Читать книгу 1837 год. Скрытая трансформация России - Пол Верт - Страница 7

1. «Пал, оклеветанный молвой»
Дуэль

Оглавление

Дуэль состоялась 27 января на Черной речке, ныне окраине прежней столицы. В тот день стояла ясная, ветреная и холодная погода, а в месте, выбранном из‑за уединения, был снег по колено. Несмотря на усилия секундантов, условия дуэли были смертельными и не оставляли шанса одному из противников уцелеть: они становились на расстоянии двадцати шагов друг от друга, барьер составлял десять шагов, стрелять разрешалось с любого расстояния на пути к барьеру, не пересекая его и не отступая после выстрела. Отметкой стали брошенные на снег шинели. Так должно было повторяться до результата. Хотя Пушкин вышел к барьеру первым, Дантес выстрелил раньше и смертельно ранил его: по позднейшему заключению врачей, пуля раздробила ткани, оставшись внутри живота. Лежа, поэт, опершись на левую руку, смог выстрелить и ранить противника в ответ – но не тяжело. По словам секунданта Дантеса виконта д’Аршиака, рана Пушкина «была слишком сильна, чтобы продолжать»:

он имел раза два полуобмороки и несколько мгновений помешательства в мыслях. Он совершенно пришел в чувства и более их не терял. В санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты по самой дурной дороге, он мучился не жалуясь.

По дороге домой Пушкин часто терял сознание. Теперь он осознал тяжесть своего положения.

Попав в квартиру около шести вечера, Пушкин страдал почти два дня и скончался 29 декабря в 14:45. Из рассказов об этих 45 часах можно сделать три главных вывода. Первый – о мучениях Пушкина и стоицизме, с которым он их перенес. Наутро 28‑го семейный врач Спасский назвал его состояние

настоящей пыткой. Физиономия Пушкина изменилась: взор его сделался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало.

Друг поэта, Александр Иванович Тургенев, говорил о той же ночи, что Пушкин «ночью кричал ужасно; почти упал на пол в конвульсии страдания». Далее Тургенев рассказывает: «Он страдает, повторяя: „Боже мой. Боже мой! что это!“ сжимает кулаки в конвульсии». Поэт даже искал пистолет, чтобы закончить свои мучения. И все-таки даже в «ужасной муке», по словам Спасского, «необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере». Жуковский согласен:

Вообще с начала до конца своих страданий (кроме двух или трех часов первой ночи, в которые они превзошли всякую меру человеческого терпения), он был удивительно тверд.

По его словам, один из врачей, Арендт, говорил, что прошел тридцать сражений: «Я видел много умирающих, но мало видел подобного».

Второй момент – забота Пушкина о жене. Даже если действия Натальи привели к дуэли (а мнения об этом разнятся), Пушкин верил в ее невиновность и хотел избавить ее от потрясений. Уже в пути домой, в экипаже, он думал, как бы не потревожить ее, и велел своему секунданту Константину Данзасу передать ей, что рана легкая. Когда врачи объявили ему, что дело серьезно, он просил ничего ей не говорить. Только позвал ее к постели и сказал: «Ты ни в чем не виновата». Он требовал, чтобы Наталья не присутствовала при осмотре его раны, и она ужасно страдала в соседней комнате – особенно когда Пушкин вскрикивал от боли. В худшие два часа его мучений, к счастью, «тяжелый летаргический сон овладел ею… как будто нарочно посланный свыше». Но когда его просили не сдерживать стонов, Пушкин ответил: «Нет, не надо, жена услышит». Екатерина Николаевна Мещерская-Карамзина, подытоживая, рассказывает, что «посреди самых ужасных физических страданий» поэт

думал только о жене и о том, что она должна была чувствовать по его вине. В каждом промежутке между приступами мучительной боли он ее призывал, старался утешить, повторял, что считает ее неповинною в своей смерти и что никогда ни на минуту не лишал ее своего доверия и любви.

Друг умирающего, поэт Петр Вяземский, сообщил через неделю после смерти поэта, что тот «завещал священную обязанность: оградить имя жены его от клеветы».

Наконец, Пушкин решил примириться со своим покровителем и личным цензором – императором. Дуэль каралась повешеньем, к тому же к 1837 году Пушкин набрал серьезные долги. Теперь будущее жены и четырех детей было шатким, а секунданту Данзасу грозило наказание за соучастие. Не будем забывать и о том, что в ноябре Пушкин обещал царю не участвовать в дуэли; теперь же, смертельно раненный, он «послал доброго Жуковского просить прощения у государя в том, что он не сдержал слова». Когда врач сказал Пушкину, что ему остается только известить императора, поэт просил лишь, чтобы Данзас не пострадал. Спустя два часа врач вернулся с рукописной запиской от императора, где тот просил «умереть как христианин» и согласился принять вдову и детей под опеку (точное содержание записки неизвестно). Хотя о судьбе Данзаса император не сказал ни слова, он сообщил, что готов расплатиться по всем долгам поэта. Забота царя о семье Пушкина после его смерти заслужила высокую оценку как в России, так и за границей (на что, вероятно, тоже был расчет).

В какой-то момент показалось, что Пушкин идет на поправку, но вскоре стало ясно, что положение слишком тяжелое. Попросив перед самой смертью морошки, Пушкин скончался. Два дня его тело оставалось в квартире, и за это время многие приходили отдать дань уважения поэту. В ночь с 30 на 31 января вместо того, чтобы доставить тело на службу в Исаакиевский собор (Пушкин относился к его приходу), его втайне, из‑за опасения волнений, перевезли в церковь на Конюшенной площади. 1 февраля состоялось отпевание, на котором присутствовали толпы людей, несмотря на попытку этого избежать. «Все, что сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, – все стеклось к церкви, где отпевали поэта», – записал в тот день литератор (и цензор) Александр Никитенко. Через два дня тело – снова втайне – отправили в Псковскую губернию для погребения: поэт просил похоронить его рядом с матерью в Святогорском монастыре. Наталья просила, чтобы Данзасу позволили сопровождать тело, но император отказал: Данзас участвовал в незаконной дуэли, а значит, должен быть наказан. Николай разрешил сопровождать умершего Александру Тургеневу, не имевшему отношения к дуэли. Никитенко рассказывает, как его жена на одной из станций неподалеку от Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обернутый рогожей. Три жандарма на почтовом дворе хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом. Жена Никитенко спросила у одного из находившихся здесь крестьян: «Что это такое?» Тот ответил: «А Бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит – и его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости Господи, – как собаку». Тургенев был одним из немногих присутствовавших на рассвете 6 февраля, когда после литургии гроб Пушкина опустили в неглубокую могилу: земля замерзла, и гроб погребли как положено только после весенней оттепели.

При том, сколько известно о дуэли, множество вопросов о гибели Пушкина остаются без ответа. Например, мы до сих пор не знаем, кто прислал тот пасквильный диплом в ноябре. Под мраком тайны остается и поведение Натальи – у нас нет ни одного источника, где была бы рассказана ее версия этой истории. Возможно и то, что Пушкин сам искал смерти. По одной версии, духовное развитие поэта, очевидное по стихотворениям 1835–1836 годов, привело его к вере и смирению перед Провидением в предчувствии собственной ранней кончины. Однако Пушкин продолжал творить вплоть до самой дуэли, а это говорит о том, что он искал не смерти, но искупления. Вопросов так много, что, по одной из версий, на самом деле раздор был между поэтом и самим императором. В этом толковании Николай, известный донжуан, сам ухаживал за Натальей и добился своего, оставив Пушкину единственный, радикальный выход. Эта версия объясняет другие непонятные моменты драмы, однако доказательств мало. Окончательный же вывод автор оставляет настоящим пушкинистам, коим себя не считает.

1837 год. Скрытая трансформация России

Подняться наверх