Читать книгу История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств - Райнхард Виттрам - Страница 8

Настоящими победителями из междоусобной борьбы лифляндских сюзеренов вышли немецкие города. И это обстоятельство наложило самый серьезный отпечаток на все дальнейшее развитие края. Конечно, отдельные представители суверенной власти здесь тоже успешно продвигали абсолютистские тенденции, характерные для Западной и Центральной Европы. Среди таких феодалов выделяется магистр Вальтер фон Плеттенберг, а из числа епископов в первую очередь следует упомянуть Иоганна Кивеля, являвшегося в 1515–1527 годах епископом Эзеля, и Иоганна Бланкенфельда, мудрого рижского архиепископа в 1524–1527 годах, прославившегося еще и как дорпатский епископ в 1518-1527 годах.

Однако возникновение подобных тенденций было возможно только на землях, непосредственно подвластных ордену, а не во всей Лифляндии. В результате сильные германские фамилии смогли там утвердиться и еще в Средние века придать краю четко выраженные черты, духовную составляющую которых позже переняли пришедшие туда иноземные правители.

Сословие феодалов развивалось в Лифляндии на основе усовершенствованного саксонского ленного права. Наделение леном осуществлялось главным образом с правом передачи его по наследству по мужской линии, что хорошо просматривается в дошедших до нас частных лифляндских сборниках обычного права, работах аспирантов, а также в «Саксонском зерцале»[101]. В Харью и Вирланде в 1315 году такое право ввел еще датский король Эрик VI.

Ленное право, или так называемое Вальдемар-Эрихское право, введенное датскими королями Вальдемаром и Эриком, сохраняло силу в отношении монастырей на протяжении всего XIV столетия, а старинное рыцарское право было переработано. К этому веку относится также и лифляндский свод законов относительно обычного и ленного права, явившегося переработкой «Саксонского зерцала». Однако так называемое «Среднее лифляндское рыцарское право» появилось еще до 1422 года, которое в XVI столетии было вновь переработано.

Представители рыцарства, возникшего первоначально как профессия, основанная на рыцарской боеспособности, постепенно превращались в родовых дворян, проживавших на одной территории и связанных между собой одной верой, а также кровными узами. Позднее, после создания орденской территории, к этому добавилась еще и общность интересов. Устремления феодалов основывались на тесном единении и сплочении их усилий в получении большего наследственного права за счет расширения своих ленных угодий и гарантированного учета их голоса в земельном правительстве.

При этом примером и образцом для них служило положение рыцарей в Харью и Вирланде, которые в условиях довольно слабого положения датских войск еще в середине XIII века, точнее, к 1259 году образовали корпоративное товарищество и очень скоро добились значительного самоуправления. Во всяком случае, именно к 1282 году относится первое упоминание о действовавшем там земельном правительстве, представлявшем собой назначенных королем советников из числа рыцарей, которые вместе с королевским наместником составляли верховный земельный суд и высший орган управления. Королевский совет, превратившийся в земельное правительство, дополняли самообновляемые местные советы рыцарей, собиравшиеся под руководством рыцарских капитанов на мантаги[102]. Вальдемар-Эрихское ленное право закрепило передачу ленных угодий по наследству и наделяло вассалов правом вершить суд над проживавшими в них крестьянами.

Став в 1346 году полноправным хозяином в крае, орден не смог внести какие-либо изменения в положение рыцарей в Харью и Вирланде. Более того, в конце XIV века он даже был вынужден пойти на очень важную уступку – милостью Конрада Юнгингена от 1397 года обратный переход в собственность ленного имения вассала в случае его смерти стал невозможен. Все имущество и земельные наделы отныне доставались по наследству родственникам до пятого поколения включительно, в том числе и по женской линии. Таким образом, право сюзерена распоряжаться выделенным вассалу ленным владением было практически прекращено.

В епископствах участие вассалов в земельных правительствах просматривается уже в XIII столетии, что является само собой разумеющимся, ведь епископы как в военное, так и в мирное время не могли обойтись без своих ленников. В XIV же веке развитие союзов вассалов в земства было завершено, а в XV столетии их политический вес стал проявляться все сильнее.

Епископские вассалы, которые поддерживали орден в борьбе против их духовных сюзеренов, тоже одни за другими получили расширение своих прав на наследование. Сначала в 1452–1454 годах это коснулось Эзель-Викского и Дорпатского епископств, а затем и большей части вассалов архиепископа, когда в 1457 году архиепископ Сильвестр Штодевешер издал соответствующее послание. Эти вассалы уже в XIV веке тоже обладали правом вершить суд над крестьянами, проживавшими в их ленных угодьях.

В отличие от вновь прибывавших в Лифляндию господ, рыцари края по мере достижения все новых успехов в политической жизни все серьезнее ощущали себя истинными выразителями его интересов. Причем дуализм, свойственный старейшему германскому территориальному государству, в старой Лифляндии больше всего ощущался именно в землях, принадлежавших епископам. Ведь ленную присягу вассалов определял второй пункт старинного рыцарского права, который объясняет их отношение к епископам и в целом поведение балтийского рыцарства, как, впрочем, и всех прибалтийских немцев в более поздние времена. А вот вассалы ордена, проживавшие за пределами Харью и Вирланда, получили такие же наследные права и права вершить суд над крестьянами только после прекращения господства ордена в крае в 1561 году.

Что же касается крестьянства, то по мере укрепления в крае лифляндских феодалов его права постоянно ограничивались. Наделение вассалов ленами и сюзеренным правом вершить суд над крестьянами сначала не отразилось на социальном положении латышей, ливов и эстов. Наоборот, частные имущественные права покоренных народов, например на возделываемые поля и водоемы, были во многих случаях однозначно подтверждены. И только потом по мере укрепления и развития собственного хозяйства вассалов общественно-правовые нагрузки, возложенные на покоренные народы, постепенно стали превращаться в экономическую зависимость, что, в общем, было характерно для процесса возникновения средневековой сеньоральной власти во всей Европе. Можно сказать и так – в главных своих чертах этот процесс в Лифляндии соответствовал тому, что происходило в других восточногерманских колонизируемых областях.

Усиление экономического интереса феодалов, рост потребности в привлечении местных жителей для работ на своих полях, недостаток рабочей силы в слабозаселенных районах, а также постоянно растущая задолженность крестьян своему сюзерену способствовали закабалению крестьянства. Договоренности же с вождями лифляндских племен о выдаче беглых привели в XV столетии к закреплению крестьян на клочках земли и их крепостной зависимости. Когда к 1500 году право на владение землей сменилось феодальной властью сеньора, это привело к усилению крестьянского бремени и прежде всего увеличению оказываемых крестьянами услуг, ставших их главной обязанностью. Вместе с тем происходил и рост благосостояния, который не оставил в стороне и крестьянство. Поэтому его рабочее пространство в годы позднего Средневековья и в XVI веке нельзя рассматривать слишком прямолинейно. Ведь крестьян привлекали не только к труду на полях, но и к другим видам деятельности, в том числе и к торговле. Кроме того, они торговали также уже в своих интересах с соседями в России и на море.

Потерю крестьянством свободы передвижения не могла предотвратить даже потребность городов в притоке рабочей силы, что привело к ожесточенной и длительной напряженности в отношениях Реваля с аристократией. Справедливое изречение о том, что «городской воздух уже давно несет с собой свободу», превратилось в норму городского права балтийских городов лишь значительно позже – сначала в 1515 году в Ревале, а в 1543 году и в Риге. Но беглых крепостных большие города не выдавали и раньше.

До потери старой Лифляндией своей самостоятельности во всех ее областях сохранялось несколько категорий свободных крестьян, среди них и постепенно исчезающая прослойка зажиточных людей из числа покоренных народов. Кроме не попавших в крепостную зависимость или вновь освобожденных от нее крестьян-ростовщиков в рыцарские времена существовали также малые сюзеренные вассалы, которые в конном строю сопровождали на битву своего господина. Наиболее известными среди таких свободных крестьян являлись так называемые «куршские короли»[103]. Одного такого «короля», а именно Андреаса Пеннека, магистр ордена Вальтер фон Плеттенберг в 1504 году наградил даже небольшим участком земли за отличия в ратном деле против русских. В войнах с русскими куршский король обычно выступал в качестве знаменосца курляндского крестьянского отряда. В Ервене, судя по всему, свободные местные жители, обязанные нести воинскую повинность, тоже составляли многочисленные отряды, прибывая для участия в битвах с русскими с собственными лошадьми и вооружением.

В политической жизни, правда, эта прослойка большой роли не играла. Более того, находясь с другими не немецкими крестьянами в одной юрисдикции, она уже в XVI веке стала исчезать. Исключение составили только продолжавшие процветать свободные крестьяне, первоначально принадлежавшие вождю ливов и проживавшие в районе Кирхгольма[104], а также «куршские короли» в семи деревнях недалеко от замка Гольдинген, численность которых, по официальным данным 1853 года, составляла около 400 человек обоего пола и существующих до сегодняшнего дня. Однако в целом судьба латышей, и в первую очередь ливов, растворившихся в результате глубоких социально-исторических преобразований в массе латвийского народа, как, впрочем, и эстов, на протяжении пяти веков тесно связана с историей развития в этом крае сельского хозяйства.

Наряду с феодальными владениями большую роль в политической жизни Лифляндии постепенно стали играть основанные орденом и епископами три больших города – Рига, Дорпат и Реваль. Численность их жителей к концу Средних веков соответственно оценивалась в 8000, 6000 и 4000 человек. А вот небольшие города, которых, в отличие от Пруссии, насчитывалось не так уж и много, большого влияния не имели. Причем развитие городского права происходило не одинаково.

В Риге, где первоначально было введено германское городское право[105] готландского города Висбю, в конце XIII века оно оказалось замененным на гамбургское право, которое в дальнейшем развилось в рижское право и распространилось на большинство других лифляндских городов, в частности на Дорпат, Хапсаль, Вейсенштейн, Феллин, Венден, Гольдинген, Виндау, Пильтен, Газенпот и другие. В целом рижское право получило семнадцать городов. При этом юридические инструкции для всех них давал суд Риги.

В Ревале в 1248 году сначала было введено любекское право, которое перешло оттуда в Нарву и Везенберг[106]. Апелляции по вопросам морского права некоторое время из них шли в Висбю, а с XIV века – в Любек. О том, насколько тесными в XIII столетии являлись связи Реваля с Любеком, можно судить по заявлению ревальского городского совета от 1257 года, которое гласило: «Оба города принадлежат друг другу, как две руки на распятии».

В германских городских советах лифляндских городов всегда заправляли аристократы, но его состав дополняли представители купечества. Тем не менее в правовом отношении до патрициата[107] ни в одном из них дело не доходило – лифлянские города оставались колониальными городами, численность населения которых ввиду оттока и притока людей постоянно менялась.

Городской парламент в них организовывался по примеру метрополии артельным образом, правда, в Ревале в первое время ощущалось сильное влияние Дании. Гильдии же, обнаруживающиеся уже в XIII столетии, первоначально представляли собой чисто религиозно-благотворительные и компанейские братства без разделения по профессиональной принадлежности. В Риге из Гильдии Святого Креста и Святой Троицы, возникшей, как свидетельствуют находки, в 1252 году, в 1352 году развилась гильдия, получившая в дальнейшем название Малая гильдия Св. Иоанна, а затем Цех Зоэста, объединившая всех ремесленников, а в 1354 году – Общая компания торговых людей, называвшаяся Большой гильдией или Гильдией Св. Марии, превратившейся в Цех Мюнстера. В Ревале же среди всех прочих существовали Гильдия святых мощей (наиболее ранние находки указывают на XIII век), Гильдия Св. Канута (находки указывают непосредственно на XIV век) и объединившаяся с ней в XVII столетии Гильдия Св. Олафа (так называемая Малая гильдия). Особая же гильдия купцов (так называемая Детская гильдия или Большая гильдия) впервые упоминается в Ревале в 1363 году.

Иногородние немецкие купцы в лифляндских городах объединялись в особые братства, которые по имени их святого покровителя святого Маврикия, так же как и конюшенные в замках, назывались «чернью». В городах, в частности в Риге и Ревале, где их объединения сохранялись до 1939 года, это название продолжало жить дальше. При этом руководство гильдий, так же как и ремесленников-одиночек, составляли выбранные старосты и старейшины, которые в XVI веке создали специальный закрытый орган – банк старейшин.

Облик средневековых городов в Прибалтике, как и Любека, сохранялся в единстве их композиции до Второй мировой войны, хотя и в Ревале, и Риге, и Дорпате, и особенно в маленьких городках он сильно пострадал во время войн и разрушительного воздействия времени. В частности, в Риге, кроме старого собора с его многократно возведенными новыми башнями, сохранилась единственная оборонительная башня (Песчаная или Пороховая башня), зал с одним нефом бывшей Большой гильдии XIII века и до Второй мировой войны здание «черни», которое, так же как и в Данциге, раньше иногда называли домом бюргерских собраний, посвященных памяти короля Артура.

О средневековом Дорпате напоминают практически только руины величественного собора и церковь Святого Иоанна. В Ревале же, кроме костелов, сохранились оказавшиеся необычайно прочными большие части городских оборонительных сооружений – крепостные стены, ворота и 17 башен, а также множество впечатляющих общественных построек. К ним относится единственная сохранившаяся в Прибалтике ратуша XIV века, дом «черни», а также старинные здания обеих гильдий – дом Большой гильдии со сводчатым холлом и сводчатый зал Гильдии Св. Олафа – памятники архитектуры, находящиеся в родстве с зодчеством рыцарского ордена и являющиеся олицетворением того факта, что в этом колониальном крае даже простые граждане чувствовали себя аристократами.

В Ревале сохранились и бесценные произведения искусства – отдельные творения немецкого готического художника Гермена Роде (1465–1504), германского художника и скульптора Бернта Нотке (1435–1509), в частности фрагмент оригинала работы Нотке «Пляска смерти», созданной им в Любеке в 1463 году. В общем, здесь до сих пор живет дух времен Ганзы.

К городскому населению и гражданам в узком смысле этого слова еще в Средние века принадлежали и многочисленные эсты, а также латыши и ливы (последние во все сокращавшемся количестве), в большинстве своем представлявшие собой рабочий люд. Это были, прежде всего, носильщики, находившие в своих гильдиях опору и защиту, рыбаки и лоцманы, извозчики, кнехты и слуги, но встречались также и ремесленники, что свидетельствует о том, что эсты и латыши принимали самое активное участие в средневековой корпоративной жизни.

Привести цифры о количественном составе различных слоев населения балтийских средневековых городов, к сожалению, не представляется возможным. Однако в том, что немцы, владевшие высокими каменными городскими зданиями, по крайней мере в Риге, составляли большинство, сомневаться не приходится. В частности, старший пастор Рижского собора Дитрих Нагель оценивал в 1450 году численность латышей и прочих людей не немецкой национальности как треть от проживавших в Риге горожан. В Ревале же проживало много шведов. В частности, в начале XVI века как минимум десятая часть владевших домами ремесленников были шведами, а по данным ратуши, тогда же шведы и датчане составляли третью часть из числа всех рабочих людей.

Судя по всему, в Ревале наблюдался довольно слабый приток немецких переселенцев, и поэтому в нем проживало значительно больше искусных ремесленников-эстонцев, чем таких же латышей в Риге. В XVI веке больше половины населения Реваля предположительно составляли люди не немецкой национальности.

В Риге, Ревале, Дорпате, Нарве и отдельных небольших городах имелись также русские поселения, служившие опорными пунктами русской торговли, регулируемой городскими властями. Имелись также и православные церкви. Особенно много русских к концу Средневековья осело в Дорпате, где они проживали в отдельных кварталах и ходили в собственные церкви, пользовавшиеся поддержкой города.

Правовое положение эстов в Ревале и латышей в Риге было неодинаковым. В частности, судя по дошедшим до нас документальным свидетельствам, в Риге соблюдался строгий запрет приема работников не немецкой национальности во всех государственных учреждениях, а в Ревале – только в трех. В то же время в рижские конторы ювелиров, кузнецов и скорняков принимали и людей не немецкой национальности, и позднее, в XVII столетии, в строительных учреждениях работали уже преимущественно латыши. Однако в период между 1384 и 1469 годами в Риге наследственное право на владение городской землей они потеряли. В Ревале же такие ограничения для людей не немецкой национальности были введены только в XVI веке. В Риге людей, не относившихся к немцам, лишили права застройки с 1400 года, а в Ревале таких правовых ограничений, судя по всему, вообще не наблюдалось.

Во времена завоевания края право заниматься заморской торговлей распространялось и на не принадлежащих к немецкой нации. В частности, в Риге такие купцы были известны поименно еще в первой половине XIV столетия. Однако во второй половине XIV века люди, не относившиеся к немецкой национальности, возможности ведения внешней торговли лишились почти полностью – основанная в 1354 году в Риге Большая гильдия, или Гильдия Св. Марии, под надуманным предлогом необходимости соблюдения единых подходов к торговым делам полностью лишила таких людей права вступать в свои ряды.

Принимались также меры по борьбе со смешанными браками. В частности, в 1438 году в Ревале немецким купцам было разрешено жениться только на немках, а еще раньше, в 1392 году, такой же запрет ввели в Риге для пекарей. Отмечались также случаи «онемечивания». В этой связи можно даже утверждать, что городское население из числа лиц не немецкой национальности подвергалось такому процессу достаточно длительное время, который тем более не прекратился, когда, начиная с XV столетия, городские советы стали издавать указы, а в костелах начали читать проповеди исключительно на немецком языке. При этом корни данного явления крылись в наблюдавшихся повсюду тенденциях социального и культурного характера, ведь в городах разграничительных линий между представителями различных национальностей не было.

По мере превращения гильдий в профессиональные сообщества они все больше стремились заполучить возможность оказывать влияние на городские власти. Причем феодалы в своей борьбе за города, и особенно за Ригу, старались закрепить эту тенденцию. Так, при подписании Кирхгольмского договора в 1452 году наряду с членами городского совета присутствовали также представители обеих рижских гильдий. При этом борьба за власть в городах естественно сосредотачивалась и на получении возможностей оказывать влияние на управление финансами. В результате к концу владычества ордена в крае, точнее, в 1559 году гильдии в Риге добились полного равноправия с городским советом в вопросах взимания налогов, причем борьба на этом не завершилась. В Ревале ремесленники тоже завоевали себе право на участие в управлении городом.

Основу жизнедеятельности лифляндских городов составляло посредничество в торговле между Востоком и Западом. В частности, в Риге располагалась контора по торговле с Полоцком, на рынке которого город занимал главенствующие позиции. Дорпат доминировал в Пскове, а в немецком торговом дворе Ганзейского союза в Новгороде лифляндские города добились в XV веке внушительного влияния. В конечном счете Реваль и Дорпат вытеснили оттуда своих конкурентов, тем более что интересы Риги сосредотачивались тогда на территориях, располагавшихся выше по течению Западной Двины. Такому успеху способствовала и сложившаяся в те времена уникальная транспортная обстановка, ведь вся торговля, шедшая через Балтийское море в Россию, по суше осуществлялась по торговым путям, начинавшимся в балтийских портовых городах. В частности, из Реваля или Нарвы они шли в Новгород, из Дорпата – в Псков, а из Риги – прямиком в Псков, а также Полоцк. При этом безопасность на торговых дорогах в Лифляндии, так же как и в Пруссии, обеспечивал сильный вооруженный отряд ордена.

Почти все лифляндские большие и малые города, за исключением Нарвы, состояли в Ганзейском союзе, который и направлял их внешнюю политику, одновременно обучая думать широко с учетом различных причинно-следственных связей. Рига, Дорпат и Реваль принимали участие в организуемых Ганзой фестивалях, представляя на них и другие лифляндские города. Начиная же с середины XIV столетия в Лифляндии стали проводиться специальные дни городов, где индивидуальность торговли, свойственная тому или иному населенному пункту, объединялась с обычаями, принятыми в Ганзе. К сожалению, позже такая традиция сохранилась только в трех больших городах.

Наиболее крупным зарубежным мероприятием, в котором лифляндские торговые города приняли участие, явилась Кёльнская конфедерация[108] 1367 года, определившая их совместные действия. Города в Лифляндии присоединились к решению о введении «пошлины с фунта»[109] для изыскания средств для ведения войны с Данией и наряду с двумя малыми кораблями дополнительно выделили на нужды объединенного флота торговое парусное одномачтовое судно.

Однако это не привело к дальнейшему развитию союза лифляндских городов, поскольку каждый из них в той или иной степени являлся участником распрей, раздиравших старую Лифляндию. При этом наименьшей самостоятельностью обладал Дорпат, который наряду с соборным капитулом и вассалами составлял третью часть земства епископства и, несмотря на ожесточенную борьбу с епископом, чья резиденция находилась на Домберге[110], помогал ему в его противодействии ордену. А вот Реваль, добившийся полной автономии еще во времена владычества в этих землях Дании, был верен ордену, являвшемуся его сюзереном и чей комтур с рыцарями, а также не имевший власти епископ располагался на холме Тоомпеа. Что касается Риги, больше всех остальных городов втянутой в распри сюзеренов, то после установления двоевластия магистра ордена и архиепископа она оказалась сразу под двумя хозяевами, но держала сторону ордена, поскольку тот контролировал торговые улицы.

Несмотря на все моменты, раздиравшие старую Лифляндию, в ней было и много объединяющего, что позволяло на протяжении нескольких веков сохранять целостность ее территории. Политическим выражением этой разделяющей, но и одновременно цементирующей силы являлись всеобщие съезды сословных представителей, то есть встречи всех сюзеренов и представителей различных сословий. Их результаты стали отчетливо ощущаться с начала XIV века, а еще через столетие привели к образованию достаточно долговечного государственного образования. Так, на съезде сословных представителей в январе 1422 года в Валке[111] было принято решение собираться на такие собрания ежегодно. При этом предметом обсуждения являлись такие общие для всех проблемы, как денежный вопрос, взаимоотношения между сюзеренами и их отношения с сословиями, крестьянские дела, внешняя политика, правовые споры. Причем съезд являлся высшей апелляционной инстанцией для всего края, где в полной мере проявлялась значимость каждого сословия и, конечно, феодалов.

После окончательного провала политики ордена в отношении Литвы решающим шагом на пути образования сословного государства стал съезд сословных представителей в Валке в ноябре – декабре 1435 года, на котором сословия добились первого временного объединения края в единое целое. На нем было принято решение о том, что сюзерены отныне обязывались не вести внешние войны без предварительного согласования этого с сословиями и уважать права своих подданных, а при решении возникших спорных вопросов прибегать к созыву представителей незаинтересованных сословий как третейскому судье.

Следующими шагами к объединению стали съезды сословных представителей в 1457 и 1472 годах, а также в XVI столетии. При этом в 1472 году было даже признано право на сопротивление подданных в случае нарушения их законных прав со стороны сюзерена. Однако в дальнейшем стал вновь наблюдаться откат от выработанной общей линии.

Когда съезды сословных представителей созывались одновременно и магистром ордена и архиепископом, его участники разделялись на своеобразные курии, напоминая прежние сословные собрания. К первой относились архиепископ и сюзерены, присутствовавшие на съезде другие духовные лица, магистр ордена, а также его гебитигеры[112]. Ко второй – представители рыцарства, а к третьей – посланцы городов. А вот крестьяне и их представители в подобных собраниях участия никогда не принимали.

При этом нахождение рядом друг с другом равноправных «делегатов» из числа сюзеренов и представителей сословий не могло нарушить существовавших тогда властных отношений, которые исключали какую-либо унификацию. В то же время любые договоренности, точнее, политические компромиссы являли собой заманчивую перспективу создания единого союза земель, можно сказать «старолифляндской конфедерации», чьим важнейшим органом был бы съезд сословных представителей. Однако вследствие глубоких внутренних противоречий такие собрания зачастую напоминали конгрессы по заключению мира между задиристыми сторонами.

Такие черты, присущие средневековой Германии, на пути к образованию сословного государства характеризовали и Лифляндию. Однако, несмотря на все имевшиеся распри, борьбу за власть между сюзеренами и сословиями, до анархии дело никогда не доходило. Рыцари-разбойники в Лифляндии, так же как и в Пруссии, не встречались. А то, что лифляндские сословия имели большую силу, чем прусские, объясняется местными особенностями.