Читать книгу История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств - Райнхард Виттрам - Страница 5

Когда в 1237 году Германский орден перенес центр тяжести своей деятельности из Пруссии в Лифляндию, до окончательного завоевания новых земель и обращения язычников в христианство было еще очень далеко. Поэтому эти процессы следует рассматривать в неразрывном единстве.

В самом начале, еще до конца 1206 года, епископ Альбрехт покорил и обратил в христианство ливов, проживавших в нижнем течении Западной Двины и областях в районе Лифляндской Аа, а затем устремился на юго-восток, чтобы по Западной Двине создать прочную преграду на пути движения литовцев. В 1208 году было покорено латышское племя селов, и тогда же добровольно к немцам присоединилась, а также приняла крещение часть летгалов в Толове, что уже само по себе говорило о той степени угрозы, которая исходила для них со стороны соседей. Две русские крепости на Западной Двине пали соответственно в 1208 и 1209 годах, и по договору от 1212 года эти районы от верховной власти Полоцка отпали, после чего в 1214 году окрещенные в православие латгалы по собственной воле перешли в лоно Римско-католической церкви. Сделали они это для того, чтобы найти у немцев защиту от набегов эстов[50] и литовцев. Однако союз с германцами и единая с ними вера не освободили летгалов от повинности выплачивать дань Пскову, которая сохранялась еще довольно долго.

А вот покорение земгалов и куршей проходило не так легко. Ведь они постоянно находили себе действенную опору в лице родственных им литовцев – наиболее опасных для немцев врагов, боровшихся против германского господства на Западной Двине. В то же время земгалы из Межотне попытались в 1219 году найти у немцев от литовцев защиту, но в следующем году вновь от германцев отвернулись. Земгальский же воевода и князь Виестартс, правивший в окружавших замок Тервете областях, вообще постоянно менял свои ориентиры и в зависимости от складывавшейся расстановки сил переходил от одной стороны к другой. Поэтому для подчинения земгалов потребовалось не одно десятилетие.

Что касается куршей, то вначале (в 1225 году) они тоже добровольно предложили жить в мире. Однако вскоре миролюбие сменилось на враждебность, и Германскому ордену пришлось покорять их в ходе многочисленных сражений, исход которых не всегда был в его пользу. После же его неудачной попытки продвинуться дальше на восток, закончившейся поражением 5 апреля 1242 года от Александра Невского в битве на Чудском озере, орден сосредоточил все свои силы на завоевании земель на западе, чтобы выйти к границам Пруссии. Сам кайзер Фридрих II уполномочил его осуществить завоевание Курляндии, Литвы и Земгалии, вручив в торжественной обстановке грамоту с золотой печатью (Золотую буллу), текст которой в отношении новых земель слово в слово повторял привилегии ордена в Пруссии от 1226 года.

Во время решающих сражений за Курляндию и Земгалию перед орденом открылась перспектива подчинить себе и Литву – в 1250 году вождь одного из литовских племен Миндовг решился пойти с ним на союз, дал себя священнику ордена окрестить и в 1253 году в присутствии магистра ордена получил из рук кульмского епископа королевскую корону, переданную ему папой.

В 1252 году в Мемеле[51] орден основал замок, поскольку во главу угла встал вопрос, удастся ли ему удержать западнолитовскую область Жемайтию, которую Миндовг передал крестоносцам под управление. Однако в битве у озера Дурбе 13 июля 1260 года тевтоны потерпели сокрушительное поражение, потеряв убитыми 150 рыцарей во главе с магистром, что положило конец протекторату ордена над Литвой.

Это поражение действительно имело очень серьезные последствия – немедленно восстали курши, которые вместе с эстами покинули поле битвы в самом начале сражения, а также земгалы и даже прусские племена. Когда же вслед за этим на путь измены встал и Миндовг, политике, направленной на покорение Литвы, настал конец. На это у ордена больше не хватало сил.

Тем не менее в течение нескольких десятков лет ордену удалось подавить сопротивление куршей и земгалов. Сначала рыцари привели в повиновение куршей, что было закреплено в обоюдном мирном договоре 1267 года, а затем после многочисленных битв с переменным успехом и решающего сражения в 1290 году покорили и земгалов, часть из которых оказалась вытесненной за пределы границы с Литвой. Туда же несколько ранее, а точнее, в 1281 году сбежал и предводитель вспыхнувшего в 1279 году последнего восстания земгалов их вождь Намейсе из крепости Тервете. В общем, в годы этой войны полностью проявилось то, что литовское влияние и оказываемая литовцами земгалам помощь полностью поставили последних в зависимость от Литвы.

Гораздо дольше, чем земгалы, сопротивлялись эсты. Первое вторжение в земли их обитания предприняли еще меченосцы вместе с латышами в 1209 году, а после взятия в 1215 году замка Феллин в последующие годы немцы успешно продвинулись на север. Когда же в прибалтийские дела вмешались русские, часть эстонцев (из южноэстляндской земли Уганди) попросила защиты у немцев, и текст подписанного с ними соглашения напоминал договоры присоединения латышей. Правда, это был единственный случай подобного рода – успехи русских переломили такую тенденцию. Но еще до того, как к эстам подоспела русская помощь, 21 сентября 1217 года объединенное эстляндское войско в битве возле города Пала потерпело сокрушительное поражение от немцев и союзных им ливов и леттов[52]. После героического сопротивления при беспорядочном бегстве наряду со многими вождями эстов погиб и их главный предводитель Лембит, единственный эстонец, которого летописец, живший в то время, удостоил княжеского титула.

Эта победа привела к полному подчинению эстляндских областей Сакала и Ервен. Однако возникли новые серьезные трудности – бременский архиепископ перекрыл крестоносцам проезд в Лифляндию, а русские по просьбе эстонцев грозили нападением. Тогда, возможно для обеспечения острия удара при вторжении меченосцев в Эстонию, епископ Альберт, как уже говорилось ранее, обратился к датскому королю Вальдемару с просьбой об оказании вооруженной помощи. Король высадил войско и победил, в результате чего датчане проникли на эстляндскую территорию, но закрепиться им удалось только в Ревале. Когда же эсты в 1222 году заняли остров Эзель[53] и прибрежные к Балтийскому морю районы, немцы в союзе с летгалами их себе подчинили – в 1224 году пал отчаянно защищавшийся эстами и русскими замок Дорпат, а в 1227 году были покорены и жители Эзеля.

Могуществу датчан пришел конец, когда войско Вальдемара II в 1227 году потерпело поражение в битве за Гольштейн и другие немецкие северные земли возле населенного пункта Борнхевед. Последствия этого разгрома коснулись самых отдаленных уголков Датского королевства, а орден меченосцев занял эстляндские земли, принадлежавшие ранее Дании. В 1230 году при содействии германских купцов с острова Готланд он основал на них немецкий город Реваль, который стал дополнять древние ярмарки. А роль свое образного опекуна над лифляндскими землями ордена, похоже, взял на себя влиятельный северогерманский правитель герцог Альберт Саксонский, который познакомился с Лифляндией во время крестового похода 1219 года. Когда же Германский орден принял на себя наследство ордена меченосцев, под давлением Папской курии по договору 1238 года, заключенного в городе Стенсби[54], герцог был вынужден поддержать Данию, и в результате Реваль, Вирланд[55] и Харью[56] вернули датчанам, которые владычествовали там более столетия. Правда, благодаря самостоятельности немецких вассалов их власть в этих землях оказалась ограниченной.

Эсты, проживавшие в материковой части Прибалтики, похоже, были покорены окончательно. Восстания неоднократно отмечались только на острове Эзель (в начале 1240-х, 1250-х и 1260-х годов). Однако через несколько десятилетий в Вирланде, Харью и Вике[57], то есть на территориях, подчиненных Дании, из-за начавшегося гнета со стороны вассалов датской короны вновь начались серьезные волнения. В 1343 году в ночь на Юрьев день[58] эсты убили всех немцев и сожгли господские поместья. Вскоре к восставшим примкнули и эстонцы на острове Эзель.

Тогда за усмирение восставших и за возобновление немецкого господства на этих территориях взялся Германский орден, который в ходе кровопролитных сражений, продолжавшихся вплоть до 1345 года, окончательно сломил дух сопротивления у эстонского народа. А в 1346 году король Дании Вальдемар IV Аттердаг продал Вирланд и Харью за 19 000 марок серебром прусскому магистру, то есть магистру Германского ордена, являвшегося подлинным хозяином земли, в результате чего установление германского господства на севере Прибалтики было завершено.

Все эти войны и стычки с племенами, являвшиеся не чем иным, как борьбой за завоевание новых земель и обращение их населения в христианство, приводили к большому кровопролитию, ведь мужество покоряемых народов отмечали даже немецкие летописцы – в XIII веке в битвах с литовцами пали шесть из двадцати магистров Ливонского ордена. Быстрые и блестящие победы сменялись ужасными поражениями. Ведь если закованные в тяжелые доспехи рыцари на благоприятной для боя местности в конной атаке намного превосходили противника, то при необходимости биться в пешем строю с превосходящим по численности наступавшим неприятелем они становились неповоротливыми и беспомощными.

Этим битвам, конечно, был свойствен дух, присущий всем крестовым походам того времени, – дух воинствующего миссионерства, который замечательно передал пастор Генрих Латвийский в своих «Хрониках Ливонии», охватывающих период примерно с 1184 по 1227 год. Правда, с недавних пор появилось мнение, что он, предположительно родившись в Магдебурге, стремился при помощи церковных собратьев отобразить только историю христианской миссии в Лифляндии, а не перипетии политической жизни. Но в этом просматриваются не столько недостатки, связанные с ограниченными рамками описания, сколько преимущества, ведь в «Хрониках» отчетливо ощущается та любовь, с которой хронист относился к своей латышской пастве. Однако ощущается и чувство неприязни к ливам и датчанам, а также неприкрытого превосходства над местным населением. Коренные народы приводились к покорности не только грубой силой, но и путем договоренностей. И если некоторые договоренности из-за происходивших впоследствии восстаний теряли силу, то определенные права у местного населения все же сохранялись. К ним в первую очередь относилось право собственности на землю, а также наследное право. Бесспорным в те времена являлось и право на свободу передвижения. Ведь в XIII веке местные жители жили как самостоятельные народности, а крестьянского сословия у них не было. Оно появилось значительно позже. Представители же правящего слоя добровольно становились немецкими вассалами.

После крещения на местных жителей возлагалась обязанность выплачивать церковную десятину, принимать участие в строительстве храмов и крепостей, а также служения в войске для защиты и распространения веры. Другими словами, они получали право на ношение оружия. Воинская повинность у местного крестьянства существовала во все годы Средневековья и отпала только в XVI столетии – в 1507 году крестьяне потеряли право на владение оружием и его ношение, но для борьбы с русскими их вооружали и позже.

После установления германского господства свободные до той поры эсты, земгалы и курши утратили свою политическую самостоятельность. Встраивание этих народов в систему западных империй – Римскую империю, Данию, орденское государство – предполагало вхождение в историю Центральной Европы. Этому способствовало и вовлечение коренного населения в торговые отношения на внутренних территориях Ганзы[59]. Принадлежность к Римско-католической церкви сделала покоренные земли открытыми для влияния западной духовной силы. И в целом все это надолго перекрыло пути влияния с Востока. Те же земли, которые остались за границами владений ордена, ожидала иная судьба – жившие к востоку от него финно-угорские племена были поглощены русскими.

Тому, кто хочет правильно оценить значение произошедших тогда событий, необходимо не забывать о том, что коренные жители областей, покоренных германцами, до появления в этих землях немцев наиболее сильное давление испытывали не со стороны русских, а от литовцев, которые столетие спустя создали мощное государство, распространившее свое влияние далеко на восток. Силы же русских как раз в XIII веке надолго сковали татаро-монголы. Однако пример Литвы, занявшей в Средние века господствующее положение в отношении так называемой «Белой Руси»[60], наглядно показывает, насколько мощными остались силы славян на востоке, не говоря уже о более позднем подъеме Великой России и Польши.

На вопрос же, что случилось бы, если бы немцы не пришли в прибалтийские земли или появились бы там значительно позже, ответа нет. Нельзя утверждать, что тогда проживавшие там народы обязательно были бы славянами растворены в своей массе и культуре. Также неправильно говорить и о том, что в этом случае они в течение длительного времени сохранили бы свою независимость, несмотря на постоянное давление со стороны соседей. Можно сказать только, что дальнейшее существование маленького особого территориального образования и динамика развития исторических событий в восточноевропейских областях были явно несовместимы.

Однако дальнейшее существование коренных прибалтийских племен было связано с тем, что давлению с востока стала противостоять не менее заинтересованная в этих землях и пришедшая с запада сила. В Средние века, конечно, невозможно было предположить, во что выльется заложенный в германских усилиях потенциал немецкого народа. Однако о свершениях следует судить по конкретным делам и по тому, к чему они привели. Христианизация, с учетом того, что в этот процесс долгое время никто особенно не вникал, дала народам возможность соприкоснуться с христианской истиной, а из ортодоксальной латинской религии со временем выросла ее реформаторская форма.

И какой бы ни был вынесен вердикт, можно однозначно утверждать, что лучшие семена западной культуры взошли здесь гораздо раньше, чем в Литве или в Белой Руси. Торговля и дороги получили мощное развитие, чему способствовало то, что возводимые новые города для коренного населения закрыты не были. Сама же форма немецких поселений способствовала тому, что самобытность эстонского народа и латышских племен не была утрачена, чего нельзя сказать о Пруссии. Наоборот, под охраной германского владычества латышские племена, вобрав в себя ливов, смогли постепенно превратиться в настоящий народ и расширить зону своего обитания до моря. Тяжелые же времена, когда права прибалтов были ограничены, вылились в длительный социально-исторический процесс, который не ограничился только Прибалтикой, а неизбежно затронул всю Восточную Европу. Этот процесс растянулся на столетия и, начиная с эпохи Просвещения, принес плоды настоящей правовой свободы.