Читать книгу Тайна первой заварки - Рашид Карамако Тритэ, Карамако Тритэ Рашид - Страница 2

Сука в красной куртке, которую мы прозвали «Паучиха» чешет от меня по крыше, а крыша кончается тупиком, упираясь в дом на два этажа выше, залезть на него она не сможет…

Почему мы назвали её паучиха? Во-первых, она объявляется только на крышах.

Во-вторых, на крышах она как паук в паутине, который точно знает, какие из паутинок липкие, а по каким можно передвигаться. Даже сейчас – я бегу по металлическому скату, и каждый поворот мне приходится чуть замедляться. Минуту назад я чуть не угодил в ржавую колючую проволоку, которой какой-то умник пытался загородить свою мансарду. Еще раз чуть не поскользнулся и не съехал в колодец, навстречу полету с четвертого этажа. А девушка бежала как по парку на пробежке, только сверкают белые подошвы кед. Мы словно бежали по двум разным крышам – на моей были антенны, трубы, торчащие гвозди и ржавые кромки ската, а у неё – покрытая асфальтом беговая дорожка.

Она скинула с питерских крыш уже одиннадцать парней и сейчас, судя по всему, бежала завершать дюжину. Гребаная черная вдова…

Поэтому, когда полчаса назад на рацию пришел вызов «Алекс, паучиха на Горохова!», я нервно сглотнул, развернулся через двойную сплошную, припарковал служебную машину, заблокировав чей-то опель, и уже читал на смартфоне список подъездов с доступом к крышам, который я купил в социальной сети.

Каждый раз, когда она объявлялась, с крыши падал очередной парень – семеро насмерть, четверо лежат в коме. Всякий раз на снимках случайных свидетелей была она. Сами парни – обычные руферы. Никакой связи, а вот она всякий раз оказывалась рядом.

Только идиот не сложит здесь два и два.

Плотная форма сжимает грудь, не дает нормально дышать – я сорвал китель, бросил не глядя на ржавчину крыши. Потом снова посмотрел на девушку, выматерился. Девушка карабкалась по решетке окна второго этажа, уже убирая ногу с кондиционера.

– Стой, дура! – безо всякой надежды крикнул я. «Паучиха» залезла на крышу и было сорвалась, но на крик обернулась.

Сняла красный капюшон, зеленые очки на пол-лица. На ветру затрепетали рыжие кудряшки. Гребаную вечность мы стояли и смотрели друг на друга.

Может, чудо? Вдруг и впрямь сейчас полезет вниз?

– Нет! На этот раз у меня все получится!

Голосо– то, голосок… Ей лет пятнадцать, что ли? Девушка развернулась и исчезла за скатом крыши.

Так, нужно сейчас зацепиться за кондиционер, подтянуться, встать, потом дотянуться до решетки… Я разбежался. с ноги высадил окно на хлипкой деревянной раме.

В маленькой комнатке сидели двое – мужчина и женщина, лет пятидесяти. Женщина визжала, сидя в кресле, мужик – дрых на кровати. Голое пузо свисало с кровати. Я шагнул к двери – закрыта.

Я потянулся в нагрудный карман за удостоверением и вспомнил, что пиджак уже минуты три жарится на крыше.

– Полиция Санкт-Петербурга! – громко сказал я. – Где здесь выход?

– Я тебе #$% сейчас дам выход. Я тебе сейчас такой выход дам, %$#… – пробормотал мужик, не просыпаясь.

– Ключ где? Ключ! Мне нужно выйти!

– Слева от двери ключ! – взвизгнула женщина. – На гвоздике! Слава, ну что ж ты всё спишь, Слава! – и она забарабанила руками по голому пузу мужика, пока тот пытался вяло обороняться.

Я очень боюсь высоты, поэтому от одной мысли, что нужно два этажа карабкаться по хлипкой металлоконструкции, мне стало плохо. Вот в морду кому-нибудь дать, в чужую квартиру ворваться или в очередной раз от начальства огрести – это пожалуйста.

Щелкнул замком, вышел и попал в длинный коридор. В двух шагах от меня женщина с кастрюлей завизжала и выронила ношу – по полу потекла горячая вода с бельем в горошек. Совсем рядом вынимал изо рта зубную щетку парень в футболке с черепами и мокрыми волосами до пояса.

– Я телевизор уже отдал. – уверенно сказал он. – Зарплата только через неделю, волосы не продам и не заставляйте.

– Где здесь выход? – спросил я.

Парень, смутившись, махнул рукой в конец коридора. Кажется, мой вопрос его удивил больше, чем звон разбитого стекла, крики и мое появление.

Женщина завизжала, скрылась за одной из дверей, а я метнулся по коридору, обнаружил поворот направо, еще более длинный коридор – похоже, он пронзал дом насквозь. Добежав до конца, чуть не сталкиваясь с удивленными местными, я обнаружил еще одну дверь, обитую ватой, рванул её на себя, выскочил в парадную и метнулся выше по лестнице, мельком выглянул за перила: таааак, еще этажей пять.

Сколько я потерял? Насколько отклонился? Далеко ли успела убежать Паучиха? Судя по тому, как она бегает – далеко…

Я взбежал на три пролета вверх, как вдруг слева от меня за окном прозвучал полный ужаса вопль. Повернув голову, успел увидеть, как в окне пролетает человек.

Была у нас такая шутка в школе милиции – как отличить падение с девятого этажа от падения с третьего? Падение с девятого: «А-а-а-а-а… Бум». Падение с третьего: «Бум. А-а-а-а-а!»

Вопль длился пару секунд. Тут же где-то внизу истошно завыла сигнализация. Похоже, на этот раз паучиха промахнулась мимо асфальта…

На секунду я почувствовал весь ужас падения с такой высоты. Аж передернуло. Потом я еще раз сложил два и два.

С крыши упал парень. Просто так парни с крыш не падают, особенно в последнее время. Паучиха прямо здесь, надо мной.

А еще я догадывался, что она каждый раз уходит не по крышам, а сразу прячется в дом и исчезает одной ей известными путями – переходами, вентиляцией, шахтами лифтов, за которыми могут быть давно забытые люки в канализацию, заброшенные бункера, а то и туннели метро.

Это Питер, понимать надо.

А еще Паучиха уверена, что я или долго и нудно карабкался по стене, или вовсе остался далеко позади.

Поэтому сейчас она уйдет самым быстрым доступным для нее способом. Этой парадной. А тут стою я. Ну и куда мне торопиться?

Выше этажа на 3-4 хлопнула дверь, по ступенькам вниз застучали шаги. Топот легкий, даже шелестящий, словно его хрупкий владелец привык быстро бегать, спускаться, подниматься, карабкаться…

Мысли заметались бешено, как муравьи в развороченном муравейнике. Спрятаться негде – подъезд хоть и старый, но как назло хорошо освещен и без закутков, чуланов. Полминуты – и девушка спустится, увидит меня. Рвануть сейчас? Услышит, убежит, вернется на крыши, опять оторвется, уйдет через другой подъезд…

Я достал из кармана упаковку гитарных струн, достал самую тонкую, первую. Затянул её на перилах напротив себя, на уровне лодыжки. Быстро стянул обувь, брюки, рубашку, остался в трусах и майке. Осторожно расправил штаны на полу, рубашку натянул на левую руку, уже на неё намотал струну. Иначе она порвет мне кожу.

Лег на пол, закрыл глаза, успокоил дыхание.

Секунду спустя топот сделал еще круг по парадному и затих этажом выше. Как я и ожидал, Паучиха увидела меня загодя, выше пролетом. Замерла. Какое-то время оценивала – что это за тело? Чего там лежит? Уже не её ли ждет?

Но полуголый мужик, который не прячется, не шевелится, не угрожает и вообще не подает признаков жизни, меньше всего походит на грозного преследователя. Да и не ждет она засады. Рука чем-то замотана – подумаешь! Или рана, или вены перетянуты…

Списала меня на местного наркошу, либо неудачного любовника – и секунд через десять побежала дальше. Сбежала по двум пролетам, поравнялась со мной, не сбавив шаг. Струну, само собой, не заметила. Вскрикнула, грохнулась на пол, а через секунду я уже заломил ей руки, нацепил наручники.

Какой я красавчик, черт меня дери… Надо мне медаль дать. Нет, две медали! А то и капитана!

– Я их всех спасти пыталась… – всхлипнула Паучиха.

– Этого тоже? – я кивнул за окно. Одной рукой прижимая её к полу, второй я натягивал брюки. Это было настолько неудобно, насколько возможно, но отпускать Паучиху я не решался. Слишком долго гонялись.

Она закивала, щекой подпирая пол.

– Только ни разу не получилось…

– Конечно не получилось, ты же их с крыши и кидала, дура. – машинально огрызнулся я и затянул на тоненьких женских руках наручники. Всё это не имело никакого значения. Девочка попалась, я – молодец. – Или это ты их так спасала?

Парня жалко. Окажись я чуть проворнее, выскочи на крышу двумя минутами раньше… Не догнал я. Не успел. Прости, неизвестный пацан…

– Я слышала, что они умрут, и пыталась их спасти.

– От кого слышала? – насторожился я. – Кто тебе это говорил?

– Тишина… – она всхлипнула и заревела в полный голос, на всё парадное. – На крышах…

Точно наркоманка. Проверим в отделении, что у неё в карманах.

– Разберемся… – сквозь зубы процедил я, цепляя носком кроссовок. Мне вдруг почему-то очень стало жаль рубашку.

***

Салон моей служебной тачки надвое разделен решеткой: передние сиденья только для сотрудников, задние – для задержанных. Исключений нет. Особенно, когда везешь убийцу.

Поэтому девушка куковала сзади. Обычно задержанные женщины трещат без умолку – или тебя матерят, или о своей горькой жизни причитают, но Паучиха сидела молча, даже плакать перестала. Когда мы встали в правом ряду, на светофоре перед Горьковским мостом, я не выдержал – развернулся и прямо спросил:

– Почему ты их убила? Только не надо заливать про голос на крышах и все в этом духе. Дюжина парней упали мордой в асфальт, рядом каждый раз была ты. На некоторых снимках видно – ты их с крыш и толкаешь.

– Вы чай любите? – Паучиха то ли проигнорировала, то ли не услышала вопрос. – У меня с собой есть. Может, остановимся, заварим?

Она вообще понимает, что натворила и насколько крупно вляпалась?

– В СИЗО заваришь. Как тебя зовут-то хоть?

– Рыжая рысь!

Шутить изволит, надо же. Пора обламывать этот юношеский задор.

– Рысь, а ты какой чай любишь?

– Китайский. – девушка вдруг улыбнулась – так, словно я подвозил её до дома, шел непринужденный светский разговор, и она раздумывала, позвать ли меня к себе. – Улун с женьшенем, шен-пуэр. Еще японскую габу.

– А придется полюбить чифир.

– Фу. – наморщила носик, достала откуда-то расческу и зеркальце, распушила из-под капюшона рыжие кудряшки, начала их расчесывать. – С чего вы взяли, будто знаете, что будет? Я вот думала, что знаю. Знаю следствие, значит, смогу изменить причину и вообще все поменять. Только сейчас поняла – я знала следствие, а значит и была причиной.

Я пропустил все мимо ушей – меня как водой окатило.

– Ты как наручники сняла?

Положила гребень и, все еще глядя в зеркальце, подняла наручники с сидения и потрясла ими, как связкой ключей.

– Шпилькой. Меня папа научил.

Я достал из нагрудного кармана пачку Winston Light – наши любимые с Куртом Кобейном сигареты, вытащил одну зубами, закурил.

Сейчас как выяснится, что её папа – какой-нибудь полковник ФСБ в отставке, а то и генерал и будет весело.

– А что, девочка, папа решает?

– Нет. – девушка вдруг стала очень серьезной. Опустила зеркальце, печально посмотрела на меня и покачала головой. – Папа уже давно все решил. Вам никогда не прикуривал мертвец?

Шарадами заговорила. Задержанные, если шибко борзые, начинают или гнать по-блатному, или нести бред – со страху, либо чтобы зубы заговорить. Обычно я на контакт с ними не иду, но в этой девочке меня что-то зацепило.

Хотя почему «что-то»? Красивая чертовка, чего уж таить.. Её бы в кафе повезти, а не в участок.

– Мы с мертвецами разное курим, девочка.

– Это мы еще посмотрим. – хитро улыбнулась она. – А можно я ваш палец возьму? Указательный, на правой руке.

Я хмыкнул. Шарады продолжались, девочка пытается храбриться. Ничего, в отделении её пыл поутихнет, благо, методика отработана…

– Да бери, не жалко.

– Вы меня простите, пожалуйста.

– За что простить? За палец?

– Нет, за это…

Справа заревел звук клаксона – тревожный как военная сирена. Я обернулся – на меня на полной скорости надвигался красный двухэтажный экскурсионный автобус.

Удар – машину подкинуло и закрутило. Заложило уши. Я отключился.