентовых упаковок от палаток, в лагере просто не было. Фаня повернулась спиной, он поднял руку… и теперь уже все услышали дерганный взвывающий шум. От неумения водителя газовать. Кидавшийся грязью стальной жук рос на глазах, зигзагообразная траектория сначала выглядела смешно. Когда выровнялась, сидевшие на корточках Бизончик с Оленькой вскочили на ноги, выглянувшая Рита не выдержала:

– Ослепли, что ли?!

Красный внедорожник летел прямо на лагерь. Ник испытал нечто вроде экстаза самоубийцы, когда роковой порез сделан, и изменить ничего невозможно – через миг тебя сметут и раздавят, все кончено. А глаза вдруг замечают красоту картины – алый ореол светила, что медленно тонет за забором далекого леса, битву фиолетовых и сиреневых облаков, окрашенную в траур почву в позолоте упавших колосьев…

И неотвратимую, несущуюся навстречу смерть-любовь, растоптавшую веру-надежду и забиравшую в покой-бесконечность.

Сволочное подсознание нарисовало ту же красоту, как станет выглядеть через миг: с глухим чавком соударение живого и неживого, ошметки мозгов на лакированном капоте, разбросанные по земле свастики тел, у которых опорожнились оставшиеся без контроля кишечники…

Не зря сказано: во многой мудрости – много печали. Кое-каких подробностей лучше было не знать.

В последний момент водительница вырулила, и управляемые нежными ручками три тонны железа ухнули в воду. Часть вещей на берегу накрыло волной, шашлычнику с подругой тоже досталось. Обрызгало и палатку, где с визгом скрылась Рита. Метрах в двадцати от берега буксующие задние колеса зарылись в ил, на глубине примерно по колено машина завязла, презрительно фыркнула на прощание и заглохла. Ниже уровня воды оказались не только подножки, но и часть дверей, если открыть – затопит по самые сиденья. Не будь вседорожный монстр создан для преодоления водных преград, внутри уже плескалось бы море.

С легким жужжанием стекла опустились, Толик оценил ситуацию и принялся разуваться. Водительница еще не отошла от поездки – от эмоций не могла пошевелиться, только бурно дышала.

Толик закатал штанины как недавние гости, затем наполовину вылез в боковое окно, руками ухватился за рейлинг на крыше и вытянул тело целиком. Рубашка от соприкосновения с внешней стороной дверцы перестала быть белой, но хозяина это не волновало. Ступив в воду, он обошел машину. Из открытой им пятой двери, до которой вода не доставала, посыпался вал пластиковых бутылок объемом от полутора литров и больше. Два последних ряда кресел на этот раз оказались сложены, спинки создавали ровную поверхность, а весь объем салона, кроме передних сидений, заполнял странный груз, с которым поступили тем же не менее странным образом – просто вывалили. Водительницу и инструктора привезенный груз, казалось, больше не интересовал. Пустые емкости расплылись по поверхности, остатки скинула наружу пробиравшаяся с переднего сиденья Луиза.

– Это что? Это зачем? – Оленька просто сгорала от любопытства.

– Всему свое время. – Толик встал посреди воды в позу взывающего к небесам жреца и провозгласил, указав лицом на застрявший внедорожник: – Объявляю эту территорию суверенной территорией! Отныне здесь не действуют никакие государственные и прочие попирающие права личности законы. Здесь будет водружен флаг содружества независимых личностей и поставлен монумент свободе. Отныне это остров свободы!

Из проема на него изумленно глядела Луиза. Он повернулся к ней:

– Прыгай, отнесу.

Девичьи руки оплели его шею. Перехватив Луизу за талию и под колени, Толик двинулся с приятной ношей к берегу.

Фаня поняла, что момент упущен, и не она теперь главный ньюсмейкер – профессионала возомнившей о себе самоучке не перещеголять. Платок у глядевшего в другую сторону Ника был отобран, и несостоявшийся объект помощи нырнул в свободную палатку.

А Ник следил за безмолвным обменом репликами: Юрец поднятием бровей изобразил что-то вроде «ну как?», Толик в ответ поджал губы: «никак».

Не успело в груди заныть от счастья, как в ответ на ухмылку приятеля последовало уверенное прищуривание – мол, подожди, это только начало.

Стало неприятно. Отведя взгляд, Ник замер, и, возможно, у него открылся рот, потому что от такого должен был открыться: у окруженного водой внедорожника осторожно продавился капот, будто кто-то наступил или сел на него – мягко, аккуратно, чтобы прогнувшееся железо не издало ухающего звука.

Галлюцинация? Иного объяснения не существует. Двигатель не мог притянуть стальной лист изнутри.

Толик нес Луизу к мангалу. Если над водой девушка чувствовала себя замечательно, то, миновав песок и оказавшись над травой, она застеснялась, начала изворачиваться, и ее опустили на землю.

Луиза принялась оправлять задравшуюся одежду, над серой футболкой розовела прежде белая шея, биением прожилок на которой так любил любоваться Ник в минуты, когда сидели бок о бок за каким-нибудь занятием. Счастливые были времена.

Он вновь обернулся на внедорожник. Посреди мелко волнующейся глади озера около капота появилась выемка. Похоже на водоворот, но без завихрений и с отвесными стенками. Рядом медленно образовалась вторая, тоже ровная и глубокая. Словно две неровных трубы вертикально в воду воткнули. И – как недавно через траву в районе трассы, но теперь среди плавающих емкостей – обязанные принадлежать чьим-то ногам пустоты по дуге двинулись вокруг шумящего лагеря.

– Ми… – Ник хотел позвать Мирона, стоявшего рядом, но Толик вдруг рявкнул:

– К шашлыкам! Кто последний – с того поцелуй!

Все сорвались с места. Как маленькие, не раздумывая. Толик придерживал за руку спотыкавшуюся Луизу, за ними помчались Аскер и Мирон. Побежал и Ник. Последними из палаток выскочили переодевшиеся Рита и Фаня, но Фаня еще не обулась и, бросившись с кроссовками в руках, наступила на камешек или корень. Она охнула, присела на миг и, в результате, последней доковыляла до сгрудившейся вокруг мангала смеющейся компании. Толик осведомился:

– Разыграем кандидатуру или сама выберешь?

Он не мог не знать о ее чувствах. Видимо, Фаня посмотрела на него как-то особенно, или еще что-то, но, уловив в выражении ее лица нечто для себя опасное или в этой ситуации неприемлемое, Толик громко ухмыльнулся:

– Даю сто зеленых рублей, если поцелуешь Коляна!

Так иногда звали Ника. Каждый называл на свой манер и в разное время по-разному. Было все равно, а сердце замирало, и душа млела, только когда Луиза нежно говорила «Иваник». От совмещения имени и фамилии. Такое бывало редко, но когда бывало…

– Сто пятьдесят, если Аскера! – перебил ставку Бизончик.

– Столько же на Мирона! – присовокупила Рита.

Ухмыльнувшаяся Фаня направилась к Нику:

– Деньги не главное.

– Но не помешают? – хохотнул Бизончик.

– А то!

Противно чувствовать себя объектом сделки, но обнявшие руки, прильнувшая плоть и жадные губы погасили сопротивление.

Это оказалось больше, чем приятно.

«Хватит, Луиза смотрит», – вспыхнуло в мозгу.

«Луиза теперь с Толиком, – ответило что-то дремуче-пещерное, выглядывая из недр подсознания. – Ты ревнуешь ее? Пусть и она ревнует».

Все же влажная спайка губ разорвалась – нехотя, исключительно силой воли, что боролась с толкавшей друг к другу неправильной гравитацией.

– В свое время ты не отважился, – шепнула Фаня так, чтобы никто не слышал, – а теперь другие платят за то, что я тебя целую.

Ника обдало жаром: она все помнит.

– Мы с тобой в одной ситуации, – снова раздалось в ухе. – Мне нужен он, тебе нужна она. Нужно держаться вместе.

– Хватит шептаться, за это не доплачивают! – Риту возмутило, что член их элитной команды так привечает случайно прибившегося нищеброда.

Правда, ее собственные действия заставляли задуматься: а не банальная ли ревность говорит в девушке? Они с Фаней здесь единственные без кавалеров, и три неказистых середнячка – хлипкий-высокий, низкий-полненький и откровенно маленький – вполне годились на роль объектов временного интереса. Поговорка про рака на безрыбье существовала неспроста.

Толик в это время шептал что-то на ушко Луизе. Обернувшись на него, Фаня на миг прикусила губу: он даже не смотрел на свершившееся. Ему не было дела. Тогда Фаня сделала шаг вбок и по очереди поцеловала двух других.

А Ник то и дело косился на воду. Нечто непонятное, напомнившее классического человека-невидимку, больше не появлялось. Если допустить существование невидимки, то внедорожник привез его из района уборки территории – а откуда еще взяться такому количеству пластиковой тары, для чего-то собранной Толиком? Нечто… брр, лучше в живом варианте – некто дождался, пока Толик с Луизой набьют салон пустыми емкостями из мешков вдоль трассы, взобрался на крышу и, как Фаня до этого, приехал сюда. Здесь под шумок этот некто незамеченным вышел на берег… и все. В поле ноги отпечатков не оставляют, почва слишком твердая. Была бы собака…

Рассказать друзьям? Глупо. Они видели шаги в траве и не поверили глазам. Тем более не поверят словам.

И рядом Луиза. Если слушок на одну из тем, над которыми прежде смеялись, дойдет до нее… Где доказательства, что не почудилось? Следы на воде?

На воде нет, но на песке…

– Коля, ты куда? – бросила Фаня, которая до этого смачно облобызала Мирона и теперь только что оторвалась от низенького Аскера – для него ей даже пришлось склониться.

Ник отмахнулся. Он добежал до воды в районе, где гипотетический некто должен был выйти.

Все истоптано, везде следы – и голых ног, что могли принадлежать фотографировавшимся Фане и Рите, и обуви – в том числе тех, кто отдыхал или рыбачил здесь незадолго до приезда компании. Много свежих, но ни одного, который навел бы на мысли о чем-то странном. Если проверить подошвы всех, кто подходил к воде, можно вычислить посторонние…

И что? Какими глазами на Ника посмотрит Луиза?

Вообще, что он собирался найти? След динозавра, сказочной нечисти или космического пришельца? Если отбросить мистику и фантастику, остается одно. Привиделось. Либо, как всегда оказывается, случились природные явления: водовороты, газовые пузыри… или нечто другое, наукой еще не изученное.

Подошли Мирон и Аскер.

– Что-нибудь неправильное в этих следах видите? – Ник указал на песок.

– Нет. А что?

Ник развел руками и побрел обратно.