Читать книгу поэт и динозавр - Пётр Корольков - Страница 5

С мобильником стало удобней сочинять стихи,

на ходу составляя строчки прямо в заметках.

А раньше люди писали всё от руки

и говорили по телефону, подключенному к розетке.

С интернетом можно со стула увидеть весь мир,

прочитать тонны книг в крошечном блокнотном файле;

дома, у экрана сидя, протирая штаны до дыр;

ну или в дороге – с ноутбуком, в кафе или на вокзале.

Девайсы, мобильная связь, глобальная сеть

без спроса вошли почти в каждую жизнь на планете.

Теперь можно круглосуточно в онлайне висеть,

не отключаясь даже во сне, в пути, в туалете.

Не успел ты о чём-то подумать, куда-то пойти —

всему миру трубишь о себе как о медиа-таре.

Сфотографировал – через секунду фото в сети.

Написал стих – а под ним уже комментарий.

Один или с кем-то, грустный ты или трезвый —

ты открыт для людей в любом настроении и виде.

Теперь так легко демонстрировать своё непотребство,

легче кого-то обрадовать или обидеть;

быстрее знакомиться, ещё быстрее – прощаться,

отвечая лениво на сотни сообщений в личке;

можно проводить целые онлайн-совещания

о цвете волос, о полезных и вредных привычках.

Интернет уже стал похож на мировой океан,

который на один процент всего лишь изучен.

В руках мобильники как Библия или Коран,

планшеты – иконы, а глаз – фанатичный лазутчик;

пальцы – подставки и передатчики букв,

цифр, мыслей, чувств и другой информации.

Родившийся с гаджетом – с ним же – заляжет в гробу,

оставив последний репост и, конечно, «мне нравится».

Когда всё вокруг превращается в «Угадай мелодию»,

а вместо Валдиса Пельша Москва кривляется,

я приезжаю в Мытищи, как на вторую Родину,

под шпало-рельсное буги – подальше от кремлёвского вальса.

Я в гостях там, как дома – у друзей, у сестры с братом;

каждый дом и двор улыбаются девяностыми.

Я приезжаю в гости к ювелиру и реставратору,

забивая на всё – забивая гвоздями и досками,

как пивные ларьки, которых в Москве не найти уже;

из Москвы их уже увезли с девяностыми вместе.

Девяностыми детство как плиткой в мозаику выложено.

Девяностые – дрожжи в моём поколении «Пепси».

Я не хочу внимания, сочувствия, жалости —

не ради этого пишу сейчас эти строчки.

Раньше я пил жизнь маленькими глоточками,

а теперь – в два горла, захлёбываясь от жадности.

Магазины ломятся от обилия разных тар,

заставляя дни проживать заспиртованным овощем.

Больше всего я боюсь автобусов «Ритуал».

Больше всего я боюсь машин скорой помощи.

Боюсь звонков со страшными новостями,

звучащих всегда как гром среди ясного неба.

Я жить не хочу, зная, что родных потеряю —

лучше уж сам накроюсь тазиком медным.

Я хочу, чтобы на мои звонки иногда отвечали,

заставляя думать, что я ещё жив и нужен.

Хочу полноценный завтрак, обед и ужин,

и жить с любимой в радости и печали.

Вообще я скромный, но нету меня наглей;

я не думаю о деньгах, о прибыли или карьере,

но иногда хочу найти купюру в пять тысяч рублей,

а ещё лучше – выиграть миллион в лотерею.

Одну половину раздам родителям и друзьям,

на вторую – квартиру сниму где-нибудь в Питере.

Конечно, жить совсем без работы нельзя;

жизнь без работы как скучный спектакль без зрителей.

Устроюсь монтажником или продавцом в киоск,

на работу буду добираться пешком и в наушниках.

По Неве и по ветру буду держать я свой нос.

Будет время течь легко и нескучно.

Познакомлюсь в Питере с девушкой и влюблюсь;

мы будем гулять и пить колу, за руки взявшись.

Буду звать её с кухни: «Даш!/Люб!/Люсь!

Что сегодня готовим на ужин – суп или кашу?»

Я, как вы видите, скромный и без соплей;

не думаю о деньгах, о прибыли или карьере.

Так я потрачу один миллион рублей —

если когда-нибудь выиграю его в лотерею.

Я лежу на балконе в шесть утра на Юго-Западной где-то;

выкурил пару трубок, допил вторую бутылку вина.

Интересно, знал ты, что тебя будут слушать через 50 лет?

Знал, что так и не случится Третья Мировая война?

Твой голос недавно разбудил меня совсем рано утром:

«Почему я пью? Чтобы писать стихи…»

В свои двадцать семь ты умер невероятно мудрым, —

пусть и не видел вживую берёзки, дубы и ольхи.

Я лежу на балконе и уже по миллионному разу

слушаю твои песни на плеере, больной и пьяный.

Джим, у меня жизнь тоже накроется медным тазом.

Может, тогда я расскажу тебе про наши поляны,

про Родину-смерть, про Москву, про Питер и Выборг,

про публичную роль и святость внутренней сущности.

Про близких людей, доведённых до нервных срывов.

Про больную любовь и другие кошмарные чувства.

Мы обсудим Рембо, Блейка и русских поэтов;

посмеёмся вместе над неизменной судьбой.

Ведь я так хочу верить, что там, где ты,

любовь и счастье словно непрекращающийся запой.

Жизнь несётся в бездну остывающей яркой кометой —

чувствую, сердцу осталось стучать года три.

Я лежу на балконе в шесть утра на Юго-Западной где-то.

Время, пожалуйста, быстро ты так не гори.

Пить – не щи варить.

Пить я сегодня закончил.

Лживые календари

делают жизнь короче.

Я в магазине купил

щётку зубную и пасту.