Читать книгу Конец Айдахара. Сказка-фантазия - Райхан Алдабергенова - Страница 6

Степной тога̀й28. В глуши дремучей,

Закрыв собою солнца свет,

Кривые, словно сеть паучья,

Деревья тянут ветви вверх.

На очаге перед избушкой

Мутнеют, вздувшись, пузыри

В котле, имел что сорок ушек.

Но что творится там, внутри?!

Истерзанные болью лица

И стоны тщетные людей.

Какой-то глаз слепой слезится

Под дребезжание костей.

Их кровь и жизненную силу

В зловонном стряпали чаду.

По стенкам скрежетали вилы,

Мыстан в горячечном бреду

Мешала варево:

– Эй, громче!

Боль, горе, сколько силы в вас?

С людской породою покончим.

Где крови жертвенной окрас?

Взвивайся ярче, ярче пламя,

Я зелье день и ночь варю.

Между кипящими костями

Кут затерявшийся ищу…

Сидела голая по пояс,

На пне елозя, Албасты̀.

Все шесть грудей свисали строем,

Так виснут длинные хлысты.

А вот концы их, как кинжалы,

Готовы жертву вмиг рассечь,

Как это много раз бывало,

Давая кровью им истечь.

Сухая, с желтизною грива

Укрыла кости тощих плеч.

Кадык торчит из горла зримо,

Пронзил как будто горло меч.

И потому-то басовитый,

Гнусавый голос Албасты̀

Сквозь кашель слышался сердито

И щелкали во рту клыки.

Синюшны и мясисты губы,

На подбородке пук волос.

Щербатые, кривые зубы,

Тяжелый ястребиный нос.

– Веков прошло, считай, немало,

Пытаешься, однако, зря, —

Вдруг Албасты̀, сипя сказала,

– Кут не поймать тебе, сестра.

Уж я младенцев сколь сгубила,

Но так его и не нашла.

Взмывая к облакам, ловила,

Проворен больно, как стрела.

– Да знаю я, – к ней обернувшись,

Скривила рот в ответ Мыста̀н,

– Эрлѝк наш если Всемогущий

Кут изловить пытался сам.

Так почему, скажи, я руки

Должна, не веря, опустить?

Терпеть приходится вот муки,

Впустую вар в котле варить.

О, если б дар достать священный,

Бессмертие бы обрели.

Эх, семя жизни сокровенной

В стряпне моей бы растворить!

Затем людей себе на радость

Свести на нет с лица земли.

Познать победы дивной сладость,

Мир властью полной охватить!

Седые, вздыбленные пряди,

Как пакля виснут над котлом.

Нос крючковатый дышит смрадом,

От зелья отошла с трудом.

Два глаза, словно капли ртути

Скользят, взгляд ведьмы не поймать.

Туда-сюда зрачками крутит,

Тревогу трудно ей унять.

Звенят браслеты на запястьях

Из чьих-то загнутых клыков.

В халате латаном, цветастом.

К чему живописать? Не нов

Нам с вами облик ведьмы старой,

Что сеет в этом мире зло.

А кто поддался гнусным чарам,

Пойдет жизнь прахом у того.

– А снадобье-то неплохое, —

Облизывая зубья вил,

Мыста̀н бурчит сама с собою,

– Поболее в нем, видно, сил.

Сомнение, однако, гложет,

Чего-то все ж не достаёт.

И не пойму, чего, быть может… —

Задумавшись о том, замрёт.

– Младенческой, я знаю, плоти

Добавить нужно, – Албасты̀

Пробасила, – Она-то вроде

Придать могла бы остроты.

– Да, так и есть, новорождённый

Детеныш, слышала, хорош.

Взвар, чьею кровью разведённый,

Способен в жилах вызвать дрожь, —

Нежнейшим голосом пропела

Меньша̀я ведьма Жезтырна̀к,

Как только лишь она умела,

С улыбкой вялой на устах.

Струится шёлковое платье,

Девичий облегая стан.

Спадает рыжих прядей злато

Густыми волнами к ногам.

Лица ее овал изящен,

А брови (ах, замрёт душа!)

Взлетают вверх дугой скользящей.

Была б собою хороша,

Когда б не медный нос нависший

Над пухлой, алою губой.

Насквозь, похоже, норовивший

Проткнуть, как согнутой иглой.

Пустые, страшные, белёсы,

Лишённые зрачков глаза.

Лишь миг назад сладкоголосой,

Казалось, девица была.

Внезапно смехом разразилась,

Угрюмым, хриплым и густым.

Спиной к землянке прислонилась,

С лицом задумчивым и злым.

Тяжёлый волос поправляя,

В тугую собрала косу.

Рукав скользнул вниз, оголяя

Предплечий девичьих красу.

Сверкнула медными когтями,

Уняв точёных пальцев дрожь.

В плоть жертвы острыми клещами

Ей, видно, впиться невтерпёж.

Мыста̀н вздыхает:

– Понимаю,

Кого имеешь ты в виду.

Ума̀й его оберегает,

Нам проще с неба снять звезду. —

И тут же пала на колени:

– Эрлѝк Великий, помоги

Младенцу подобрать замену,

Двойное снадобье сварить.

Твоя лишь воля в том, пожалуй,

Дать Айдаха̀ру сил запас,

Пока не вырос этот малый

И не сгубил однажды нас…

Мыста̀н вдруг спохватилась, цыкнув,

И на ноги встаёт с трудом.

Туда-сюда глазами зыркнув,

Зашамкала запавшим ртом:

– Где Коная̀к пропал, бездельник?

Не дозовешься никогда.

В разы иные, как отшельник,

То не спасешься от плута?

Тут Жалмауы̀з прошелестела,

За посох, что есть сил держась:

– Задумала когда-то дело,

Ждала, ждала, вот, дождалась.

Особое сготовить зелье

Самой, видать, придется мне.

А разговор о том отдельный —

Кой-что добыть на глубине.

На подступах к глухим болотам

Чернеет вековая хлябь,

Что поглотила и поглотит

Немало душ. Ее собрать

Вчера Обы̀ру я велела,

Ему в подмогу Коная̀к.

В ней, смрадной, сущность уцелела

И, если выпить натощак,

Придаст владыке столько силы,

Какой не ведал он вовек.

Я тайну много лет хранила.

Будь он неладен, человек…

В ней кровь и кости утонувших

На дне за множество веков,

Недавно и давно минувших,

Мужчин и женщин, стариков.

Особой силой обладает,

Как сажа черная та хлябь.

Густая жижа порождает

Под ветром стонущую рябь.

Она, не кут живой, конечно,

Едка, однако, как слеза.

Невзрачная как будто внешне,

Но сотворяет чудеса.

Добавкой к вареву послужит,

Двойную силу вмиг придаст.

Надеюсь, наш владыка сдюжит

С бедой, случившейся у нас.

– Кхе-кхе, – зашлась старуха в кашле,

Не слыша шороха в кустах.

Явились, ведьму ошарашив,

Два злыдня на кривых ногах.

Сначала вынырнул сутулый,

Вертлявый живчик Коная̀к.

За ним медлительный и снулый

Обы̀р шагает кое-как.

Несёт, покрытый склизкой тиной,

С болотным месивом бурдюк.

На дне кипящей чёрной глины

Стон, крики, жалостливый звук,

Смешавшись, булькают, клокочут.

Не смея жижу расплескать,

Обы̀р волнуется, бормочет,

Из рук боится выпускать.

На землю бережно поставил,

Робея, вкрадчиво вздохнул.

Язык свисающий, шершавый,

Хихикая, в себя втянул:

– С десяток раз нырял в трясину,

Чуть не задо̀хся, но достал.

Добавьте малость паутины,

Чтоб взвар скорее вызревал.

– Кого, болтун, учить надумал? —

Косой взгляд бросив сверху вниз,

Всю пятерню в мешок засунув,

Злорадно шепчет Жалмауы̀з:

– Здесь столько боли, мук людишек,

Живительная будет смесь…

Подкиньте-ка в огонь дровишек,

Со дна чтобы поднялась взвесь.

Обы̀р, желая быть полезным,

Согнулся возле казана.

Схватив бурдюк, Мыста̀н залезла

На спину увальня, кряхтя.

И опрокинула всю жижу.

Поверхность, изрыгая дым,

Бурлит, вскипает пеной, брызжет,

И зелье кажется живым.

Толкаясь и опережая

Друг друга, ринулись к котлу.

Смердящий жадно пар вдыхая,

Желания жгучего в пылу.

И так как пить не дозволялось,

Сготовленный для змея взвар,

Все остальные пробавлялись

Той силой, что давал им пар.

Готовое поутру зелье

Владыке Жалмауы̀з снесла,

С одной обдуманною целью,

Что напоследок берегла.

Змей ждал, в перинах утопая:

– Совсем плохи мои дела,

От хворобы изнемогаю.

Подай-ка снадобье сюда.

Схватил, дрожа всем телом, чашу

И опрокинул вмиг в нутро.

Биение сердца стало чаще,

И взор уже не так суров.

Встряхнулся, радость ощущая,

Разинул пасть, огнем плеща:

– Как видишь, старая, крепчаю.

Легко-то стало, как дышать!

Давно не ощущал такого

Бодрящего прилива сил.

Сварила ты его толково,

Таким, как я о том просил.

– О, господин мой всемогущий, —

Согнувшись, Жалмауы̀з сипит,

– Тревогой вновь делюсь гнетущей,

Знай, гибель верная грозит.

Позволь напомнить о батыре,

Идет который быстро в рост.

Быть нам иль нет в Срединном мире,

Сегодня так стоит вопрос.

– Ответь сама. Чего ты тянешь?

И я волнением изведён.

Себя, старуха, не обманешь. —

Вздыхая, произнес дракон.

– Ты прав, конечно же, владыка.

Кого хотим мы обмануть?

Не стать бы погодя заикой.

Позволю всё ж себе дерзнуть.

Мне, согбенной, признаюсь, страшно

Шальную мысль произнести.

Тебе сидеть не время в башне,

Беда грядет, не допусти.

Иди туда, мой повелитель,

Куда другим заказан путь.

Мы, как один, все с толку сбиты.

Сумеешь только ты рискнуть…

Пред очи грозного …Эрлѝка,

Набравшись смелости, предстать.

Не столь дерзка я, только дико

Звучит то, что должна сказать.

Он только справится с бедою,

Сгубить поможет нам дитя.

Чтоб силу, власть твои удвоить,

Сварила снадобье сама. —

Рот сжала дряхлою рукою:

– Как смела это я сказать?!

Язык мой глупый недостоин

Отныне что-то предлагать.

– Да, да, бросаешь слишком смело

На ветер дерзкие слова! —

Под сводами вдруг прогремело.

Земли коснулась лбом, едва

Был слышен голос дребезжащий:

– Прости, прости, мой господин!

Ну не могла никак сдержаться,

Спасти нас можешь ты один.

Сожги меня своим дыханьем,

Сгореть готова я в огне.

Всех, всех погубишь выжиданьем,

Знай, что теперь мы в западне!

Упадок духа унимая,

С угрюмым видом сел на трон.

С трудом со сказанным смиряясь:

– Подумаю… – процедил он.

– И все же, справиться с бедою

Попробую сегодня сам.

Настало время, знать, лихое,

Не время предаваться снам.

Змей, в теле силу ощущая,

Перепоясался ремнём.

Колдунью снова в страх ввергая,

Кругом себя плеснул огнём.

И в струйку дыма превратившись,

Поспешно вылетел в окно.

Сказать о том не потрудившись,

Куда лететь им решено.