Читать книгу 1837 год. Скрытая трансформация России - Пол Верт - Страница 7
1. «Пал, оклеветанный молвой»
Дуэль
ОглавлениеДуэль состоялась 27 января на Черной речке, ныне окраине прежней столицы. В тот день стояла ясная, ветреная и холодная погода, а в месте, выбранном из‑за уединения, был снег по колено. Несмотря на усилия секундантов, условия дуэли были смертельными и не оставляли шанса одному из противников уцелеть: они становились на расстоянии двадцати шагов друг от друга, барьер составлял десять шагов, стрелять разрешалось с любого расстояния на пути к барьеру, не пересекая его и не отступая после выстрела. Отметкой стали брошенные на снег шинели. Так должно было повторяться до результата. Хотя Пушкин вышел к барьеру первым, Дантес выстрелил раньше и смертельно ранил его: по позднейшему заключению врачей, пуля раздробила ткани, оставшись внутри живота. Лежа, поэт, опершись на левую руку, смог выстрелить и ранить противника в ответ – но не тяжело. По словам секунданта Дантеса виконта д’Аршиака, рана Пушкина «была слишком сильна, чтобы продолжать»:
он имел раза два полуобмороки и несколько мгновений помешательства в мыслях. Он совершенно пришел в чувства и более их не терял. В санях, сильно потрясаем во время переездки более половины версты по самой дурной дороге, он мучился не жалуясь.
По дороге домой Пушкин часто терял сознание. Теперь он осознал тяжесть своего положения.
Попав в квартиру около шести вечера, Пушкин страдал почти два дня и скончался 29 декабря в 14:45. Из рассказов об этих 45 часах можно сделать три главных вывода. Первый – о мучениях Пушкина и стоицизме, с которым он их перенес. Наутро 28‑го семейный врач Спасский назвал его состояние
настоящей пыткой. Физиономия Пушкина изменилась: взор его сделался дик, казалось, глаза готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало.
Друг поэта, Александр Иванович Тургенев, говорил о той же ночи, что Пушкин «ночью кричал ужасно; почти упал на пол в конвульсии страдания». Далее Тургенев рассказывает: «Он страдает, повторяя: „Боже мой. Боже мой! что это!“ сжимает кулаки в конвульсии». Поэт даже искал пистолет, чтобы закончить свои мучения. И все-таки даже в «ужасной муке», по словам Спасского, «необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере». Жуковский согласен:
Вообще с начала до конца своих страданий (кроме двух или трех часов первой ночи, в которые они превзошли всякую меру человеческого терпения), он был удивительно тверд.
По его словам, один из врачей, Арендт, говорил, что прошел тридцать сражений: «Я видел много умирающих, но мало видел подобного».
Второй момент – забота Пушкина о жене. Даже если действия Натальи привели к дуэли (а мнения об этом разнятся), Пушкин верил в ее невиновность и хотел избавить ее от потрясений. Уже в пути домой, в экипаже, он думал, как бы не потревожить ее, и велел своему секунданту Константину Данзасу передать ей, что рана легкая. Когда врачи объявили ему, что дело серьезно, он просил ничего ей не говорить. Только позвал ее к постели и сказал: «Ты ни в чем не виновата». Он требовал, чтобы Наталья не присутствовала при осмотре его раны, и она ужасно страдала в соседней комнате – особенно когда Пушкин вскрикивал от боли. В худшие два часа его мучений, к счастью, «тяжелый летаргический сон овладел ею… как будто нарочно посланный свыше». Но когда его просили не сдерживать стонов, Пушкин ответил: «Нет, не надо, жена услышит». Екатерина Николаевна Мещерская-Карамзина, подытоживая, рассказывает, что «посреди самых ужасных физических страданий» поэт
думал только о жене и о том, что она должна была чувствовать по его вине. В каждом промежутке между приступами мучительной боли он ее призывал, старался утешить, повторял, что считает ее неповинною в своей смерти и что никогда ни на минуту не лишал ее своего доверия и любви.
Друг умирающего, поэт Петр Вяземский, сообщил через неделю после смерти поэта, что тот «завещал священную обязанность: оградить имя жены его от клеветы».
Наконец, Пушкин решил примириться со своим покровителем и личным цензором – императором. Дуэль каралась повешеньем, к тому же к 1837 году Пушкин набрал серьезные долги. Теперь будущее жены и четырех детей было шатким, а секунданту Данзасу грозило наказание за соучастие. Не будем забывать и о том, что в ноябре Пушкин обещал царю не участвовать в дуэли; теперь же, смертельно раненный, он «послал доброго Жуковского просить прощения у государя в том, что он не сдержал слова». Когда врач сказал Пушкину, что ему остается только известить императора, поэт просил лишь, чтобы Данзас не пострадал. Спустя два часа врач вернулся с рукописной запиской от императора, где тот просил «умереть как христианин» и согласился принять вдову и детей под опеку (точное содержание записки неизвестно). Хотя о судьбе Данзаса император не сказал ни слова, он сообщил, что готов расплатиться по всем долгам поэта. Забота царя о семье Пушкина после его смерти заслужила высокую оценку как в России, так и за границей (на что, вероятно, тоже был расчет).
В какой-то момент показалось, что Пушкин идет на поправку, но вскоре стало ясно, что положение слишком тяжелое. Попросив перед самой смертью морошки, Пушкин скончался. Два дня его тело оставалось в квартире, и за это время многие приходили отдать дань уважения поэту. В ночь с 30 на 31 января вместо того, чтобы доставить тело на службу в Исаакиевский собор (Пушкин относился к его приходу), его втайне, из‑за опасения волнений, перевезли в церковь на Конюшенной площади. 1 февраля состоялось отпевание, на котором присутствовали толпы людей, несмотря на попытку этого избежать. «Все, что сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, – все стеклось к церкви, где отпевали поэта», – записал в тот день литератор (и цензор) Александр Никитенко. Через два дня тело – снова втайне – отправили в Псковскую губернию для погребения: поэт просил похоронить его рядом с матерью в Святогорском монастыре. Наталья просила, чтобы Данзасу позволили сопровождать тело, но император отказал: Данзас участвовал в незаконной дуэли, а значит, должен быть наказан. Николай разрешил сопровождать умершего Александру Тургеневу, не имевшему отношения к дуэли. Никитенко рассказывает, как его жена на одной из станций неподалеку от Петербурга увидела простую телегу, на телеге солому, под соломой гроб, обернутый рогожей. Три жандарма на почтовом дворе хлопотали о том, чтобы скорее перепрячь курьерских лошадей и скакать дальше с гробом. Жена Никитенко спросила у одного из находившихся здесь крестьян: «Что это такое?» Тот ответил: «А Бог его знает что! Вишь, какой-то Пушкин убит – и его мчат на почтовых в рогоже и соломе, прости Господи, – как собаку». Тургенев был одним из немногих присутствовавших на рассвете 6 февраля, когда после литургии гроб Пушкина опустили в неглубокую могилу: земля замерзла, и гроб погребли как положено только после весенней оттепели.
При том, сколько известно о дуэли, множество вопросов о гибели Пушкина остаются без ответа. Например, мы до сих пор не знаем, кто прислал тот пасквильный диплом в ноябре. Под мраком тайны остается и поведение Натальи – у нас нет ни одного источника, где была бы рассказана ее версия этой истории. Возможно и то, что Пушкин сам искал смерти. По одной версии, духовное развитие поэта, очевидное по стихотворениям 1835–1836 годов, привело его к вере и смирению перед Провидением в предчувствии собственной ранней кончины. Однако Пушкин продолжал творить вплоть до самой дуэли, а это говорит о том, что он искал не смерти, но искупления. Вопросов так много, что, по одной из версий, на самом деле раздор был между поэтом и самим императором. В этом толковании Николай, известный донжуан, сам ухаживал за Натальей и добился своего, оставив Пушкину единственный, радикальный выход. Эта версия объясняет другие непонятные моменты драмы, однако доказательств мало. Окончательный же вывод автор оставляет настоящим пушкинистам, коим себя не считает.