Читать книгу Родить, чтобы воспитать - Петр Люленов - Страница 10

В очередное воскресенье после посещения церкви, в которой служба проводилась раз в две недели из-за того, что это была одна из двух действующих церквей в районе, а служил в обеих церквях один и тот же пастырь, который жил в районном центре, дед Никодим пообедал и в оставшееся время выходного дня решил отдохнуть. Он никогда не ложился спать в обед, потому что днем не мог заснуть, поэтому вышел на улицу, сел на скамейку возле дома и стал наблюдать за прохожими. Те, кто проходили мимо, узнавали старика и кивком головы здоровались с ним. Некоторые останавливались на короткое время, интересовались состоянием здоровья и шли дальше по своим делам. Иные даже присаживались к нему и, как обычно, уточняли, какой ожидается урожай в этом году. Так проходило время до вечера. Иногда под вечер к старику присоединялись соседи, которые к этому времени справлялись со своей домашней работой.

И вот к вечеру во дворе у соседей Перцевых поднялся крик: слышен был женский плач, потом заплакал и ребенок. Шуму было много. Но никто серьезно не реагировал на этот шум, потому что многие соседи, в том числе и дед Никодим, хорошо знали нрав Фомы Перцева. Он постоянно кричал на домочадцев и часто избивал своих детей, которые сильно плакали и просили маму, чтобы она их защитила от очередной отцовской порки. Матери ничего не оставалось делать, как тоже плакать. И на этот раз женщина плакала и просила мужа оставить в покое ребенка. Вот так проходила жизнь в семье Фомы Перцева. К этому «распорядку» все уже привыкли, и никто не вмешивался во внутренние дела соседей, потому что люди знали ― делать замечание Фоме ― бесполезно. Наоборот, даже себе во вред. Так как сердитый хозяин моментально переключал свой гнев на того, кто посмел сделать ему замечание, и, оставив в покое плачущую семью, он начинал ругать того, кто вмешался в это дело. Он кричал и требовал: «Не вмешивайся в мои семейные дела! Не твое собачье дело! Это мои дети! Хочу ― бью, хочу ― милую! И ты не лезь в мои дела, а лучше посмотри на себя».

Начинал Фома перечислять все недостатки человека, который сделал ему замечание, сопровождая все это руганью и нецензурными словами. Дед Никодим тоже это усвоил, поэтому и предпочитал не вмешиваться в семейные дела Фомы Перцева, так как был уверен ― соседи пошумят и стихнут. Надо отметить, что такая неразбериха в этой семье происходила не каждый день, а только тогда, когда хозяин семьи был сильно пьяным. А за последнее время такое случалось часто. Потому что, работая ездовым на МТФ и постоянно развозя молоко по селу, Фома еще выполнял и транспортные просьбы селян. Люди просили его подвезти им груз (зерно на мельницу, муку с мельницы, масло с маслобойки, мебель из магазина и т. д.). Поэтому к вечеру ездовой, выпивая магарыч за свои услуги, всегда был выпившим. Когда заказов на транспортные перевозки было много, да еще приходилось осиливать положенный магарыч, Фома напивался, как говорится, до чертиков. В такой день семья страдала пуще обычного. Жену свою, Марию, Фома редко бил. Зато постоянно кричал на нее, обзывал, замахивался кнутом или ремнем, когда она пыталась защитить ребенка, которого пьяный отец избивал. Крича на жену, он требовал, чтобы она не вмешивалась в его «воспитательную» работу. И Мария, зная характер мужа, всегда молчала, ни о чем не спрашивала, потому что боялась его. А когда он приезжал на подводе домой пьяным, то прятала детей и требовала от них, чтобы они не показывались на глаза отцу. Таким образом, как могла, оберегала свою семью. Ей было стыдно перед соседями за шум и постоянные разборки в семье, которые проходили часто, поэтому она редко выходила на улицу. Поступая так, избегала разговоров с людьми или вела замкнутый образ жизни. За это соседки ее прозвали скрытой тихоней. Трудно сказать, любил ли Фома свою супругу. Зато ценил ее, понимая, что все домашнее хозяйство держится на ней. Она кормила, поила и доила корову, реализовывала и дорабатывала полученное молоко. Вся стряпня по дому была на ее плечах. Огород при доме тоже она засевала и обрабатывала. Плюс к этому, пять месяцев в году, особенно в дни уборки урожая, она ходила на работу в овощеводческую бригаду. Как и все остальные колхозники, каждый вечер приносила домой по полной сумке овощей, которые консервировала или солила. Этим обеспечивала семью на зиму консервированной овощной продукцией. Глава семьи это видел и одобрял ― значит ценил деловую сторону жены и правильно понимал. Потому что он тоже заботился о том, чтобы его семья была обеспечена продуктами питания, и сам не оставался в стороне от этой проблемы. Отметим, что Фома Перцев не был ленивым человеком. Он ежедневно, включая и воскресенье до обеда, ходил на работу. Дома выполнял всю мужскую работу, в том числе убирал навоз после животных и делал из него кизяк, чтобы зимой топить им печку, заготавливал корма для скота и т. д. Когда дети подросли, чтобы немного облегчить труд жены, глава семьи стал требовать, чтобы они помогали маме по дому. И если его дочка Капа (Капитолина) без лишних напоминаний постоянно помогала маме в домашней работе, то два его сына, особенно Илюша, никогда сами не брались за работу, чтобы помочь матери. А иногда даже позволяли себе не выполнять и наказы отца, предпочитая потратить время, как выражался Фома, на дурацкие игры. Вот что становилось главной причиной озлобления главы семьи. И он, не задумываясь, наказывал сыновей за неисполнительность. Будучи трезвым, что в последнее время бывало редко, только кричал на мальчиков и заставлял выполнять свои поручения. Зато когда был пьяным, сразу применял кнут как испытанное средство воспитания или снимал ремень и жестоко наказывал провинившееся дитя. И бил до тех пор, пока мать не начинала плакать и просить мужа, чтобы он прекратил избиение ребенка. Вот и в нынешнее воскресенье Фома кричал, бил ребенка ремнем, а мать плакала и защищала его, из-за чего и поднялся очередной шум в этой семье.

Надо сказать, что чаще всего от отца доставалось самому старшему из детей, Илюше, который был не только непослушным малым, но еще он был и очень ленивым мальчиком, так как плохо учился в школе. Однако отметим, что отец никогда не наказывал Илюшу за то, что он принес из школы двойку в дневнике или баловался на уроках. Зато если тот отлынивал от работы, то получал от родителя сполна.

Через некоторое время во дворе у соседей Перцевых все стихло. Это означало, что на время найден компромисс, потому что в этой семье полного взаимопонимания никогда не было. Здесь главным средством воспитания было физическое наказание провинившегося и еще убеждение, что без воровства ― не проживешь. Дело в том, что в период летних каникул школа сама организовывала ученические бригады, которые помогали колхозу убирать урожай. Особенно годились дети в период уборки фруктов. И бригадир садоводческой бригады охотно брал ребят на работу, начиная со сбора черешни и вишни. Надо сказать, что и дети занимались этим с удовольствием. Они охотно лазили по деревьям и снимали плоды с тонких верхушек деревьев, чего взрослые не могли делать. Вот тут и начиналось. Если в период уборочных работ дети Фомы Перцева приходили домой, как он выражался, без добычи, то есть с порожними ведрами, то отец их ругал и требовал, чтобы они на следующий день исправили свою ошибку. Даже грозил сынишкам, что если завтра они снова не принесут домой фруктов, то он их отлупит. Дети послушно выполняли требование отца. Но если более взрослый Илюша притаскивал домой почти полное ведро плодов, то его меньший братишка, Жорик, одолевал только полведра. Он отдавал его матери и жаловался, что ему тяжело нести такой груз. Мама это понимала и разрешала малышу накладывать в ведро столько фруктов, сколько он сможет осилить, лишь бы папа его не ругал. Но в один вечер, когда дети пришли с работы уставшими, ― весь день лазили по деревьям и собирали мелкие вишни ―отца застали дома. Он только что вернулся с работы. Был уже пьяным и решил проверить, как дети выполняют его указание. И когда увидел, что Жорик принес мало вишни, накричал на мальчика. Обозвал его симулянтом и потребовал, чтобы тот не сачковал, а наполнял ведро доверху, когда идет домой. Ребенок расплакался и жалобно посмотрел на маму, ища у нее защиты. Мать жалела Жорика, так как видела, что он еще совсем ребенок, перешел только во второй класс, но не смела перечить неразборчивой требовательности отца, потому что знала его характер и боялась худшего: чтобы родитель не взялся за ремень. Но меры приняла. На следующий день, провожая детей на уборку фруктов, она дала Жорику маленькое ведро для работы и шепнула ему на ухо: «Вечером наполняй его на две трети, и тогда папа не будет тебя ругать, что ты мало принес домой фруктов». Жорик улыбнулся матери, потому что был доволен, что сможет выполнить требование отца, и тот больше не будет на него кричать и обзывать симулянтом.

В тот воскресный день молодой сосед деда Никодима, Фома Перцев, тоже решил немного отдохнуть. Вышел на улицу, огляделся. Увидел, что его старый сосед сидит один на уличной скамейке перед своим домом, и решил составить ему компанию. Подошел к старику, подал ему руку, улыбнулся, поздоровался и спросил: «Скучаешь один? Вот я и решил избавить тебя от скуки».

Сел возле соседа и уставился на него, явно ожидая вопроса, что, мол, там у вас во дворе за шум был. Но старик об этом не спросил. Тогда Фома сам стал жаловаться на детей, доказывая, что они непослушные. Слушая Фому, дед Никодим обратил внимание, что, жалуясь на своих маленьких сыновей, отец ни словом не обмолвился о том, что они дурно учатся. Зато упрекал их в том, что они ленивые, не помогают родителям по хозяйству, и даже посетовал, что его дети плохо понимают жизнь.

Дедушка Никодим удивился этому и заинтересованно спросил: «А в чем это выражается?» И активный Фома стал объяснять собеседнику, каких усилий ему стоило, чтобы убедить своих взрослеющих отпрысков, что с работы надо приносить полные ведра фруктов или ягод. Привел пример, как отругал и чуть не отлупил Жорика, когда он принес домой вишни только на дне ведра. Заодно стал упрекать жену Марию, что она не помогает ему в этом «важном воспитательном процессе», а балует детей. Ехидно улыбаясь, Фома привел пример: «Вот взяла и дала Жорику маленькое ведро, и теперь он после работы приносит домой в два раза меньше ягод, чем мог бы принести».

Приподнял указательный палец вверх и изрек: «Поступив так, Мария думает, что я это безобразие не заметил? Но я все видел! Меня не так просто провести, но я пока буду молчать! А вот зимой, когда варенье и компоты закончатся, тогда я ее спрошу: чем мы теперь будем кормить нашу большую семью? Неужели и фрукты надо будет покупать на мою мизерную зарплату? Не лучше ли было эти фрукты и овощи принести с колхозных плантаций во время уборки урожая! А на деньги купить детям обувь или еще что-нибудь. Вот тогда она поймет, что я был прав, когда ругал детей и требовал от них, чтобы они каждый день приносили с работы по полному ведру или по полной сумке ягод или плодов.

Фома заметил удивленный взгляд соседа и сделав вывод, что собеседник правильно понимает его, вздохнул и продолжил: «Поймет меня Мария, если у нее мозги работают. А пока она только и знает, что защищает своих ленивцев, а не требует с них хорошей работы. Заладила одно и то же: «Они еще маленькие!» Маленькие для работы, а вот кушают больше взрослых. Разве я один на свою маленькую зарплату смогу прокормить эту семью из семи ртов?»

Он снова стал доказывать собеседнику, что, работая в колхозе, нельзя прокормиться без того, чтобы не воровать. И если ребенок с этих пор не будет уметь умеренно воровать продукцию, которую убирает с общих колхозных полей, то как он проживет свою взрослую жизнь?

Не умея умеренно воровать, он просто умрет с голоду. Сделав такое «умное» заявление и повременив, Фома продолжил доказывать свою правоту: «Вот и сейчас я своим детям снова об этом толковал. А более ленивого Илюшу наказал за то, что он не убрал навоз после коровы. Отпетый ленивец! Такой ленивец, если ничего ему не скажешь, целый день будет бегать за футбольным мячиком, но добровольно делом никогда не займется. А Мария вместо того, чтобы поддержать меня, расплакалась и начала умолять, чтобы я перестал бить этого ленивца. Ну, я не стал больше его бить. А вот жене сказал, что если она все время будет его защищать, то этот хулиган и ленивец скоро сядет нам на голову».

Фома замолчал. Он уставился на деда Никодима, явно ожидая его реакции на то услышанное. Но сосед молчал. Это удивило Фому. И немного погодя он спросил деда Никодима: «Скажи мне, старина, правда, что мы росли совсем другими детьми! Вот я ― ровесник ваших детей. Мы вместе с ними росли. Я помню, как они с малых лет выполняли твое домашнее поручение. Не забуду, как твои сыновья, Николай и Матвей, даже прерывали начатую нами игру и бежали выполнять задание родителей, чтобы они их не ругали. Я не помню, чтобы вы с бабушкой Домной били своих детей. И почему-то они росли послушными детьми. А я постоянно бью своих ленивых отпрысков как сидоровых коз, а они по-прежнему не хотят работать и не выполняют мои задания. Вот и делаю вывод, что совсем другая поросль пошла. Растут наши дети непослушными детьми. И мне непонятно, почему так происходит? Правда, я тоже плохо учился в школе. Помню, когда бросил школу после второго класса, отец меня тоже ругал и потребовал, чтобы я продолжил учиться. Даже приводил мне в пример твоих сыновей, которые хорошо учились в школе и успешно ее окончили. Я тогда не послушался своего отца и школу бросил. Но зато я хорошо работаю и, слава Богу, свою семью сытно кормлю. А мои отпрыски плохо учатся в школе, да еще и работать не хотят. Ну как таких детей жалеть и не бить их?!»

Дед Никодим внимательно выслушал своего молодого соседа. Он видел его недостатки в воспитании своих детей. Даже предчувствовал, что если Фома продолжит таким же диким методом пестовать их, то будет беда. Опытный старик понимал, что глупо надеяться на то, что только порка заставит ребенка идти по жизни правильным путем. Думая об этом, вспомнил о недавней беседе с Илюшей, старшим сыном Фомы. Понял, почему у этого подростка такие опасные замашки и уже знал, кто нацелил этого мальчика на воровство. Поэтому больше не удивлялся, что этот отрок видит себя в будущем не в роли активного и умелого работника, а авторитетным вором в законе. Однако ничего не сказал Фоме о беседе с его сынишкой, потому что понимал ― пользы от этого не будет. Будет только очередная порка Илюши, которая еще больше его озлобит. Но на некоторые вопросы, поставленные собеседником, все же попытался ответить: «Видишь ли, Фома, я почему-то убежден, что одной только твоей строгости к детям явно недостаточно. Извини за откровенность, но если спрашиваешь, то я свое мнение скажу».

Фома сдвинул брови и грозно посмотрел на собеседника. Дед Никодим понял, что если скажет ему прямо об ошибках, то сосед разнервничается, встанет и уйдет, показывая этим свое несогласие. Поэтому решил сначала похвалить молодого соседа, сказав: «Знаю тебя Фома с малых лет и всегда оценивал положительно, поэтому поучать тебя не собираюсь, тем более сегодня, когда ты уже взрослый мужчина и неплохой семьянин. Вот и не хочу тебя воспитывать». От похвалы лицо у Фомы немного разгладилось, а старик продолжил: «Однако если спрашиваешь моего мнения, откровенно скажу тебе, что я не совсем одобряю одни только жесткие меры в воспитании детей. Далеко за примером ходить не стану. Вот, например, я своих детей никогда не бил и считаю, что поступал правильно. Жену тоже никогда не бил».

Сказав об этом, дед Никодим обратил внимание, что его собеседник снова сдвинул брови. Понял, что он не доволен, тем услышанным от соседа. Чтобы лучше быть понятым, старик решил пошутить: «Однако все время пугаю свою жену, что когда-нибудь ее отлуплю! Знаешь, это помогает! Потому что она не знает, страшно это будет или нет, и постоянно слушается меня, боясь, чтобы я ее не избил. Вот и вела себя моя жена достойно. А стоило мне хотя бы один раз ее отлупить, как она поняла бы, что это не так уж и страшно. Тогда не исключаю, что могла бы допустить и супружескую неверность».

Дед Никодим засмеялся. Фома не ответил на его смех, только чуть-чуть улыбнулся. Но все же по его лицу было видно, что у него немного исчезло нервное напряжение. И чтобы еще больше поднять настроение собеседника, старик опять его похвалил: «Вот я замечаю, что ты тоже не бьешь свою жену и правильно поступаешь. Она у тебя прекрасная хозяйка. Да и видать любишь ты ее, если вы имеете уже троих детей. А вот с воспитанием детей ты допускаешь ошибки. Одна из них ― это чрезмерная строгость к детям. По-моему, ты слишком часто их бьешь. Я считаю, что частое избиение ребенка не воспитывает его, а только озлобляет. Наверно, не следует ребенка всегда бить. Иногда надо с провинившимся ребенком и поговорить по душам. Ведь можно и словами ему разъяснить, что так поступать нельзя. Мы, например, с женой всегда в первую очередь объясняли ребенку, к чему может привести его плохой поступок. И уверяю тебя, это помогает. Ты сам только что говорил, что наши дети росли послушными детьми. Конечно, об этом можно говорить в общем, потому что дети есть дети и иногда они балуются. Но выросли они хорошими людьми: учились в школе хорошо и после школы получили специальности. Завели семьи, трудятся хорошо и заботятся о своих домочадцах. Мы с женой радуемся их успехам и гордимся, что не только породили, но и правильно воспитали своих детей. Хотя и не совсем довольны тем, что оба сына уехали из села, осталась здесь одна дочка. Но что поделаешь, таковы сегодняшние времена ― везде люди требуются. Главное, чтобы все люди занимались полезным делом. И слава богу, что мои дети работают хорошо, да и нас, своих родителей, не забывают. И это меня тоже устраивает».

Старый сосед говорил и смотрел Фоме прямо в глаза. Он видел, как лицо собеседника мрачнеет, но тот слушает и пока молчит. Решив, что его понимают, дед продолжил: «Вот ты постоянно бьешь своего Илюшу, а он продолжает нарушать. Это подтверждает мое мнение, что часто бить ребенка нельзя. Учти, что ребенок уже с пеленок мыслящий человек. Если его все время бьют, у него создается впечатление, что сколько бы он ни старался делать хорошее дело ― все равно это остается незамеченным. Потому что стоит ему только один раз ошибиться, как родители тут же берутся за ремень. Отсюда ребенок делает вывод: нечего усердствовать, так как все равно будешь битым даже за малейшую ошибку. Поэтому твой Илюша продолжает шалить: в школе балуется и плохо учится, дома ленится и даже не все твои указания выполняет».

Последние слова омрачили Фому. Он опять сдвинул брови и сердито посмотрел на деда Никодима. Тот понял, что собеседник не в восторге от его рекомендаций, но все же продолжил разговор. И вспомнив о случае с Илюшей в своем доме, решил напомнить отцу, что тот зря учит своих отпрысков, чтобы они с детства начинали воровать. Но чтобы не обидеть собеседника, сослался на других родителей, сказав: «Очень плохо, когда некоторые родители внушают своим детям, что в наше время обязательно надо воровать. И даже доказывают им, что если, работая в колхозе, не будешь воровать, то чуть ли не умрешь с голоду. А есть и такие, которые идут дальше и внушают детям, что люди всегда воровали и воровать будут».

Фома больше не мог выдержать такого разговора с соседом, который полностью касался его и явно противоречил его убеждениям. Он вскочил со своего места и закричал: «А разве это не так! Или ты совершенно слепой и не видишь, как в нашем колхозе все до единого колхозника воруют! И председатель колхоза ворует, поэтому все колхозники тоже воруют. А самые большие воры ― это бригадиры, дружинники и сторожа, которые должны охранять колхозный урожай. Уж извини, но мне говорить о том, что это неправда, ― нельзя! Потому что я на сто процентов в этом убежден. Поэтому и утверждаю, что в колхозе каждый ворует. Не скрываю, что говорю об этом своим детям. И говорю им правду, которую сам своими глазами вижу! Даже больше скажу тебе, много страха набрался я из-за того, что часто сам нарушаю, воруя корма для своих домашних животных. А он, видите ли, убеждает меня, что я неправильно воспитываю своих детей, когда убеждаю их, что, работая в колхозе, надо воровать. А как же мне поступать, если по-другому сегодня жить нельзя? Хотя бы ты пойми меня правильно. Если в наше время будешь изображать из себя честного человека и после работы пойдешь домой с порожней сумкой, то умрешь с голоду. Потому что при этой низкой оплате труда в колхозе семью точно не прокормишь. Об этом я знаю не понаслышке, так как сам живу такой жизнью. И не говорить об этом своим детям ― не могу!»

Фома кричал, размахивал руками перед лицом собеседника. Этим азартно доказывал, что в колхозе все воруют. И вдруг неожиданно сразу замолчал. Сел на свое место и испуганно начал оглядываться. Он понял, что порет горячку, но от своих слов не собирался отказываться. И уже тихо забормотал, доказывая, что нет ни одного человека, который, убирая урожай с колхозных полей, не приносил бы домой после работы полную сумку фруктов, зерна или то, чего сегодня убирают. Немного помолчал. Наверно, пожалел, что признался в своем воровстве кормов с фермы. А может быть, почувствовал, что неправильно поступает, делая это на глазах у детей, но отказаться от этого никак не мог. Понизив голос, с чувством сожаления, признался, что иногда убеждает своих детей, что если в наше время не будешь воровать, то умрешь с голоду.

Затем снова стал заверять старика, что ничего в этом не видит плохого. Как бы в оправдание, подчеркнул, что требует от мальчиков, чтобы они умеренно воровали. При этом предупреждает, что иначе их могут наказать, если, например, поймают с крупной кражей. Повременив немного, удивленно спросил: «Не понимаю, как ты, уже старый человек, этого не видишь? И как можно с таким жизненным опытом сомневаться в том, что люди воруют? Воровство всегда было и будет! Это дело вечное. И если я говорю об этом своим детям, то это сущая правда. Разве в ваше время, когда еще не было колхозов, люди не воровали? Я же помню хорошо и эти времена и знаю, что тогда воровали в еще больших размерах. Не забыл, как у моего отца бандиты посреди ночи вывели из сарая двух лошадей и оставили нас во время уборки без тягловой силы. Вот такое воровство, когда обижают одного человека, я осуждаю. Сегодняшнее воровство ― мелочи, потому что воруют из общей кучи, а не у одного человека. В связи с тем, что куча большая, даже незаметно, что человек наполнил свою сумку. Поэтому и не сажают власти таких людей в тюрьму, а только штрафуют попавшихся с ворованным продуктом на товарищеском суде. Правда, при дедушке Сталине за один килограмм украденного зерна сажали в тюрьму. Но люди все равно воровали! Что же им делать, если они голодные?! А когда грозный Сталин умер, то воровство еще больше усилилось. Знаю это хорошо. Вот об этом и толкую своим детям! И что, по-твоему, здесь неправильного?»

Фома улыбнулся, уверенный в своей правоте. Но дед Никодим ему возразил: «Может, ты, Фома, в чем-то и прав, но в одном ошибаешься ― нельзя воровство пропагандировать. Как бы там ни было ― это грязное дело! И учить детей воровать ― нельзя! Как можно ребенка убеждать, что нас окружают одни воры? Ведь, согласись, что подавляющее большинство людей ― это порядочные люди, которые боятся греха перед Богом. А тот, кто боится греха, меньше творит зла. Ты же всех стрижешь под одну гребенку. Нельзя всех обзывать ворами, потому что есть люди, которые живут честным трудом. Они выполняют Божью заповедь «Не укради» и не воруют, боясь греха перед Господом. Даже среди колхозников есть такие люди. Например, зачем трактористу или комбайнеру воровать зерно сумкой и только позорить себя такими мелочами? Ты сам знаешь, что эти специалисты на законных основаниях получают зерно тоннами за свой труд. Этого заработка им хватает на целый год, чтобы обеспечить едой свои семьи, и они довольны. Вместо того чтобы учить своих детей умению воровать, ты бы лучше заставил их хорошо учиться в школе и набираться знаний, чтобы потом продолжить учебу в специальных учебных заведениях. Там приобрести нужную специальность, а впоследствии серьезно работать и много зарабатывать, чтобы лучше жить. А твой Илюша не только плохо учится в школе и по два года сидит в одном и том же классе, но он еще и хулиганит. Даже позволяет себе оскорблять учительницу Александру Васильевну, которая желает дать ему знания. Ты объясни ему, что это не в его интересах, потому что в нынешние времена, при сегодняшнем наличии различной техники, без школьных знаний невозможно будет эту технику изучить и освоить. А как, не зная в совершенстве технику, можно будет на ней работать? Без грамоты в сегодняшней жизни и шагу не шагнешь! А твой Илюша этого не понимает, и ему никто не подсказывает, что учительницу надо слушать внимательно и запоминать все то, чему она учит, а не спорить с ней или еще хуже ― оскорблять ее».

Последние слова старого соседа опять вывели Фому из равновесия. Он вспылил, вскочил со своего места и начал обзывать учительницу, обучающую его сына, нецензурными словами. И стал доказывать, что не он виноват в том, что его сыночек плохо учится в школе, а сама учительница в этом виновата, заявив: «Лучше бы она на себя посмотрела, коза несчастная, и как следует готовилась бы к урокам. Ты должен знать, что у хорошего учителя ученики тоже хорошие. А эта накрашенная краля еще жаловаться задумала на моего Илюшу. Видите ли, он не слушается ее, плохо учится, и в этом я тоже виноват. Но не я же учу его грамоте? Вот пусть учительница как следует занимается своим делом! Плевать я хотел на такую учительницу, которая жалуется, что ученики ее не слушаются. Да кто же будет ее слушаться, когда она сама еще ребенок? Понаслали в наше село одних малоопытных подростков вместо серьезных учителей и ждут, чтобы они, будучи еще детьми, учили наших детей. Вот и не получается ничего из этой глупой затеи».

Видимо, Фома Перцев осознал, что и здесь наболтал лишнего, потому что перестал кричать и уже тихим голосом продолжил свой монолог, доказывая, что учитель должен быть требовательным человеком, которого ученики должны бояться. Он твердил: «Только страх может заставить подростка, чтобы он как следует учился. Именно строгое наказание ученика заставит его слушаться на уроках. А вместо этого учителя только ноют, что какой-то ребенок их не слушается. Тоже мне, учителя! Гнать надо таких учителей с работы! Знаю я, как правильно надо воспитывать детей! Я уверен, что без использования ремня здесь не обойтись. Вот я своих детей поэтому и бью, чтобы они лучше понимали меня. Разве я не прав?»

Старик понимал, что его собеседник в корне не прав, но одновременно осознавал, что этому испорченному мужчине трудно объяснить, что он плохо ориентируется в методах воспитания детей. Поэтому стоит ему сказать прямо, что он не прав, как он снова вспылит. Закричит на всю улицу и начнет доказывать, что только ремнем и страхом можно добиться, чтобы ребенок тебя слушался и выполнял твои требования. Немного подумав, дед Никодим ответил: «Не могу полностью отрицать твои методы воспитания, потому что из практики знаю, что иногда и строгость помогает. Однако я вынужден тебя огорчить. Я считаю, что постоянный страх и чрезмерная строгость плохо влияют на воспитание ребенка. Он, бедняга, конечно, будет дрожать перед тобой, боясь ремня. А что будет, когда ребенок подрастет? Ты же не сможешь его бить после того, когда ему исполнится двадцать лет? Он тебе больше не позволит издеваться над собой. И недалек час, когда сам начнет воспитывать родителя. Вот тебе и результат такого метода воспитания детей, когда вырастают плохие и очень злые люди. Освободившись от страха перед родителями, такой человек остается со злостью, которая требует мести за причиненный ему вред в детстве. Мстя за свои оскорбления в детстве, он начинает нарушать общественный порядок. Такие люди, повзрослев, и становятся ворами, вымогателями, обманщиками и даже убийцами. Вот к чему приводит воспитание ребенка одним страхом. Поэтому мой тебе совет Фома: больше надо говорить с детьми. Постоянно разъяснять им, что зло ― это плохо, а добро ― это хорошо. И напоминать им, что злые люди, нарушив закон, сидят по тюрьмам, а добрых людей народ уважает и почитает. Извини, но я наблюдаю за твоим Илюшей и боюсь, что из него вырастет плохо воспитанный, значит, злой человек. Пока не поздно, ты измени свой метод его воспитания и вместо жестокости примени к нему и поощрительные меры. За каждое доброе дело его хвали…»

Но Фома Перцев не дал деду Никодиму закончить свою мысль. Он в очередной раз вспылил. Вскочил с места, но на этот раз не стал кричать и спорить со стариком, не начал доказывать ему свою правоту, а сразу пошел домой, бормоча: «Учить меня решил, как я должен правильно воспитывать своих детей. Тоже мне учитель нашелся! Наверно, забыл, что у него у самого та же самая начальная школьная грамматишка, что и у меня. Драть всех надо! Порка ― это и есть самый надежный метод воспитания! Если человек не боится порки, тогда что это за воспитание? Вот из тех детей, которых родители баловали в детстве, и вырастают плохие люди. А он мне толкует обратное дело! Глупость какая-то. Как может получиться из ребенка хороший человек, если в детстве его ни разу не пороли до того, пока его попа не посинеет!»

Дед Никодим смотрел вслед уходящему соседу, озабоченно качал головой и думал: «Тоже мне, отец, воспитатель трех детей. Вот у таких горе-родителей и вырастают плохо воспитанные дети. А сыночек Фомы, Илюша, явный кандидат в плохие люди. Если с этого возраста только и слышит от отца, что надо умело воровать, что без воровства не проживешь». Старый сосед угадал, а мы, читатель, в этом убедимся, проследив за дальнейшим жизненным путем Илюши Перцева. А пока только подтвердим, что не зря в народе говорят: какая кастрюля ― такая и крышка к ней.