Читать книгу Тени звезд - Питер Олдридж - Страница 16

17—18 октября 1864

Джеймс был опустошен до дна сияющим светом и дуновением ночи, и в бессилии он уронил голову на грудь и сделал глубокий вдох. С воздухом к легким подступила тупая удушливая боль. Тревожное предчувствие закралось в его сердце и впилось в него, разливая свой болезненный яд. Он огляделся в попытке найти подтверждение своим страхам, но ни единая пылинка не шевелилась, и ни одно живое сердце не билось поблизости. Никто не преследовал его, а если и преследовал, то скрывался так хорошо, что можно было подумать, будто он затаился в другом пласте реальности.

Еще раз с высоты своего роста Джеймс оглядел залитые лунным светом дома, а после побрел в сторону поместья семьи Ланвин. За ним медленно, но неотступно следовал невидимый странник, возбуждая тревогу в разгоряченном сердце.

Поместье вырастало из-за холмов высеченной из черного мрамора громадой, и его послушные, подрезанные и вычищенные сады расстилались по земле сырой и шуршащей массой, а к небу вздымались вычерчивающие в кристальной высоте и скрещивающиеся в фантасмагорическом волнении оголенные, обугленные осенью, яблоневые прутья. Свет луны пронзал сад насквозь, обтекал стволы и ветви, и плоды, облеплял листья, реками струился по земле.

Луна светила с спину Джеймсу и тогда, когда он поднимал голову, она ласкала его лицо, его губы, волны русых, подпаленных солнцем волос, и лучи свои опускала, что в омут, в его глаза, в самый зрачок, обрамленный зелеными и золотыми иглами цвета, ниспадающими в светло-янтарную глубину, пропадающую в темном кольце сепии.

Окна дома были черны, и наблюдали за путником подобно пустым глазницам. Джеймсу становилось не по себе, когда он поднимал глаза на эти бесконечно черные симметричные пробоины, и потому он глядел себе под ноги, не решаясь встретиться взглядом с оскверненной громадой дома.

Смерть царила здесь – он ощутил ее присутствие задолго до того, как приблизился к порогу, и нечто совершенно новое для него витало в воздухе, отравленном убийством. Джеймс приготовил пистолет, осторожно придвинулся к двери и отпер ее отмычкой.

Никого. Мертвая, мучительная тишина, запах смерти, запах свернувшейся и запекшейся крови. Джеймс остановился в замешательстве, и пыль заскрипела под его ногами, разливая в воздухе сладковатый запах и шипящий глухой звук. Он всмотрелся в темноту впереди, и она показалась ему живым существом, бесконечно шевелящимся и тянущим к нему свои щупальца. Плотно прикрыв за собой дверь, Джеймс зажег в руках лампу и приблизился к лестнице.

Кровь еще не отмыли, но уже затоптали – повсюду виднелись грязные следы полицейских сапог. Темно багровые пятна и густые подтеки расползались по всей гостиной, а в центре ее растеклось одно бесконечное огромное кровавое пятно. Кровь впиталась в половицы, в обивку мебели, осталась даже на потолке, на клавишах пианино, на бронзовых подсвечниках и лампах. И Джеймс чувствовал странную энергию, волнами исходящую от каждой иссушенной капли этой крови – он словно знал, какому существу из всех возможных форм жизни она принадлежала, и существо это – ощущение этого странным видением захлестнуло Джеймса – знало его.

Он застыл на месте, и его обволокла со всех сторон тишина. В этом доме она была совершенно отличной от любой иной тишины: она словно представала в виде монотонного глубокого звука, вязкого, как желе и затягивающего в свою лишенную воздуха массу.

Темнота здесь становилась осязаемой, и Джеймс чувствовал ее прикосновения на своей коже, и она проникала сквозь нее, разливаясь в мышцах, пронзая костный мозг. Она оставляла холодные следы на его шее, словно пыталась сжать его горло и лишить легких воздуха.

Джеймс прикоснулся к присохшей к полу крови и поднес пальцы к лицу. Он закрыл глаза, и смутная картина восстала в его сознании, и он смог различить брызги крови и звук разрывающейся плоти, и увидеть бледное сияние кожи в полусвете ночи. Он услышал звуки голосов, доносящиеся издалека, и ощутил, как сердце его сжимают холодные руки опасного и могущественного существа.

Он открыл глаза, и капли пота выступили у него на лбу. Тьма зашевелилась в углах, подползая к нему со всех сторон, и Джеймс почувствовал, как задыхается, и кинулся прочь из проклятого дома, в ужасе, какого еще не испытывал даже перед лицом смерти. То, что произошла в этих стенах – больше, чем убийство. Он чувствовал, как душа здесь разлетелась на осколки, омывшись кровью, и безразличная тьма навсегда поселилась в ее глубине.

Он поспешил как можно скорее покинуть поместье и раствориться среди улиц, но только не возвращаться более в эту холодную шевелящуюся тьму. Он не заметил мелькавшего за его спиной силуэта, не заметил его дыхания совсем близко, прямо у своих губ, как не заметил и обжигающего фосфорическим пламенем блеска глаз, глядящих в его глаза, когда он задумался на секунду, сидя за письменным столом в своей комнате.

Он раскидал по полу все те книги, что ему удалось добыть в городской библиотеке, и стал перелистывать страницу за страницей, но уже потерял всякую надежду что-либо отыскать. Он оказался беспомощен, как младенец, уязвим и безоружен. То существо, что убивало так беспощадно, могло настигнуть и его, настигнуть и поразить.

Джеймс закрывал глаза и протягивал к неизведанному свои руки, но добраться до него и остановить он был не в силах, и ему оставалось лишь покорно принимать свою беспомощность, оставаясь в тени чужой смерти, оставаясь наблюдателем среди бесконечного потока крови.

Он в который раз пытался зарыться в глубины собственного разума и найти ответ на вопрос о том, что за существо скрывается в глубине его самого, под этой сильной человеческой оболочкой. Он не знал уже, когда он на самом деле пришел на эту землю, уходил ли вообще. Он не знал, что за звезды касаются своим сиянием бесконечности в его глазах и всегда ли он видел над собой именно эти звезды. Он не знал, что за неведомые миры скрываются в их глубине, и почему он так часто рисует их образы в своем воспаленном сознании. Он не знал ничего. Сейчас ему даже не хватало сил вспомнить всех ранений своей души и всех ее радостей.

Среди бесконечного множества предположений, где каждое следующее казалось дальше от истины, чем предыдущее, Джеймсу все же удалось отыскать петлю, за которую он единственно смог зацепиться. Приняв за точку отсчета то, что его присутствие здесь было не случайным, он вычертил на бумаге примерный план поместья, сверяясь с картой, и обнаружил, что сад у дома на четыре части делили две пересекающиеся тропы, что были ориентированы точно по сторонам света, а в центре, как наверняка знал Джеймс, располагалось дерево. Едва ли могло быть хоть что-то, что указывало бы точнее на то, откуда стоило начинать поиски.

Джеймс бросил последний взгляд на свой рисунок, и тоска оплела его сердце, и невыносимая тяжесть склонила его голову. Он ощутил, как страх рождается внутри него и просачивается наружу, заполняя комнату, и с каждой секундой растет и набирает силы. Джеймс сжался, и каждая его частица застонала от боли и того неясного предчувствия, что несло с собой осознание близости чужой смерти. Он ожидал, что это произойдет снова, он знал. Но где искать дальше? Куда идти, чтобы остановить то, что практически неизбежно? Он закрывал глаза, и не видел выхода, и лишь только ощущал, как тело его оплетают бледные руки ведущей его в неизвестность судьбы.