Читать книгу Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт - Рассел Хобан - Страница 13

Яхин-Боаз и дальше просыпался очень рано поутру, всегда – зная, что где-то на улицах его поджидает лев. Однако поскольку видел, как тот ест настоящее мясо, он больше не осмеливался выходить наружу, пока не проснется и не зашевелится весь прочий мир. В рабочее время и по вечерам льва он не видел. Почти все время Яхин-Боаз был возбужден.

– Ты предаешься любви так, словно впервые здороваешься и в последний раз прощаешься, – сказала ему Гретель. – Будешь ли ты здесь завтра?

– Если у меня есть завтра, я буду здесь, если здесь – то место, где я, – отвечал Яхин-Боаз.

– Кто может просить большего? – сказала Гретель. – Человек ты надежный. Настоящая скала.

Яхин-Боаз думал о льве постоянно – как тот съел взаправдашнее мясо, как юная пара льва не видела, зато наблюдала, как поедается мясо. Он не осмеливался снова встретиться со львом без чьего-либо профессионального совета.

Он осторожно завел разговор с хозяином книжного магазина.

– Современная жизнь, – сказал Яхин-Боаз, – особенно современная жизнь в крупных городах – создает в людях сильные напряжения, не правда ли?

– Что современная, что древняя, – согласился тот. – Где жизнь, там и напряжение.

– Да, – сказал Яхин-Боаз. – Напряжение и нервы. Прямо удивительно, что могут сотворить нервы.

– Ну, у них же не без системы, – отвечал хозяин. – Ведь если у тебя нервный приступ, приступом тебя берет нервная система. Что может человек против системы?

– Точно, – согласился Яхин-Боаз. – У него могут быть иллюзии, галлюцинации.

– Да что ни день, – сказал хозяин. – Вот у меня, к примеру, иногда возникает иллюзия, что этот магазин – деловое предприятие. А потом я возвращаюсь в реальность и осознаю, что это всего лишь дорогостоящее хобби.

– Да, но те, у кого бывают галлюцинации, – стоял на своем Яхин-Боаз, – сильные галлюцинации, – как им можно помочь?

– Какого рода сильные галлюцинации приходят вам на ум? – спросил хозяин.

– Ну, скажем, плотоядные, – ответил Яхин-Боаз. – Разговор поддержать.

– Плотоядная галлюцинация, – произнес хозяин. – Можете привести мне пример подобной?

– Да, – сказал Яхин-Боаз. – Предположим, человек видит пса, которого, скажем, в обычном смысле нет. Кроме него, никто этого пса не видит. Человек скармливает псу собачью еду, и все видят, как собачья еда поедается собакой, которую они не видят.

– Довольно необычная галлюцинация, – произнес хозяин, – уж не говоря о расходах на ее содержание. А какой породы эта галлюцинаторная собака?

– Я, собственно, не собаку имею в виду, – сказал Яхин-Боаз. – Я говорил гипотетически, чтобы дать представление о том, что у меня на уме: как реальность и иллюзия могут иногда путаться и всякое такое. Собаки здесь ни при чем. Я имел в виду, вероятно, проконсультироваться насчет этого со знающим человеком. Можете мне кого-нибудь порекомендовать?

– У меня есть друг, и он психиатр, – сказал хозяин, – если вы имели в виду что-то связанное с умом. С другой стороны, если она ест настоящий собачий корм, тогда не знаю. А специалист он дорогой.

– Да надо мной, в общем, не каплет, – сказал ЯхинБоаз. – Может, позвоню ему, а может – и нет. Иногда лучше прояснить для себя ситуацию, чем постоянно держать в уме.

– Разумеется, – сказал хозяин. – Если как-нибудь захотите взять отгул, сами понимаете…

– Отнюдь, – сказал Яхин-Боаз. – Со мною полный порядок. – Он позвонил психиатру и назначил встречу на следующий день.

Приемная врача располагалась в многоквартирном доме, на самом верху четырехэтажного запаха стряпни. Яхин-Боаз поднялся по лестнице, позвонил, сам вошел и сел на диван-кровать в большой кухне, пока не появился врач.

Врач был приземист, с длинными рыжими волосами и бородой, а одет так, будто по выходным чинит чтонибудь у себя дома. Он включил электрический чайник, приготовил чай в маленьком китайском заварнике, поставил на поднос вместе с ним две фарфоровые чашки и сказал:

– Входите.

Они вошли в комнату, служившую ему кабинетом, и сели на стулья друг напротив друга. У стены стоял диван-кровать. У другой – большой стол, заваленный книгами и бумагами, на нем пишущая машинка, два магнитофона, портфель и несколько куч больших бурых конвертов и папок. На столиках поменьше, стульях, на полу, каминной доске и на полках – еще книги и бумаги.

– Начинайте где угодно, – сказал врач.

– Начну со льва, – сказал Яхин-Боаз. – Мне не по карману приходить больше одного раза, так что я сразу к делу. – И он рассказал врачу о двух своих встречах со львом, сделав особый упор на пяти фунтах бифштекса. – И всегда я знаю, что до рассвета он будет ждать меня где-нибудь на улицах, – сказал Яхин-Боаз. – Знаю я, конечно, и то, что львы вымерли. Львов больше нет. Поэтому он не может быть всамделишным. Он может быть всамделишным?

– Он ест всамделишное мясо, – ответил врач. – Вы это видели, это видели другие.

– Верно, – сказал Яхин-Боаз. – И мясо – это я.

– Ну да, – подтвердил врач. – А потому давайте не будем мелочиться, всамделишен он или нет. Он способен причинить всамделишный урон. Он – в самом деле задача, которую так или иначе нужно решать.

– Как? – спросил Яхин-Боаз, взглянув на часы. Он платил за пятьдесят минут консультации, и десять минут из них уже истекли.

– Постарайтесь припомнить ту ночь, после которой вы впервые увидели льва, – сказал врач. – Ничего вообще не приходит на ум? Какие-нибудь сны?

– Ничего, – ответил Яхин-Боаз.

– А тем днем?

– Ничего.

– На работе тоже ничего? По телефону вы сказали, что работаете в книжном магазине.

– В книжном ничего не случилось. В другой лавке, правда, был дверной упор в виде льва, в моей собственной лавке, где я продавал карты до того, как приехал в эту страну.

– А что с этим упором? Что-нибудь на ум приходит?

– Мой сын сказал, что моя карта не покажет, где найти льва.

– А что с сыном?

– Его зовут Боаз-Яхин, – сказал Яхин-Боаз. – Так звали и моего отца. Тот основал дело, торговлю картами. Он сбежал от своего отца. А я сбежал от своего сына. От моих жены и сына. Мой отец говорил, что мир для того и сделан, чтобы искать и находить. Карты не дают тому, что найдено, вновь потеряться. Так говорил мой отец. Однако все найденное всегда теряется вновь.

– Что потеряли вы?

– Годы самого себя, свою мужскую зрелость, – ответил Яхин-Боаз. – Есть только одно место, и это место – время. Почему я держу у себя карту, которую обещал ему? Мне она не нужна. Я мог бы ему ее оставить. Мог бы послать ему.

– Вашему отцу?

– Мой отец умер. Сыну.

– Почему же вы ему ее не отдали?

– Я оставил ее себе, сохранил, чтобы найти то, чего так и не нашел.

– Что именно?

– Я хочу поговорить о льве, – сказал Яхин-Боаз, взглянув на часы.

Врач раскурил трубку, потратив на это, как показалось Яхин-Боазу, чуть ли не целую минуту.

– Ладно, – сказал врач из тучи дыма. – Что такое лев? Лев – то, что может вас убить. Что есть смерть?

– У нас есть время в это углубляться? – спросил Яхин-Боаз.

– Я вот о чем: что есть смерть в этом контексте? То, чего вы хотите, – или чего не хотите?

– Кому ж охота умирать? – спросил Яхин-Боаз.

– Вы удивитесь, – заметил врач. – Давайте попробуем выяснить, чем бы стало для вас ваше убийство львом.

– Конец, – сказал Яхин-Боаз.

– Было б это, скажем, для вас наградой?

– Вовсе нет.

– Было бы, ну… что противоположно награде?

– Наказание? – спросил Яхин-Боаз. – Да, наверное.

– За что?

– Мои жена и сын могли бы излагать это вам весьма протяженно, – сказал Яхин-Боаз, вновь поглядывая на часы. – А меж тем лев выжидает каждое утро перед зарей.

– Он приходит к вам в квартиру или следует за вами на работу? – спросил врач.

– Нет. Но он – где-то там, и я знаю, что он там.

– Ну да, – сказал врач. – Но вы же сами выбираете, встретить его или нет, да?

– Да.

– Так мы говорим о том, что вы боитесь выйти и встретить льва-мясоеда. Вы боитесь, что примете наказание.

– Об этом я не думал, – произнес Яхин-Боаз.

– Каких людей наказывают? – спросил врач.

– Всяких, полагаю.

– Присяжные удаляются обдумать, – сказал врач. – Присяжные входят вновь. Судья спрашивает: «Как вы находите ответчика?»

– Виновным, – ответил Яхин-Боаз. – Но откуда приходит лев? Объясните.

– Ладно, – произнес врач. – Зайду в этом, уж как сумею, далеко. Но вам следует помнить, что у меня не только нет всех ответов, но и большинства вопросов нет в том, что касается вас. Забудем о формальностях. Лев есть нечто экстраординарное, и питается ли он мясом или играет на кларнете – вопрос скорее академический.

– Он бы не убил меня кларнетом, – сказал ЯхинБоаз.

– Лев, – продолжал врач, – способен по-настоящему воздействовать на вас. Но это не страннее телевидения, к примеру. Прямо сейчас в эфире передают изображения разговаривающих, поющих, танцующих людей, возможно, там есть даже изображения львов. Будь в этой комнате телевизионный приемник, мы б увидели эти образы. Мы б могли слышать голоса, музыку, звуковые эффекты. На нас они бы эмоционально воздействовали в самом деле, хотя образы были б всего лишь образами.

– Это не вполне сопоставимо с моим львом, – сказал Яхин-Боаз. – К тому же все, у кого есть телевизионный приемник, могут увидеть передачи, о каких вы говорите. А моего льва вижу только я.

– Предположим, – сказал врач, – что вы единственная личность на свете, у которой имеется приемник, способный принимать эту конкретную передачу. – Он поглядел на часы. – Приемник вины и наказания.

Яхин-Боаз посмотрел на часы. Осталось меньше минуты.

– Но откуда приходит лев? – спросил он. – И где передатчик?

– От кого вы ждете наказания?

– От всех. – Яхин-Боаз удивился, услышав себя, как раз когда у него в уме неожиданно восстали отец и мать. Люби нас. Будь таким, каким мы хотим, чтоб ты стал.

– Покамест дойти мы можем лишь досюда, – произнес врач, вставая. – На этом нам придется остановиться.

– Но как мне выключить программу? – спросил Яхин-Боаз.

– Вам хочется? – спросил врач, открывая дверь.

– Ну и вопрос! – сказал Яхин-Боаз. – Хочется ли мне! – Но пока дверь за ним закрывалась, он уже подсчитывал стоимость ежедневного бифштекса для льва.