Читать книгу II. Аннеска - Поветрие - Страница 20

«земля Галлов и ее жители встретили меня холодно, если не сказать враждебно. Моя восточная внешность действовала на них подобно вражескому знамени, поднятому над разбитой армией их соотечественников где-нибудь на подступах к Триполи. Еще в порту, что был полон воинов Христа, отправляющихся в долгий путь на Святую землю, дабы освободить ее от иноверцев и распространить среди них истинное учение, я ощутил на себе тяжелые осуждающие или, в лучшем случае, просто брезгливые взгляды местного люда. Впрочем, сей нерадушный прием оказался не последним моим злосчастием на этой земле. Вот, что произошло дальше…

На второй день после прибытия в Марсель, я имел неосторожность в поздний час зайти в одну из таверн, по-арабски попросив хозяина принести мне еды и вина. Мог ли я знать, насколько сильно его и прочих постояльцев сей харчевни, отравленных хмелем и оттого склонных к животной кровожадности, разъярит моя иноземная речь и необычный для сих мест овал лица – разъярит сильнее самого страшного оскорбления в адрес их матерей и детей? Все мои медяки были вероломно отобраны, а после я был жестоко избит этими негодяями прямо у порога постоялого двора на глазах у беззаботно прогуливающейся городской стражи, не проявившей к творившемуся преступлению ни малейшего интереса.

Визит в таверну стоил мне не только всех моих денег, сломанных ребер, пальцев и выбитых зубов – я стал превращаться в искалеченного бездомного отчаявшегося бродягу. Еще одним плодом сей горестной встречи стало появление на моих щеках некоего знака, напоминающего треугольник, что сии изверги в вероломном угаре выжгли мне раскаленной пламенем жердью, предназначенной для жарки мяса. Это было не что иное как клеймо, означающее для своего обладателя позор и вечный срам. Иначе как объяснить то обстоятельство, что все, кто видел его, тотчас же прогоняли меня едва ли не отовсюду, где я появлялся, бранясь при этом, по-видимому, последними словами?

Следующие несколько месяцев я скитался по всему этому северному континенту с необычайно промозглыми зимами – из города в город, из удела в удел, из прихода в приход. Я потерял множество дней впустую, пытаясь отыскать путь в чешскую землю, ибо никто из встречавшихся мне людей не пожелал помочь мне ни советом, ни добрым словом. Даже в церковных приходах и монастырях, которые время от времени встречались мне на пути, ключники и привратники чаще всего встречали меня надменным молчанием и минами, полными отвращения. Они позволяли мне остаться на ночь в их чертогах скорее из-за страха перед своим настоятелем, нежели из собственного стремления поступать по-христиански и давать кров убогим и нуждающимся. И сие несказанно печалило меня, ибо я видел, что вокруг царят дикие нравы, и что далеки их обладатели от того, чему учил нас Господь, и что никто не в силах это изменить. Мне оставалось лишь молиться как за себя, так и за сих людей, чтобы души их все-таки воспряли когда-нибудь над изъедающим их пороком и неведеньем, чтобы стали они ближе ко Христу, и чтобы стали достойны называться истинными христианами, как стремились они к тому по виду, облачаясь в монашеские рясы…

И все же любой приют в божьем доме был для меня великим подарком судьбы в те непростые дни. Ибо большую часть своего шествия в чешскую землю я проводил в борьбе с голодом и холодом, постоянно подвергаясь опасности быть растерзанным дикими зверями или зарубленным солдатами местных графов, баронов и еще Бог весть кого. Впрочем, все эти невзгоды, казавшиеся мне тогда апогеем моих несчастий, были лишь прологом к действительно суровым испытаниям, которые избрал для меня Господь».