Читать книгу Рождественский магазинчик Флоры - Ребекка Рейсин - Страница 4

Следующим вечером, когда я должна была быть на презентации книги друга Люка, я сижу в пижаме «Помощник Санты», потягиваю гоголь-моголь с вином и гадаю, что же все-таки пошло не так. Помогает гоголь-моголь; это такой успокаивающий рождественский напиток, который вызывает в воображении уют и тепло, как на Рождество у моей бабушки. Она была румяной, жизнерадостной женщиной, которая никогда ни о ком не сказала плохого слова, но стоило начать с ней спорить и вы узнаете обратную ее сторону. Бабушка была одной из тех, кто подбирает потерянных и сломленных, кормит их, дает им приют и отпускает на свободу, зная, что у них всегда есть ее распростертые объятия, в которые можно вернуться в случае необходимости.

Мои родители были другими. Они больше заботились о внешнем виде, о том, чтобы вести себя тихо – чтобы соседи не услышали, – пока внешне мы выглядели прилично, все было хорошо. Мои родители потратили годы моего становления на то, чтобы убедить меня, что я не вполне соответствую их стандартам, я недостаточно старалась добиться успеха, я не шла ни в какое сравнение со своими братьями и сестрами. Причем до сих пор все так и остается, если честно. Дом моей бабушки был моей тихой гаванью, местом, куда я приходила за любовью и одобрением.

Я очень скучаю по ней. Она – причина, по которой я так обожаю Рождество. Каждое Рождество я проводила у нее дома, помогая замешивать тесто для домашних пирогов с фруктовым фаршем, и мы подпевали рождественским песням. Она позволяла мне отмерять бренди для смеси из сухофруктов, в том числе рюмочку для нее, «чтобы убедиться, что оно не отравлено, моя дорогая». Аромат корицы и мускатного ореха до сих пор возвращает меня на ту маленькую, опрятную кухню и к образу моей жизнерадостной бабушки в фартуке, которая хихикает после двух маленьких глотков, ее румяные щеки почему-то становятся еще краснее, глаза слезятся, когда она заявляет:

– Я люблю тебя, ты знаешь, моя драгоценная Флора. Ты отличаешься от других, и запомни мои слова, ты им всем покажешь. Ты позднецветущая, вот и все, моя дорогая, и знаешь, что такого необычного в том, чтобы быть позднецветущей?

– Что? – спрашивала я, испытывая трепет восторга от того, что бабушка смогла разглядеть во мне что-то особенное, то, чего не смог бы увидеть никто другой. Я, среднестатистическая студентка, девушка, которая слишком долго строила воздушные замки, сестра, которая проигрывала в сравнении. Дочь, которая Всего Лишь. Не Станет. Слушать.

– Поздноцветущие инстинктивно знают, что им нужно подождать, пока произойдет волшебство. А волшебная жизнь требует времени. Ты же не можешь сейчас торопить магию, не так ли? Поэтому ты позволяй природе идти своим чередом и игнорируй тех, кто пытается приглушить твою искру…

Я не знаю, сколько раз у нас был точно такой же разговор. Как будто бабушка знала, что мне понадобятся напоминания, когда я буду приближаться к тридцати, все еще не «расцветши». Когда я думаю о ней, я возвращаюсь на ее согретую рассказами кухню, окутанную ее любовью, с ароматом рождественских специй, наполняющим воздух. Она с удовольствием заворачивала подарки, сидя на кухонном острове, пока я помешивала в мириадах кастрюль и сковородок, а она лирично рассказывала о том, что она купила, для кого и почему. Эта женщина превратила раздачу подарков в вид искусства. А потом каждый год 1 декабря проводилось украшение коттеджа.

Мы с Ливви забегали к бабушке после школы и проводили вечер, наряжая елки. Всего у нее было двенадцать, по одной на каждый укромный уголок, от большой до маленькой со всеми, что между ними. Мы приклеивали мишуру к потолку, как декоративные флажки. Украшения были аккуратно извлечены из коробочек, заполненных папиросной бумагой, отполированы и выставлены на всеобщее обозрение везде, где мы могли найти место. И самое почетное место занимал освещенный грот, который бабушка обожала. Он все еще хранится у меня в коробке. У меня большинство ее украшений и моя собственная коллекция, которую я собирала всю свою жизнь. Каждый год бабушка покупала мне украшение, чтобы пополнить мои запасы, и я также вкладывалась в более дорогие линейки, такие как Swarovski и Hallmark. Некоторые девушки тратятся на дизайнерскую обувь, я вкладываю деньги в рождественские украшения! Если бы только бабушка все еще была здесь, она бы поддержала меня кружкой теплого какао и сказала, что мое время пришло и все эти ухабы на пути были частью плана…

Входная дверь открывается со свистом, вырывая меня из моей прогулки по переулку воспоминаний. Для ноября здесь холодно, и я задаюсь вопросом, означает ли это, что у нас рано выпадет снег.

– Как я рада вернуться домой! – говорит Ливви. – Что за день.

– Подожди… – я иду на кухню и наливаю Ливви гоголь-моголь, прежде чем поспешить обратно в уютную гостиную. – Что случилось?

– О, спасибо. – Она отпивает сливочный напиток и опускается в кресло у газового камина, натягивая плед на колени. – Эх, просто одна драма за другой. Это похоже на то, что чем больше я пытаюсь вычеркнуть из своего списка дел, тем больше продолжает добавляться. В любом случае это не имеет значения, на самом деле это просто кажется бесконечным, когда так много нужно сделать, прежде чем я уйду. Как прошел твой день?

– Довольно неплохо, учитывая все обстоятельства. Если бы не Deck the Halls, я бы сидела дома, смотрела рождественские фильмы Hallmark и задавалась вопросом, почему у милой, но заблудшей героини всегда все получается, а у меня – никогда.

– Почему у них всегда все так легко получается? – сокрушается она.

– Наверное, мне нужно переехать в маленький городок и влюбиться в чокнутого библиотекаря, который на удивление сексуален, когда снимает очки и зачесывает волосы на другую сторону.

– О да. На самом деле, как Карл из «Реальной любви». Хотя он не был библиотекарем и горяч в очках.

– Супергоряч. В любом случае у тебя есть парень, даже если он не совсем соответствует стандартам Hallmark. – Новый парень Ливви – полный болван, но она немного расстраивается, когда я выпаливаю это.

– Да, – вздыхает она. – В любом случае хватит обо всем этом. Я притащилась, брыкаясь и крича, из клиники, потому что подумала, что мы могли бы заняться праздничными декорациями. А ты как думаешь? Верный способ поднять настроение нашей праздничной Флоре, не так ли?

– Но ты уезжаешь через три недели. Есть ли какой-то смысл все расставлять только для того, чтобы так скоро снова убрать? – У меня сжимается горло при одной мысли о том, что Ливви уезжает, а я топчусь на месте, пока решаю, где буду жить. И как я собираюсь функционировать без своей наперсницы и самой умной в нашем дуэте.

– Есть ли в этом какой-то смысл? – говорит она таким тоном, который подразумевает, что он определенно есть.

– Верно! – говорю я, ухмыляясь. – Давай сделаем это! Давай отпразднуем предрождественское Рождество, прежде чем ты уедешь.

– Потрясающая идея!

Я обдумываю, с чего начать.

– Как насчет того, чтобы я устроила нам праздничный пир завтра вечером? – Она бледнеет и пытается быстро прийти в себя, но меня не проведешь. – На этот раз я приготовлю индейку до конца, обещаю. – Это тот рождественский обед, который мы никогда не забудем.

– Как бы заманчиво это ни звучало, но ты завтра работаешь, так что как насчет того, чтобы мне вместо этого подобрать кое-что по дороге домой? В Harrods уже есть несколько вкусных рождественских лакомств.

– О, Harrods чертовски модный. Ты принеси еду, а я принесу шампанское.

– Договорились.

– Давай украсим!

Мы идем в мою комнату и достаем мою коллекцию из пыльных глубин под кроватью.

– Что это за банки от Quality Street? Они наполнены безделушками или чем-то в этом роде? – спрашивает она.

Я краснею.

– Нет, они пустые. Мне нравится заедать душевную боль, когда я расстаюсь, ты же знаешь, как это бывает.

– Судя по количеству банок, расставаний очень много. Ты включаешь первые и единственные свидания в эти… расставания?

– Конечно! Это еще одна причина смириться со своими чувствами.

– Верно.

– Всегда полезно порефлексировать.

– Я уверена, что так оно и есть.

– Хорошо, тогда давай сначала установим елку.

Следующий час мы проводим, попивая хмельной гоголь-моголь, украшая елку и обмениваясь воспоминаниями о том, как вместе росли. Вскоре разговор возвращается к моей бабушке, которая тоже любила Ливви, как внучку.

– Я скучаю по ней, – говорит она, держа на ладони украшение в виде мини-рамки для фотографий. На фотографии, помещенной внутри, изображены я, бабушка и Ливви, лица прижаты друг к другу, в наших глазах смех. – С тех пор Рождество никогда не было прежним, не так ли? – Ее голос срывается.

Я притворяюсь, что изучаю свои ногти, как будто они завораживают, не желая поддаваться слезам, но зная, что это неизбежно.

– С тех пор каждое Рождество мы проводим как можно лучше, Лив, не так ли? Но ты права, оно не такое, и я не думаю, что когда-нибудь будет таким же. – Несмотря на то что я много лет в детстве провела на кухне бабушки, я не могу воссоздать ни одно из блюд, которые она готовила, не отравив людей. Мы можем сидеть у теплой духовки, смеяться, шутить и петь, но все равно не хватает ключевого элемента – бабушки. Но хотя мне от этого грустно, я в то же время всегда испытываю благодарность. Не у каждого бывает такая любящая бабушка, какой была моя, и я рада, что мне удалось провести с ней столько времени, сколько провела я. Мое сердце полно воспоминаний, как и у Ливви, и мы стараемся следовать всем тем традициям, которые она нам оставила.

– Выпьем за бабушку, – говорит Ливви, поднимая свою кружку с гоголь-моголем.

– За лучшую женщину, которая когда-либо ходила по этой земле. – Мы чокаемся кружками и говорим «ура».

– Знаешь, ты на нее похожа.

– Я совсем на нее не похожа, – говорю я. – Она была грозной и общительной и обладала способностью заставлять тебя чувствовать себя в безопасности и в любви, самым важным человеком на планете.

Ливви делает паузу и бросает на меня такой взгляд, который говорит о том, что я не слушаю.

– Ты тоже так поступаешь с людьми, Флора. Ты просто этого не видишь. Тебе всегда кажется, что ты лезешь не в свое дело, но обычно это происходит, когда ты заступаешься за тех, кто не может или не знает, как это сделать. Твоя бабушка так гордилась бы тобой за это.

– Теперь ты просто пытаешься довести меня до слез.

Она крепко обнимает меня.

– Давай покончим с этим деревом, а?