Читать книгу Водоворот - Питер Уоттс, Peter Watts - Страница 4

Огромные сверкающие здания отряхивались подобно мокрым псам. На землю пролились потоки разбитого стекла из панорамных окон пятидесятиэтажных небоскребов. Улицы превратились в живодерни: несколько тысяч человек с легкостью расчленило в считаные секунды. А потом, когда землетрясение закончилось, на охоту вышли уборщики: собирали головоломки из плоти и крови с невероятно большим количеством отсутствующих деталей. По техническим причинам число их только росло.

Где-то посреди мух, развалин и куч безглазых трупов душа Су-Хон Перро проснулась и закричала.

Так не должно было случиться. Вообще не должно: катализаторы надежно перехватывали все эти устаревшие, неадекватные чувства, составляющие их химикалии разваливались на части, не достигая даже стадии прекурсоров. Бродить по океану трупов как полностью функциональный человек, даже опосредованно, никто не станет.

Когда ее накрыло, она была в нескольких точках сразу. Тело Су-Хон пребывало в полной безопасности у нее дома, в Биллингсе, за тысячу километров от разрушений. Чувства парили в четырех метрах над останками гонкуверского моста на Грэнвилль-стрит, угнездившись в летающем синем панцире, напоминающем муху-падальщика с полметра длиной. А разум так вообще витал где-то далеко, вел базовые подсчеты, сводил в группы разные куски тел.

По какой-то причине ее тревожил запах разложения. Перро нахмурилась: обычно столь сильной щепетильностью она не отличалась. Не могла себе такого позволить – нынешнее количество трупов покажется ничтожным по сравнению с тем, что наделает холера, если все мясо не убрать к концу недели. Она приглушила канал, хотя усиление обоняния считалось предпочтительным методом для поиска биологических материалов, заваленных обломками.

Но теперь начала раздражать и картинка, а вот почему, Су-Хон сказать не могла. Она все видела в инфракрасном свете на случай, если некоторые тела еще были теплыми – черт побери, там кто-то мог даже выжить, – но от неестественного цвета крутило желудок. Перро перебрала весь спектр, от глубоко инфракрасного до рентгеновских лучей, и в конце концов остановилась на старом добром электромагнитном излучении. Немного помогло. Правда, теперь она смотрела на мир чуть ли не как обыкновенный человек, а это сказывалось на рабочих показателях.

«И эти поганые чайки. Бог ты мой, да из-за их ора ничего не слышно».

Она ненавидела чаек. Птиц нельзя было заткнуть. Они всегда скапливались в таких местах, а когда ели, устраивали настоящие оргии, которые отпугнули бы даже акул. На другой стороне Фолс-Крик, например, тела лежали таким плотным слоем, что эти твари стали разборчивыми. Выклевывали только глаза, остальное отдавали на откуп червям. Перро не видела ничего подобного с Тонкинского разлива пять лет назад.

Тонкин. Воспоминания о нем некстати бурлили в подсознании, отвлекали от дела картинами бойни пятилетней давности.

«Сосредоточься», – приказала себе Су-Хон.

Теперь, по какой-то причине, в голову постоянно лезли мысли о Судане. Вот это действительно была заваруха. Но ведь и тогда все могли предвидеть: нельзя перегородить реку такого размера, не расстроив кого-нибудь, кто живет вниз по течению. По-настоящему удивляло только то, что Египет ждал целых десять лет, прежде чем разбомбить эту чертову штуковину. Обвал за одно мгновение разбросал вокруг годами копившуюся грязь; когда паводок спал, процесс очистки больше напоминал выковыривание изюма из размякшего шоколада.

О, и еще один торс.

«Вот только у изюма были руки и ноги. И глаза…»

Мимо пролетела чайка, державшая в клюве глазное яблоко. Це́лую, казалось, бесконечную секунду оно смотрело на Перро, о чем-то умоляя.

А затем впервые за всю свою карьеру – через миллиарды логических затворов, бессчетные километры оптоволокна и микроволны, отражающиеся от геосинхронной орбиты, – Су-Хон Перро оглянулась на прошлое.

Брэндон. Венеция. Ки-Уэст.

«Боже мой – все мертвы».

Галвестон. Обидуш. Резня в Конго.

«Заткнись! Сосредоточься! Заткнись, заткнись…»

Мадрас, Лепро, Гурьев – бессчетное количество мест, менялись имена и экозоны, а число жертв только росло, никогда не замирало даже на секунду, на долбаную секундочку, и везде одна и та же песня, одна и та же бесконечная вереница тел, заваленных заживо, сгоревших, разорванных на части…

Всех разрывает на части…

Лима, Леванцо, Лагос…

«И это еще не все „Л“, ребята, там их целая куча.

Слишком поздно, слишком поздно, я ничего не могу поделать…»

Ее «овод» послал сигнал тревоги, как только она ушла в офлайн. Маршрутизатор запросил медчип, угнездившийся в позвоночнике Перро, нахмурился про себя и послал сообщение другому жильцу, зарегистрированному по тому же адресу. Муж Су-Хон нашел ее у терминала, она дрожала, ни на что не реагировала, и только слезы кровоточили из-под фоновизоров.

* * *

Отчасти душа Перро обитала в плече тринадцатой хромосомы, в слегка дефектном гене, кодирующем серотониновые рецепторы 2А. Из-за этого у Су-Хон была склонность к суицидальным мыслям, но раньше та никогда не доставляла проблем: катализаторы защищали и в жизни, и на работе. По слухам, некоторые фармы портили продукты соперников. Может, так и случилось: кто-то решил подкопаться под конкурента, а Перро наклеила бракованную дерму на руку и вошла в зону последствий Большого Толчка, даже не поняв того, что все ее чувства по-прежнему работают в полную силу.

После такого на передовой от нее было мало толку. В состоянии столь серьезного посттравматического стресса от катализаторов начинало коротить средний мозг. (В этой отрасли до сих пор встречались люди, бившиеся в припадках от звука расстегиваемой молнии: с таким же запечатывали мешки для трупов.) Но у Перро по контракту осталось еще восемь месяцев, и никто не жаждал попусту просаживать ее таланты или жалованье, а потому ей требовалось подыскать менее напряженный участок, где можно было обойтись традиционными ингибиторами.

Ей выделили полосу беженцев на западном побережье. В решении крылась своеобразная ирония: уровень смертности здесь в сто раз превышал городские показатели, но океан, по большей части, прибрался за собой сам. Тела утянуло в воду вместе с песком, булыжниками и валунами. Остались лишь глыбы размерами почти с товарный вагон, а пляж, дочиста выскобленный и волнистый, напоминал лунный пейзаж.

По крайней мере сейчас.

Теперь Су-Хон Перро сидела перед линком и наблюдала за линией красных точек, ползущих по карте побережья. При большем разрешении единая черта разделялась на две: одна вела от юга штата Вашингтон к Северной Калифорнии, другая взбиралась на север по тому же курсу. Бесконечная петля автоматического наблюдения, глаза, что могли видеть сквозь плоть, уши, способные разобрать даже разговоры летучих мышей. Мозги, достаточно умные, чтобы большую часть времени выполнять работу без всякой помощи Су-Хон.

И все-таки она подключалась к ним и наблюдала за тем, как перед ней скользит мир. Почему-то улучшенные чувства «оводов» казались более реальными, чем ее собственные. Когда Перро снимала шлемофон, все вокруг, казалось, покрывал слой ваты. Она знала – причина в катализаторах; только вот оставалось непонятным, почему все выглядело гораздо четче, когда она управляла машиной.

Боты продвигались вдоль побережья, отслеживая, как по градиенту растет разруха. К северу простиралась пустошь: трещины разрывали берег. Промышленные подъемники висели над разломами в Стене, отстраивая ее заново. На юге беженцы по-прежнему бродили вдоль Полосы, жили под навесами, в палатках и в разъеденных эрозией остовах зданий, сохранившихся с той поры, когда за вид на океан брали дополнительную цену.

Между двумя этими точками Полоса, кровоточа, отступала к берегу, неравномерно и урывками. На северном периметре уже установили переносные утесы в двадцать метров высотой, надежно обрубив беженцам доступ на континент. По другую сторону машины Н’АмПацифика активно занимались ремонтом: пополняли запасы, латали дыры, чинили постоянные барьеры на востоке. На северный край очищенной территории со временем опустятся другие утесы, а их южные двойники вознесутся в небеса – или к брюху промышленного подъемника, уж что придется первым, – скачками опережая прилив млекопитающих. «Оводы-усмирители» парили над головой, обеспечивая порядок при миграции.

Впрочем, большой нужды в них не было. Существовали более эффективные способы держать людей в узде.

Перро с огромным удовольствием вела бы наблюдение сутки напролет, чувствуя себя далекой и бесстрастной, но между работой и сном оставались часы бодрствования. Она заполняла их как могла, слонялась в одиночестве по квартире или следила за тем, как муж наблюдает за ней. Временами ее неудержимо влекло к аквариуму, мягко светящемуся в гостиной. Перро он всегда казался уютным – пенистое шипение аэратора, мерцающее взаимодействие света и воды, умиротворяющая хореография рыбок. В глубине сосуда от потоков воды шевелила щупальцами актиния двадцати сантиметров в диаметре. Из-за симбиотических водорослей она играла десятками оттенков зелени. Парочка абудефдуфов бесстрашно устроилась среди ядовитых стрекал. Перро завидовала их безопасности: хищник чудесным образом прислуживал собственной добыче.

Но больше всего ее удивляло то, что этот безумный альянс – водоросли, актиния, рыбы – никто не создавал. Он эволюционировал сам, естественным симбиотическим путем, занявшим миллионы лет, и ни один ген за все это время никто не изменял.

Это было так хорошо, что казалось почти нереальным.

* * *

Иногда «оводы» звали на помощь.

Этот увидел что-то непонятное в мелководной прибрежной зоне. Судя по его данным, один из циркуляторов Кальвина решил поделиться надвое. Перро подключилась к линии и полетела над эфемерным пейзажем. Сияющие новенькие циркуляторы стояли вдоль берега, готовые скрутить саму атмосферу в съедобный белок, являя чудеса промышленного фотосинтеза. С виду они казались целыми. Рядом недавно установили уборные и крематорий, работающий на солнечных батареях. Осветительные штативы, одеяла и самособирающиеся палатки лежали аккуратными рядами на пластиковых подставках. Даже расколовшийся гранит берега успели слегка подлатать, ввели в трещины самопенящуюся смолу и пополнили запасы песка и булыжников, как попало разбросав их по загубленному берегу.

Ремонтные бригады уже ушли, беженцы еще не прибыли. Но на песке виднелись свежие следы, ведущие в океан.

И появились они оттуда же.

Перро запросила запись, спровоцировавшую тревогу. Мир вновь обернулся кричащими, успокаивающими своей ложностью цветами, которыми машины пользовались, передавая информацию существам, ограниченным плотью. Человеку циркулятор казался сверкающим металлическим гробом размером с минифургон, «оводу» же – неброским сплетением электромагнитных излучений.

Одно из них отрастило побег – небольшой сверкающий пучок технологий отделился от Кальвина и, неуверенно колеблясь, отправился к воде. Его тепловая сигнатура была несовместима с чистым «железом». Перро сузила фокус до видимого спектра.

На записи оказалась женщина, вся в черном.

Она кормилась из циркулятора и не заметила подлетевшего «овода». Только когда он завис от нее менее чем в ста метрах, незнакомка вздрогнула и повернулась лицом к камере.

Ее глаза были полностью белыми. Никаких зрачков.

«Боже», – подумала Перро.

Увидев бота, женщина неуверенно встала на ноги и, качаясь, направилась к скалистому склону. Казалось, она отвыкла от собственного тела. Два раза упала. У кромки прибоя она схватила что-то с земли – ласты, поняла Перро, – и рванула вперед, на мелководье. Бугристая волна накатила на нее, поглотила, и, когда схлынула, на песке больше никого не было.

По данным записи, все произошло меньше минуты назад.

Перро согнула пальцы: в двенадцати сотнях километров от нее «овод» дал панораму сверху. Утомленный океан набегал на берег тонкими пенящимися пластами, стирая следы существа. Настоящий прибой спокойно и размеренно бился в нескольких метрах впереди. На какое-то мгновение Перро показалось, что в сумятице брызг и вихрях волн, похожих на зеленое стекло, она заметила движение – темную форму, похожую на амфибию, с лицом, почти лишенным всякой топографии. Но момент ушел, и даже усовершенствованные чувства «овода» ничего не смогли с этим поделать.

Су-Хон прокрутила запись снова, восстанавливая события.

«Овод» смешал воедино плоть и технику. По умолчанию он сканировал в широком спектре, и ЭМ-сигнатуры сияли рассеянным галогеном. Когда женщина в черном стояла рядом с циркулятором, робот принял два близких сигнала за один. Когда же она отошла, в его глазах машина распалась.

Из незнакомки изливались электромагнитные волны. Все ее тело пронизывали какие-то имплантаты.

Перро вытянула из записи стоп-кадр. Тело женщины с головы до пят плотно облегала черная униформа без единого шва, словно нарисованная на коже. Открыто было только лицо: бледный овал с двумя белоснежными эллипсами на месте глаз. Что это? КонТакты?

«Нет, – поняла Су-Хон. – Фотоколлаген. Чтобы видеть в темноте».

Силуэт уродовали вкрапления пластика и металла – ножны на ноге, контрольные панели на руке, какой-то диск на груди. И яркий желтый треугольник на плече, логотип из двух больших стилизованных букв – ЭС, разглядела Перро, быстро увеличив изображение, – а под ними крохотная надпись, смазанная до неузнаваемости. Наверное, бирка с именем.

ЭС. Энергосеть, снабжающая электричеством весь Н’АмПацифик. А эта женщина была водолазом с имплантированным аппаратом для дыхания. Перро слышала о них: они были очень востребованы для работы на больших глубинах. Никакой декомпрессии и так далее.

Почему ныряльщица из Энергосети слонялась в прибрежной зоне? И почему, ради всего святого, она ела из циркулятора? Нужно было по-настоящему оголодать, чтобы польститься на такую смесь, несмотря на все питательные вещества. Возможно, женщина действительно умирала от истощения; выглядела она ужасающе, едва держалась на ногах. А зачем побежала? Уж знала, наверное, что кто-нибудь ее подберет, раз «овод» заметил…

Естественно, знала.

Перро подняла робота на пару сотен метров в высоту и оглядела океан. Ничего похожего на судно водолазного обеспечения там не было. (Может, подлодка?) Внизу, выполняя программу, пролетел на юг еще один «овод», гигантский металлический жук, которого не тревожила загадка, так смутившая его предшественника.

А где-то там, под волнами, кто-то прятался. Не беженка. По крайней мере не обычная беженка. Она выползла на берег уже после апокалипсиса, страдая от голода. Женщина с механизмами в груди.

А может, это была машина, которая лишь притворялась человеком.

Су-Хон прекрасно знала, каково это.