Читать книгу Конец Айдахара. Сказка-фантазия - Райхан Алдабергенова - Страница 4

В забвенье канувшее время,

Когда мир веровал в Тенгрѝ1.

Людское почитало племя

Владыку Неба и Земли.

– О, Жаратка̀н2! – тянулись руки,

– Услышь детей молящий глас.

Возьми, Всевышний, на поруки,

Дай справедливый свой наказ!

Бог, слыша жаркие молитвы,

В дар горы преподнес, моря

И русла рек неторопливых,

Озера, степи и леса.

Без счета табуны, отары,

Свободу, честь не позабыл.

Дал праведную власть кага̀ну3.

Творца избранник и судьбы

Бумы̀н Ильха̀н4 народом правил,

Связуя с Небом каждый шаг.

Народ в ответ кага̀на славил,

Ему желая всяких благ.

Но мир наш создан многоликим,

В нем солнца свет и мрак ночи.

Добро, зло воедино свиты,

Порой их трудно различить.

Известно, у Тенгрѝ был младший

И своевольный, грозный брат.

Безмерной власти возжелавший,

Страж преисподней мрачных врат.

Обитель вечного покоя

Уж сколь веков тесна ему.

Прельщает взор его иное,

На свет он обменял бы тьму.

Себе Эрлѝк5 не признавался,

Что мучим тягостной тоской.

Досаду пряча, восхищался

И видел в грезах мир людской.

Где солнце на небе сияет

И жизнь бурлит и бьет ключом.

Где ветер тучи разгоняет

И травы стелются ковром.

Эрлѝку зависть душу травит,

Немил бездейственный покой

Во мрачном мире, коим правит

Суровой, твердою рукой.

Не по нутру людей свобода,

Чья жизнь полна земных страстей,

И цвет лазури небосвода,

И шаловливый смех детей.

Им омрачить существование

Дракона верного послал.

Со дня начала мироздания,

Народ чтоб радостей не знал.

Строптивый нрав у Айдаха̀ра6,

Надменность и коварство в нём.

Змей дряхлый, немощный и старый,

Был умысел великий в том.

Чтоб ощутив однажды силу,

Против Эрлика не восстал,

Под чьим приглядом зло творил он.

Поэтому в подмогу дал

Колдуний желчных и ехидных.

Четыре кровные сестры.

И ведьмы те не безобидны,

Стары, ужасны и хитры.

Служили Айдаха̀ру верно,

Поддерживая силы в нём.

Полны дела их яда, скверны,

Рассказ отсюда и начнём.

Древнее всех была старуха,

Прожорливая Жалмауы̀з.

От уха пасть ее до уха,

Нос хищный над губой повис.

Средь, богом и людьми забытых

Болот, в глуши одна жила.

В землянке, в зарослях сокрытой,

И самой злобною слыла.

На ней в заплатах бурых платье

И ветхий, как сама, жилет.

Почти истлевшей шитый гладью,

Из серой ткани кимешек7.

Бугром высоким громоздится

Навитый сверху шылауыш8,

Чей цвет ей помогал таиться

И неприметной быть, как мышь.

Огнем неистовым и темным

Один во лбу сверкает глаз.

Взгляд пристальный и вероломный,

Зрачок готов пуститься в пляс.

Раздвинуты клыками губы

И ужасающий оскал.

Все выпали другие зубы.

Как жаль, в землянке нет зеркал.

Себя бы ей хоть раз увидеть,

Как ужаснулась бы она.

Всё глупости, лишь ненавидеть

Способна склизкая душа.

Намного старше Айдахара

Злодейка дряхлая была.

Костями ведьма громыхала

И нет векам ее числа.

Да, Жалмауы̀з кемпѝр9 на свете

Жила еще в те времена,

Когда на месте вольной степи

Плескались буйные моря.

И воды в руслах рек могучих

Текли иною стороной.

Там, высился где лес дремучий,

Такы̀р10 сверкает в летний зной.

Жуть! Человечиной питалась,

Ночной охотилась порой.

На путников во тьме кидалась,

Грозя незваною бедой.

Была старуха ненасытна,

Вот потому-то Жалмауы̀з

Прозвали ведьму люди, видно,

Горбом давило ее вниз.

Плоть юную предпочитала,

Но не гнушалась стариков.

Всё, что достанется, глотала,

Людей, баранов и быков.

Был спутником ей неразлучным

Болотный злобный дух Обы̀р11.

Прислугой, тенью и подручным,

Лохматый, маленький упырь.

Кривые ноги, словно крюки,

Нескладный, тощий, как сухарь.

Мешком тугим свисает брюхо

И нравом истинный дикарь.

Костлявые расставив руки,

Себя с трудом таскает он.

А доставляет ему муки

Живот на тулове худом.

Ступал неспешно, неуклюже,

Свой длинный высунув язык,

Что был пугающе синюшным,

К чему сам издавна привык.

Из воспаленных, красных дёсен

Ряд острых, реденьких зубов.

Глаза заплывшие раскосы,

Взгляд еле видимых зрачков

Хитер и жаден, полон лести,

Обы̀р угодлив, суетлив.

Живет на свете лет уж двести,

Весь в склизкой тине, не брезглив.

Остатки пиршества старухи

За нею следом доедал.

Над упырем витали мухи,

Когда он жадно кость глодал.

Влекло его и к мертвечине.

Отстав от ведьмы, убегал

К могильникам и там, в лощине

Наедине в ночь пировал.

Обшарив глазками округу,

Что происходит, замечал.

Домой вернувшись, на досуге

Хозяйке новости шептал.

Когда ложилась та, зевая,

Чтобы поспать в землянке всласть,

В ком раскаленный превращаясь,

В раскрытую к ней прыгал пасть.

И, сидя там, в бездонном чреве,

Все, что приметил, доносил.

Не успевал сказать и трети,

Как в сон впадал, лишенный сил.

А вот сестру, вторую ведьму,

Прозвали злобною Мыста̀н12.

Секрет бессмертия ей ведом,

В котле готовила дурман.

На берегу, где усыхает,

Мертвея, озеро в степи,

У казана Мыста̀н чихает.

На человеческой крови

Варила зелье и владыке

Взвар подносила поутру.

И Айдаха̀р со злобным рыком,

Из чаши снадобья глотнув,

Мощь обретал былую снова,

Забыв на время старость, хворь.

Бег слышен обновленной крови,

Становится надменным взор.

Исполнившись бодрящей силы,

Змей приносил немало зла.

Сжигал жилища и губил он

Несметные в степи стада.

И не щадил многоголовый

Ни старцев, женщин, ни детей.

Свершал набеги снова, снова,

И лились слезы матерей.

Лишь самых юных и красивых

Наложниц в плен охотно брал.

Как видно, старый нечестивец

Толк в этом скверном деле знал.

На троне, застланном периной,

Обитом бархатом, парчой,

Змей возлежал, дыша лениво,

Сверкая гладкой чешуёй.

Во множестве цветных подушек,

Скользя, хвост длинный утопал.

Сквозь веки дряблые досуже,

Под звуки песен наблюдал,

Как пленницы в изящном танце

Кружили, яства поднося.

С горячечным, густым румянцем,

Пред ним насилу страх снося.

Когда одолевали хвори,

Безумствовал и лютовал.

Не совладав с нещадным жором,

Иных невольниц поедал.

Убийце, знать, не угодили

И надоели палачу.

Иль старость, немощь досадили,

Что видеть их невмоготу.

– Довольно! Хватит уж! – со стоном

Бессильно лапами махал.

К подножию тотчас же трона

Со свистом гулким прилетал

Кермѐзов13, духов подземелий

Услужливый, зловещий рой.

Тумана зыбкого кудели,

Объяв наложниц пеленой,

Трепещущих, дрожа от страха,

Косматым вихрем охватив,

Руки довольно было взмаха,

Их крики, стоны заглушив,

Прочь в подземелья уносили

И в наступившей тишине

Совсем ослабший, уязвимый,

С собою сам наедине

Печалился, вздыхал, ярился,

Недомогания кляня.

К рассвету с немощью мирился,

В тревожный сон впадал, храпя.

Бодрящей смеси дожидаясь,

За часом час злодей дряхлел.

Эрлѝка воле подчиняясь

И втайне радуясь, что цел.

Никто не смел бы своевольно

Войти в пугающий дворец.

Входила лишь Мыста̀н невольно.

– А ты, старуха, молодец! —

Шептал дрожащими губами,

Дым изрыгая, Айдаха̀р,

Что жалкими витал клубами,

К утру истратив прежний жар.

Колдунья голову склоняла,

Боясь хоть каплю уронить.

Немало страхов испытала,

Чем прежде зельем напоить

Многоголового владыку.

Стояла, замерев у врат,

А вход туда схож с пастью дикой.

Из камня зубья в частый ряд

Со скрипом в недрах исчезали,

Её впуская во дворец.

Затем на место вновь вставали.

Иному, кто шагнет, конец!