Читать книгу Контракт на два дня. Трилогия. Книга первая. Солдаты другой страны - Пётр Анатольевич Безруких - Страница 15

***

Жизнь непредсказуема, но для Лёши после подписания злополучного контракта жизнь стала фантастически непредсказуема. Прямо из Калифорнии он вновь попал в Москву на углублённые курсы французского языка. Как ему объяснило руководство – по причине отсутствия для него места в итальянской армии и наличии места во французском Иностранном легионе. Эта передышка показалась Лёше неплохим поводом для возобновления амурных делишек. Он взбодрился и начал наверстывать упущенное на любовном фронте. Четвёртый иностранный шёл неплохо. Через год он сдал экзамен и телепортировался на последнюю третью стажировку.

Если на земле и есть рай, то именно туда Лёша попал на службу. А служил он на Корсике в городе Кальви командиром минометно-артиллерийский роты 2-го парашютно-десантного полка французского Иностранного легиона в звании капитана. Как руководство проекта его туда устроило, он так и не понял, да это было и не важно. Радости Лёши не было предела. Во-первых, наконец-то он командовал сам. Во-вторых, у него появилось личное время. И в-третьих, форма офицера французского Иностранного легиона так элегантно сидела на нём, так живописно контрастировала с его внешностью, а его низкий голос с прононсом, который ему трудно давался на курсах, но которым Лёша всё же овладел, создавал такую брутальность, что все корсиканские красавицы были сражены наповал. Личная жизнь наладилась. Лёшина коллекция пополнялась всё новыми и новыми экземплярами. Душа пела, и вместе с душой пел сам Лёша, в основном французский шансон под гитару, но без хрипотцы, а как-то мягко и таинственно.

Полковник Дюваль – командир полка и прямой Лёшин начальник, симпатизировавший ему с первых дней службы, пригласил его на свой день рождения. Приглашены были всего пять офицеров, все старослужащие, давно знавшие полковника, и Лёша. Как он попал в эту компанию, осталось для него загадкой. Он сразу же обратил внимание на дочь полковника, которую звали Софи, – красавицу и предмет вожделения всех офицеров полка. Девушка была очаровательна, редкое качество для француженок: темные длинные волосы, тонкие черты лица, огромные карие глаза и немного курносый носик со слегка вздёрнутым кончиком, что тоже нетипично для галльских женщин. Пышный девичий бюст и округлые бедра божественно сочетались с тонкой талией и красивыми длинными ногами.

Лёша ухитрился сесть за стол рядом с ней и весь вечер изображал галантного кавалера – верх деликатности, ухаживая и обольщая девушку своими речами. Тому, что неприступная ни для кого ранее Софи оказалась в этот вечер с ним в постели, он и сам удивился. Может, всё же сыграл свою роль его большой опыт в деле обольщения слабого пола, но факт остаётся фактом. Закрывшись в спальне Софи поздно вечером, незадолго до ухода всех гостей, они вышли оттуда только поздно вечером следующего дня, на удивление всем домочадцам. Да и вышли только потому, что сильно захотели есть. Пить они не хотели, потому что в спальне было вино, которое успел с собой прихватить Лёша. То, что они вытворяли в спальне целые сутки, трудно описать, но оба оказались совершенно без комплексов и окунулись в любовь с головой.

Да-да! Это оказалась настоящая любовь, и любовь с первого взгляда. Все Лёшины принципы рухнули, как карточный домик, он влюбился по-настоящему, по самые уши и, самое главное – он был бесконечно счастлив. Они встречались каждый вечер. Время на службе замирало, и он смотрел на часы, считая минуты до вечернего отбоя. Потом летел к ней, как ракета, как метеорит. Они сливались в горячем поцелуе при всех, где бы ни оказались вместе. Все ночи стали их ночами. И он понял, что не может без неё жить.

Всё своё жалование, а оно было немаленьким, он тратил на подарки и цветы. Как-то раз, гуляя по городу, они зашли в ювелирную мастерскую. Софи понравилась пара золотых кулонов в форме сердец, и они попросили мастера выгравировать на одном её имя, а на другом – его. Кулон с именем Sophie Duval она подарила ему, а кулон с именем Alexis Arnett он подарил ей. Поползли слухи, местный бомонд пришёл в неимоверное возбуждение.

Ничего не замечал только отец Софи полковник Дюваль, как будто бы ослеп и оглох. Он делал вид, что ничего не происходит, и не реагировал на то, что Лёша на службе спит с открытыми глазами, что дисциплина в его роте упала ниже плинтуса, что он регулярно опаздывает на утреннее построение, что он не стал разбираться в деле о самоуправстве сержанта Лефевра и всё спустил на тормозах, хотя тому светил трибунал. Военная жандармерия написала на полковника два представления.

Лёше всё сходило с рук, все его служебные ляпы замалчивались. Мало того, Лёша переехал из офицерской казармы в дом к полковнику. Точнее, официально оформил переезд, так как фактически жил не в казарме с самого дня рождения полковника Дюваля, а обитал в спальне его дочери. Это возымело положительный эффект. Теперь он утром завтракал со всей семьёй полковника и приезжал с месье Дювалем в расположение полка на его машине, не опаздывая на построение. Это скверно обернулось для домашних полковника, в особенности для его жены и домработниц. Лёша обнаглел и мог запросто пройти в туалет или в ванную комнату совершенно голым, никого не стесняясь. Редкие встречи с дамами в таком виде вызывали на их лицах явное смущение, но, как заметил про себя Лёша, частота встреч стала увеличиваться.

Софи стала для него всем. Больше ему никто не был нужен и ничего его не интересовало. Но внезапно идиллия была нарушена – пришёл приказ о проведении учений. Лёша очень опечалился. Во-первых, целую неделю он не увидит Софи, и это казалось невыносимым. Во-вторых, предстояло прыгать с парашютом, а это Лёше очень не нравилось, несмотря на то что три прыжка во время обучения в академии у него было. Однако того возбуждающего эффекта от адреналина, про который говорят все парашютисты, он не испытал. А испытывал каждый раз обычный человеческий страх высоты, и поэтому, когда прыгал, старался не смотреть вниз и собирал всю силу воли, чтобы никто его страха не заметил.

Но приказ есть приказ, он погрузился в самолет и отбыл на учения. Эта неделя показалась ему вечностью. Хотя дел было много, его всё время дёргали, что-нибудь да где-нибудь случалось то с техникой, то с личным составом. Но все его мысли были о Софи. Он стал злым и нервным. Обругал капрала Жирара, что являлось нарушением устава. С остервенением устроил роте марш-бросок в полной боевой укладке, хотя это планом учений и не предусматривалось. Правда, в марш-броске Лёша участвовал вместе со всеми, но казалось, он сам себя истязал специально, чтобы притупить тоску по Софи. В те редкие часы, когда мог позволить себе отдохнуть, как только Лёша закрывал глаза – видел только её, грезил ею, сходил с ума без неё.

Заключительный этап учений принимал командующий Иностранным легионом, который прилетел из Марселя. К удивлению Лёши, его рота лучше всех десантировалась и выполнила боевую задачу. Его же роль в этом была минимальна. Скорее всего, руку к этому успеху приложил его заместитель лейтенант Патрик Бертран – толковый парень, истинный француз, весёлый и дружелюбный. Зная толк в чувствах, он понимал состояние Алексея и по-дружески подстраховал его. Но лавры достались Лёше. Его похвалил командующий и вручил благодарность от командования. Когда в конце, на импровизированном параде, Лёша шёл под звуки марша Le Boudin во главе своей роты, его распирало от счастья, что всё это закончилось и завтра он увидит её.

Она встречала его на аэродроме. Они обнялись, будто не виделись целую вечность, и всю дорогу от аэропорта до дома непрерывно целовались на заднем сиденье машины её отца. Полковник смотрел вперед на дорогу и пытался завязать длинный и бессвязный разговор с водителем. Они сразу проскочили в спальню, сбрасывая по пути одежду. Они наслаждались, сливались в одно целое, они утопали друг в друге. Их тела, его более светлое и ее более тёмное, извивались в удивительном танце. Эта нагота красивых молодых тел, эти эмоции, эта безудержная страсть казались неземными. Он несколько раз обильно кончил, но возбуждение всё не проходило. Оно превратилось в бесконечное наслаждение, и хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

Лёша открыл глаза. Светало. Он лежал на середине кровати на спине, широко раскинув ноги, эрекция так и не прошла. Одна его рука утопала в роскошных волосах Софи, другая лежала на её груди. Она спала, положив голову ему на грудь и свернувшись калачиком, одной рукой держась за его член, другой обняв его за шею. Он нежно, кончиками пальцев, начал гладить её по спине, по ягодицам, по бёдрам. Она проснулась.

– Alexis, je ne peux pas vivre sans toi, c’est insupportable quand tu n’es pas là, j’ai tellement peur de te perdre,2 – прошептала она.

У Лёши защемило сердце, он вдруг наконец-то понял, в каком положении они оказались. Через два месяца истекает срок службы, его вернут на центральную базу, и в этот мир он больше никогда не вернётся. Понятно, что Лёша знал об этом и раньше, но сначала его природный эгоизм мешал осознать всю серьёзность ситуации. Тем более что полковник отправил уже два рапорта командованию с просьбой продлить контракт с Алексеем, и поэтому он отмахнулся от этой проблемы, мысленно переложив её на отца Софи.

Алексей даже не задумывался о том, что его и полковника командование находится не просто в разных странах, а в разных мирах. И потом он был так ослеплён любовью, что просто загонял эту мысль в подсознание и не выпускал оттуда. Сейчас эта горькая правда вырвалась и разрывала его душу. Как он станет жить без Софи? Это будет просто невыносимо! В голове путались мысли, разум искал выход. Эх, если бы можно было позвонить своему отцу. Тот мог бы ему помочь. Как? Ну, его отец умел разруливать сложные ситуации. Например, договориться о расторжении этого ненавистного контракта, заплатив неустойку. Деньги у отца были… Подождите, неустойка в контракте не предусмотрена! А какая она могла быть? Тут у Лёши перехватило дыхание. Даже если бы неустойка и была, то такой суммы в Нижнем Новгороде никто вообще в жизни не видел. Лёша понял, что влип. Его мир рушился, и что-то с этим поделать он был не в состоянии. Но он любил и вдруг впервые в жизни понял, что его мир – это вообще ничто по сравнению с её миром. И ему стало совсем плохо.

– Qu’est-ce qui ne va pas, Alexis3? – спросила она, как будто уловив его мысли и почувствовав его смятение.

– Tout va bien, Sophie,4 – прошептал он пересохшими губами, отчего ответ получился каким-то неубедительным, и крепко прижал Софи к себе.

Она отстранилась и посмотрела ему в глаза.

– Y a-t-il quelque chose que tu ne me dis pas, Alexis5? – в её глазах блеснули искорки подозрительности.

– Pas maintenant,6 – уже уверенно пробасил Лёша. – Allons prendre le petit déjeuner, je dois aller au service7.

Служба в этот день не заладилась, как и все последующие дни. Он лихорадочно искал способы решения проблемы – и не находил. Он не мог остаться в этом мире, так же как и не мог даже поговорить с теми, от кого это зависело. Всё было просто и ужасно. В оговоренный момент времени Лёша исчезнет из этого мира без следа и окажется в другом мире на Центральной базе. Конечно, он должен находиться в нужное время в конкретной точке, чтобы не рассекретить миссию. Но знание об этом ничего в его судьбе не меняло, а только порождало чувство безысходности. Лёша впал в уныние. Это заметил даже полковник и позвонил в Марсель, но ему вежливо ответили, что капитан Алекси Арнетт должен прибыть в Марсель, и только после этого может быть рассмотрен вопрос о продлении с ним контракта. Из чего Лёша понял, что обратная связь с руководством операции всё же существовала – в Марселе сидел их агент и, вероятно, координировал прохождение стажировок участниками. Но это ничего, по сути дела, не меняло. Лёша не знал, кто этот агент, как его найти и если бы, о чудо, он его всё же нашёл, то что ему сказать в попытке убедить оставить Алексея тут навсегда. Да и вообще, возможно ли такое технически.

Решения не было. И хотя наличие проблемы понимали и Софи, и полковник Дюваль, они её воспринимали по-другому. Они не знали, что он не вернётся из Марселя никогда и это никак невозможно изменить. Сказать им об этом он не мог, да и не имело смысла. Лёша умирал изнутри. Он, как приговоренный перед смертью, пытался надышаться Софи, запомнить её образ, запах, голос, найти какие-то тонкие грани, которые раньше не замечал. Близость с ней превратилась в средство поддержания жизни в нём, а сам он обернулся вампиром, который с жадностью пожирал её чувства и эмоции. Всё свободное от службы время они проводили вместе, Лёша не мог оставить её ни на мгновение и чувствовал, что начинает терять разум.

Это был последний день службы. Завтра утром он должен будет вылететь в Марсель. Лёша сдал дела Патрику, построил роту и начал прощальную речь. Во рту пересохло, мысли путались, он говорил отрывочно, как бы очередями, с губ слетали вдруг ставшие незнакомыми слова. На чужом языке ему стало трудно передать свои чувства и эмоции. Боялся ошибиться, сказать как-то не по-французски. Наконец Лёше удалось справиться с собой, и он закончил говорить. Отпустил роту, пожав руки командирам. После чего покинул расположение полка, забрав свои вещи. До дома полковника добрался на попутке. Специально не поехал с полковником, потому что ему не хотелось ни с кем разговаривать.

Наступила последняя Лёшина ночь с Софи. Он выпил эту ночь одним глотком. Ни о чём не думал, а только наслаждался ею. Что будет дальше, его не интересовало – будет он жить или умрёт, жизнь без неё не имела смысла. И Софи, понимая его, не сказала ни слова. Это была ночь безмолвной любви. Уже под утро, когда светало, а они, уставшие, лежали, обнявшись, она тихо прошептала ему на ухо:

– Alexis, mon amour, on va avoir un bébé8.

Сознание Лёши пронзила страшная боль. до него дошло, что он теряет вообще всё – её, себя и весь мир. Его как будто парализовало. Он понял, что нужно сказать ей правду в нарушение всех инструкций, правил и запретов. Да какое они вообще теперь имели значение? Он медленно, подбирая слова, словно пробираясь через густой лес, начал говорить. Она слушала, глаза её стали мокрыми, из них хлынули слёзы. Софи обхватила его, прижалась к нему, как будто хотела защититься от этой горькой правды. То, что он русский, она поняла по-своему. Она подумала, что русские хотят забрать его у неё навсегда.

– Tu es à moi, tu es à moi9! – кричала она в истерике. – Je ne vais pas te perdre10!

У него на глаза тоже навернулись слёзы, но, сделав над собой неимоверное усилие, он попытался её утешить. Целовал и шептал:

– Chérie, je ne veux pas te quitter, c’est de ma faute11!

Прощание для них оказалось очень тяжёлым. Софи всё время рыдала, а у Лёши тоже из глаз катились слёзы, он не мог их сдержать и даже этого не стыдился. Зачем? Ведь для него всё было кончено, он чувствовал себя последним негодяем и подлецом. Сломал жизнь любимому человеку и не только. Софи сказала ему, что родит его ребёнка и малыш будет ей напоминанием о нём. Он никогда не увидит своего ребёнка и даже не узнает, кто это – дочь или сын. Лёше хотелось отойти за угол, достать пистолет и выстрелить себе в голову. Если бы не Софи, которая просто прилипла к нему и не отпускала ни на шаг, он бы так и сделал. Причём на полном серьёзе, как он вспоминал уже позже, настолько был в тот момент не в себе.

Софи стояла у трапа самолёта и смотрела на него большими, красными от слёз глазами, в немом отчаянии. И это горе расставания он запомнил навсегда. От самолета убрали трап, и Лёша крикнул ей последние слова, заглушаемые рёвом двигателей:

– Au revoir, pardonne-moi, Sophie12!

Самолет взлетел и взял курс на Марсель, последняя стажировка закончилась для него печально.