Читать книгу Кваздапил. Наявули 2 - Петр Ингвин - Страница 6

Глава 2. Правда или желание

Оглавление

Повисла давящая тишина. Наверное, нужно что-то сказать. Я сказал:

– Теперь мы на равных, можно спокойно поговорить.

Ага, «спокойно», кого я хотел обмануть? На то, чтобы казаться уверенным в себе и мужественно-непоколебимым, уходили все силы. Нервы искрили. Непокорный воле дремучий инстинкт то и дело поднимал голову. До сих пор мне удавалось его игнорировать, но проявления радости от присутствия рядом искушающей натуры – самостоятельные и откровенно нетактичные – видны невооруженным глазом. И этот глаз нет-нет да и соскакивал, чтобы в приведенном факте убедиться. Не сказать, что все это помогало мне отрешиться и собрать мысли для разговора.

Мадина тоже ощущала себя не в своей тарелке и отчаянно храбрилась. Чувствовалось, что она не знает, как вести себя дальше и что говорить. Ее план рассыпался после моего согласия. Завоевывать стало некого. Но одержанная победа была тактической, это выигранная битва, а не война.

– Как тебя отпустили? – спросил я.

Подтекст прозвучавшего: искать не будут? Ответа из сна я не помнил, а перестраховаться стоило. Если в таком виде ее найдут у меня…

Мадине мой вопрос не понравился, она буркнула с обидой:

– Я не собачка на привязи.

– Сформулирую точнее: кто еще, кроме Тимохи, знает, что ты сюда зашла, и через какое время Гарун или кто-то еще забеспокоиться о твоем отсутствии?

– Кажется, я тебя недооценила. Или переоценила. В первом случае ты хочешь позволить себе больше, чем это приемлемо, а во втором ты просто трус.

– Предлагаю третий вариант: я трезвомыслящий человек, который думает на шаг вперед, и именно моя основательность, то есть умение не делать и не допускать глупостей, сыграло роль и привело тебя в это уютное помещение.

– Может быть и так. Ты же не обидишь сестру друга?

– В вопросе сидит крупный подвох. Прежде чем ответить, нужно определиться с терминами.

– А ты, оказывается, зануда.

– Моя сестренка так же говорит. Кстати, она очень похожа на тебя. Конечно, не внешне, а характером.

– Я бы хотела с ней познакомиться.

– Не думаю, что это хорошая идея. То мое качество, которое тебя привело сюда и позволяет спокойно лежать без одежды в одной ванной со мной, у Машки отсутствует начисто – она сначала делает, а потом думает.

– И ты говоришь, что мы с ней похожи?!

Кажется, я случайно оскорбил Мадину, пришлось исправляться:

– Я говорил о характере.

– Я не знаю твою сестру, но, может быть, ты только думаешь, что она не думает? Ты сказал, что она похожа на меня. Наверное, она специально выглядит проще и глупее, чтобы тонко вести свою линию.

Не спорю, иногда Машка по сравнению со мной выглядит гроссмейстером. Говорит ли это о том, что она умнее? Была бы умнее – не попала бы в неприятности.

А не приснились ли они мне? Компроментирующие похождения и шантаж случились во сне, а как было на самом деле, никто не знает. Надо при первой же возможности поговорить с Машкой.

Поговорить об э-т-о-м? Так она мне все и расскажет, ага. Пока жареный петух не клюнет – не расколется. И все же я обязан что-то предпринять. Наверное, нужно ехать домой и выяснить все самому.

Мадина ждала ответа.

– Машка младше тебя, – сказал я. – Маленькие дети вроде бы не думают, а, между тем, взрослыми прекрасно манипулируют. Машка не настолько маленькая, но у нее это еще не выветрилось или хорошо усвоилось. А по складу характера вы очень похожи, сестренка так же любит жизнь во всех ее проявлениях и жалеет, что та в основном проходит мимо.

– Можно подумать, что ты о своей жизни так не думаешь, – фыркнула Мадина.

Ее весомые достоинства взвились белыми флагами капитуляции.

Мадина оживала. Я границ не переходил, наш разговор вяло тек на нейтрально-приятные темы. Вернее, на правильные и нужные темы, которые вели к чему-то. Неизвестно к чему. Пока. Поэтому их нейтрально-приятность успокаивала и вдохновляла на продолжение.

– Меня моя жизнь устраивает, – сказал я.

– Неправда. Знаешь игру «правда или желание»? Давай сыграем, и тогда ты не сможешь соврать, потому что дашь слово. А ты свое слово держишь, я знаю. И я свое держу, даже если мне это невыгодно. Иначе нельзя договориться о чем-то так, чтобы твое решение уважали и свою часть договора исполняли.

Я отметил:

– На опасную территорию заходишь. Играть с мужчиной на желание…

Я умолк. Для демонстрации недосказанного мои ладони опустились на сведенные колени Мадины и, невзирая на сопротивление, развели их, прислонив к бортикам ванной.

Теперь мы лежали в одинаковых позах. В прозрачной воде ясно просматривались обстоятельства, из-за которых мы оказались в том положении, в каком оказались.

Прямой взгляд Мадины буравил меня, тоже не отводившего глаз. Некоторое время мы молчали. Мой поступок сказал достаточно.

Первой опустила глаза авантюристка-гостья, что в нашей ситуации было не лучшим выходом. Мадина поняла это в ту же секунду, ее взгляд отскочил, как кот от включившегося пылесоса.

– Ты не просто мужчина, ты друг брата, один из лучших друзей, – проговорила она тихо. – Самый давний и самый надежный. Когда я спрашивала тебя, можешь ли ты обидеть сестру друга, я не спрашивала, а, скорее, утверждала: не сможешь!

– Я предложил разобраться с определениями. Так вот, обидеть можно по-разному. Это настолько широкое понятие, что некоторые виды обиды могут быть желанными, и нельзя валить в одну кучу гнусные приставания и ни к чему не обязывающее красивое восхищение.

– Хорошо сказал. – Мадина натужно улыбнулась кончиками губ, глаза оставались серьезными. На лице читались тревога и взбудораженное ожидание. – Ты прав, против некоторых видов обиды я не возражаю. Именно потому, что это ты, а не кто-то другой.

Я тоже немного опустил взгляд. Не давала покоя родинка на груди. Надо же расположиться в таком месте, чтобы всегда быть на виду, даже когда на нее не смотришь.

Родинка. Откуда я знал про нее во сне?

И появляется еще вопрос, не менее животрепещущий.

– Скажи, у Хадижат есть родинка… – я замялся и указал взглядом вниз, в черноту нежных зарослей, – там?

– Ну и память. Я думала, в возрасте, когда мы веселой кучей возились с игрушками, дети еще не делятся на мальчиков и девочек. А ты даже там разглядывал.

Интриги, тайны, расследования… к чертям собачьим. Получилось, что о родинках обеих сестер мне известно из далекого детства. Как же все просто объясняется, если откинуть мистику.

– Бабушку со стороны мамы зовут Сапият? – на всякий случай уточнил я еще один пункт сводившей с ума «сонной» программы.

– Ты и это помнишь?

– Хорошая память – признак зануд, а я зануда, и окружающим надо принять этот факт, если их в какой-то степени интересует мое общество.

– Истинный зануда. Это если подходить к делу формально. Если же учесть обстоятельства… – Покусывая нижнюю губу, после недолгой паузы Мадина проговорила с прищуром: – Кстати, ты забыл про обещание, а я жду. Ты обещал рассказать о том, о чем мне поговорить не с кем, и как у тебя было… это.

Для расшифровки сказанного низ ее тела толкнул меня под водой. Касание содрогнуло обоих. Я судорожно сглотнул. Кисти рук, собиравшихся отпустить девичьи коленки, непроизвольно сжались.

Мадина замерла. Она понимала, что играет с огнем, но для того и пришла – сыграть в «русскую рулетку», пройти по краю и насладиться невероятными эмоциями.

Огонь, с которым она играла, скрыть было невозможно. Хорошо, что с погружением второго человека уровень воды поднялся, иначе озерцо между телами напомнило бы площадь Святого Петра в Ватикане.

– Не обещал, а был подловлен на слове. – Я резко свел колени Мадины в прежнее сомкнутое положение.

Теперь ее икры ощущали крепость моего организма, но лучше это, чем видеть направленный туда взгляд. Кстати да, намного лучше. И приятнее. И, кажется, не только мне. Мадина выглядела несколько ошарашенной.

– И все же расскажу, – закончил я мысль, – в обмен на аналогичный рассказ.

– Аналогичного быть не может, разве не понимаешь?

– Я расскажу о своем первом опыте, ты о своем.

– Но у меня не было…

– Расскажешь о том, что было. Чувственный опыт – не только это. – Я ответно двинул вперед низом поясницы.

Приятно наблюдать, как девичьи короны белых дюн вытягиваются в набухшие стручки. Я снова сглотнул. Вспомнились, что ли, первые месяцы жизни? Сейчас мне конечно, не молока захотелось, а только саму емкость…

– На втором курсе… – начал я.

Жадная до подробностей слушательница уточнила:

– Ты же про первый раз?

– Да.

– Ясно. – Ненадолго увеличившийся излом бровей вернулся в обычное положение. – Слушаю.

– Мы отправились к знакомым девчонкам, а по дороге основательно затарились пивом и водкой. Нам оказались рады, и наутро…

– Подожди про утро. Сколько вас было?

– Трое парней, трое девчонок.

– Что вы делали?

– Пили. Всю ночь.

– Это понятно. А кроме?

– Потом не помню.

– Ты хочешь сказать…

– Все произошло в пьяном дурмане, в памяти ничего не осталось. Кстати, несусветное счастье, что я ничего не подцепил.

– А у тебя было с одной или?.. – Фраза оборвалась, глаза Мадины тонко сощурились.

Ей интересно. Жаль. У нормального человека такое должно вызывать отторжение. У меня бы вызвало. Но я продолжал врать напропалую. Как говорит древняя пословица, назвался штекером – полезай в разъем. Или говорится не так? Возможно, пословица мне придумалась, как и история с пьянкой. На самом деле в тот раз я свалился сразу, и было ли что-то у кого-то, знать не мог. У меня быть не могло точно, но в свое время для создания ореола мужественности история сгодилась. Другие ведь тоже ничего не помнили. С тех пор я пью только вино, по чуть-чуть, исключительно по важным поводам. Но от меня требовался рассказ, и я его давал:

– Говорю же – не знаю, кто с кем и как. Утром все проснулись в перевернутой вверх дном квартире, валялись вповалку, грязные, противные. Я очнулся первым и ушел.

Мадина протянула с огорчением:

– Это все?

– Теперь твоя очередь, жду.

Не было бы прошедшей ночи с Настей, где меня выжали и выпотрошили, как казалось, на год вперед, я бы не чувствовал сейчас некоторой легкости и не вел себя столь уверенно и даже, с моей точки зрения, хамовато-дерзко. Обычно мое поведение ничего общего с этим не имеет, но сейчас я чувствовал себя брутальным мачо, хотя знал, что не соответствую образу ни на грош.

– Хорошо. Обещала – выполняю. – Взгляд Мадины сверлил точку между своих коленок, что меня радовало: не люблю интимных откровений, если приходится смотреть в глаза, тогда и слушатель, и рассказчик, оба чувствуют себя не в своей тарелке. – Однажды с похожим вопросом я обратилась к Султану, вчера ты видел его на вечеринке. Он другой нации, не родственник, потому и выбрала. И по духу он мне ближе прочих: такой же безбашенный, но с диким самообладанием. Это качество бы нашему Шамилю, семья стольких проблем избежала бы…

Во сне все случилось из-за Шамиля, из-за этого Шамиль стал моим личным врагом. Но он обо мне даже не знал!

Все ли, что я знаю – правда?

Подсознание собрало по полочкам памяти всевозможные подробности и свело во снах в систему, поначалу вызвавшую оторопь. Дескать, откуда я все знаю?!

А ведь знаю, как ни странно.

– «Ты меня знаешь, – сказала я Султану. – Упорства мне не занимать, мотивы сильные, намерения серьезные. Если мою проблему не решишь ты, завтра это сделает другой. Хочешь остаться в пролете?» В ответ я заработала пощечину. И не одну. Я ничего не рассказала брату и снова пришла в общагу, где жил Султан. – Мадина победно улыбнулась. – Там он еще раз провел воспитательную работу, даже синяки остались. Я не сдалась, показала характер, и в следующий раз все было по-моему. Султан сам позвал меня к себе, провел в комнату так, чтобы никто не видел, и без глупой застенчивости рассказал по моей просьбе все, что меня интересовало.

– И показал?

– Ревнуешь?

– Хочу ясности.

– Скажем так: мой опыт больше теоретический, чем практический.

– Для теоретического хватило бы сведений из сети.

Взгляд Мадины с тоской пробежался по тесноте ванной комнаты, длинные волосы, понизу расплывшиеся в воде, отрицательно мотнулись:

– В сети – сплошная фантастика: все всегда готовы оприходовать всех, выдерживают любые марафоны, согласны на самые изуверские способы, не думают о последствиях и безопасности, не обращают внимания ни на качество, ни на количество, а вопли удовольствия похожи на закадровый смех в плохих сериалах – с реальными ощущениями не имеют ничего общего. Кому нравятся безотказные, неутомимые, не передающие болезней стерильные любовники – добро пожаловать в сеть. – Мадина грустно хмыкнула. – Как шикарно получилось в конце: «Добро пожаловать в сеть!»

– Многозначительно, – согласился я.

– В интернете есть картинки и видео с людьми, но нет людей, живые люди – совсем другое. Сколько не нюхай цветок на экране, запаха не узнаешь.

Направленный на меня взгляд был прямым и откровенным.

Я тоже решил быть откровенным и отрезал нам все пути назад:

– Скажи прямо, чего ты хочешь.

Мадина смутилась. Наконец-то.

– Узнать сегодня с тобой то, чего уже никогда не узнаю дома и что останется со мной навсегда.

– А ничего, что ты выходишь замуж?

– Не вижу связи.

Сильно сказано. Все точки над ё расставлены. И все же совесть не давала мне сделать последний шаг.

– Как же ты будешь жить с мужем, которого обманешь? – использовал я крайнюю возможность спустить все на тормозах.

– Обман – когда человек не выполняет обещания.

– Разве обман ожиданий – не обман?

– Ты о традициях, которые не дают житья нормальному человеку?

– Я о традициях, по которым живут твои сородичи.

– Угораздило же меня родиться не в то время не в том месте… Обмана не будет, хотя мне самой очень не нравится навешивание на меня выполнения устаревших требований. Но – пусть, раз так получилось. Что бы ты сейчас обо мне ни думал, а я храню девственность для будущего мужа и буду ему верна, чего бы это ни стоило. Я не сделаю ничего, что навредит будущей семейной жизни, и не обману надежды мужа. Но мы оба знаем, что волки могут быть сыты, а овцы целы.

– Прежний опыт зовет на новые подвиги?

Мадина помрачнела.

– Не люблю повторяться, но повторюсь: к тебе я пришла именно за опытом, которого у меня нет.

Упс. Во сне события развивались по-другому.

– А как же Султан?

В глазах Мадины полыхнуло, и меня порезало бы на клочки, если бы взгляды резали.

– Для этого мне нужен человек, которому доверяю. До вчерашнего дня у меня не было такого человека.

Лесть нравится всем, особенно такая, многообещающая. Я спросил:

– А ты не боишься?

– Боюсь. А ты?

– Чего?

– Кого. Например, моего брата.

– Боюсь.

– Спасибо за честность. Если б ты стал храбриться, я бы ушла, ненавижу вранье и врунов.

Мадина женственным движением ладоней пригладила волосы, а потом, не зная, что делать с руками, положила на мои ноги. Пока ее руки были вверху, грудь совершила грациозный пируэт, для мужского взгляда просто убийственный.

– Тебе тоже спасибо за честность, – выдавил я и облизнул губы.

Мадина заметила и нарочно подняла руки за голову, скрестив пальцами за затылком.

– Так лучше?

– Я за разнообразие. Мне нравится по-всякому.

– Тоже многозначительное заявление. Но разговор ушел в сторону, а мы хотели начать с «правды или желания». Мне кажется, нужно узнать друг друга лучше.

– Согласен. Пару минут назад мы говорили про разные виды обид. Тебя не обидит, если попрошу развернуться и прислониться ко мне спиной? Разговор глаза-в-глаза напрягает, мысли путаются. Я как-то не привык к серьезным дискуссиям в таком положении.

– А я, по-твоему, привыкла?

Мадина подтянула ноги, ее тело с торопливой возней провернулось на месте, и спина осторожно легла на мою грудь. Затылок столь же аккуратно опустился мне на плечо.

В предложении крылся подвох, мы оба о нем знали и оба сделали вид, что ничего не произошло. Наши взгляды теперь не встречались, и на нервах это сказалось в лучшую сторону, но теперь наши обнаженные тела касались друг друга намного плотнее, чем раньше. В спину… да, пусть будет в спину, Мадине упирался мой воодушевленный происходящим инстинкт. Не думаю, что у Мадины было с кем-то нечто подобное. Она застыла в приправленном ликованием немом ужасе, я чувствовал, как ее мышцы окаменели по всей поверхности соприкосновения.

Мы снова сделали вид, что все нормально.

– Начнем? – Мадина поерзала, устраиваясь на мне поудобнее. – Кто задаст первый вопрос?

Наверное, она хотела разыграть первенство жребием. Ее рука потянулась к лежавшему на бортике ванной мелкому обмылку – скорее всего, чтобы зажать в одном из кулаков и предъявить для выбора. Я остановил:

– Начнем по старшинству.

– Нечестно!

– Тогда – по традициям и обычаям. Они велят тебе слушаться мужчину.

– Будь эти традиции твои тоже, я бы не возражала, но мы живем в обществе равноправия. Нужно разыграть честно.

– Хорошо. – Я аккуратно, чтобы не вспугнуть, обхватил ее руками, ладони опустились на конусы грудей и нежно сжали. – В какой руке ничего нет?

Мадина остолбенела. При этом она не сделала ни движения, чтобы разомкнуть объятия или убрать мои руки, лишь сипло раздалось:

– Прикалываешься?

– Ты хотела разыграть, я разыгрываю по праву сильного. Если отгадаешь, спросишь первой. Согласна на условия?

Наверняка, у Мадины нашлось бы, чем ответить, но она просто кивнула.

Ее груди остались в мои ладонях. Упор в спину Мадины возрастал. Мы продолжали делать вид, что просто разговариваем.

– Как ты видишь свое будущее? – спросил я. – Для чего живешь? Что для тебя главное?

Мадина долго собиралась с мыслями. Наверное, ей мешало мое активное присутствие сзади и спереди – мои руки не просто лежали, они поглаживали и нежно мяли, сладостно ощущая тершиеся о ладони острия.

– Хочу испытать и попробовать все, что доступно, чтобы потом было, что вспомнить.

– И все?

– Уточню: чтобы было, чего стыдиться и говорить: «Какая же я была молодая и глупая!» У меня столько же прав на свою жизнь, как у моего будущего мужа. Он себя ни в чем не ограничивает, это согласуется с традиционным взглядом на мужчину, но я тоже хочу иметь приятное прошлое! Традиция велит мне достаться мужу нетронутой. Мне не нравится эта традиция, но я выполню ее ради родителей. А вообще, жизнь страшно несправедлива к женщинам. Желающих испытать удовольствие с мужчинами зовут шлюхами. Меня бесит до глубины души: почему, когда мужчины делают то же самое, их не обзывают оскорбительными словами? У тебя были женщины? Значит, ты шлюх.

Мадина помолчала. Я продолжал играть ее грудью. Мои бедра облегали ее бедра. Пальцы ног поглаживали под водой ее ноги. Жаль, на противоположной стене нет зеркала, мне хотелось увидеть выражение лица. И глаза. Мне кажется, они должны быть закрыты. Мадина пришла за ощущениями – она их получала.

Я тоже. И с ее выводом я был согласен, я – шлюх. Идеальное определение.

Будь по-другому, в моих руках была бы другая женщина. Единственная. Но я шлюх, и имею то, что имею.

Вопрос, который после долгого молчания задала Мадина, я не ждал:

– Ты влюблен?

– Наверное. Не знаю.

– Странный ответ.

– Другого нет.

– И кто же объект твоих грез?

– Пока только мыслей.

– Мне нужно имя и небольшое описание. Мы договорились говорить правду.

– Достаточно имени. Хадя.

Мадина встрепенулась, груди едва не вырвались из моих ладоней. Я с трудом удержал их на месте.

– Ты же видел ее всего один раз – вчера! Вы почти не разговаривали. Она даже танцевать с тобой отказалась.

Мадина не верила. Честно говоря, я сам не верил. Не надо мешать сон и явь. Когда сон развеется окончательно, я останусь с реальностью, где Хади не было, а были манипулировавшая мной Настя и, сейчас, Мадина со мной в ванне.

Однажды на каждую манипулирующую гайку найдется переманипулирующий ее болт. Сегодня этим болтом буду я. Шлюх. Зря Мадина заговорила о любви. Если только надеялась, что я назову ее имя, но никаких поводов для положительного ответа не было.

Хм. А если подумать… Шлюх со шлюхой – хорошая пара.

– Хадя помолвлена?

– Давно. Она не любит об этом говорить.

– Ей не нравится жених?

– Нравится.

Услышать это оказалось неприятно.

– Откуда она знает, какой он? Они хотя бы встречались, или все устроили родители?

– В нашей семье все решают родители. О, сколько ты задал вопросов! Теперь моя очередь.

Мне расхотелось говорить правду. Расхотелось разговаривать вообще.

– Не знаю, о чем ты спросишь, заранее сдаюсь. Говори желание.

Кваздапил. Наявули 2

Подняться наверх