Читать книгу Приглашение в Зеркальный зал - RemVoVo - Страница 2

Шаг, который она сделала, показался ему вечностью. Вся вселенная сжалась в пространстве между ними – два десятка шагов по полированному паркету, отражающему мерцающий свет хрустальных люстр. Он не шевелился, завороженный. Бокал в его руке вдруг показался чудовищно тяжелым и неуместным, как будто он держал не изящный фужер, а булыжник.

Она не спешила. Ее походка была плавной, как течение глубокой реки, каждое движение вытекало из предыдущего без малейшего усилия. Мимо нее проходили другие гости, и Лекс заметил странную вещь: они чуть отступали, давая ей дорогу. Не поклоном, не реверансом – просто легким смещением в сторону, почти неосознанным, как отступают от пламени. Она была здесь своей. Больше, чем своей. Значимой.

Лекс заставил себя сделать глоток из бокала. Напиток обжег ему горло не алкогольной жгучестью, а странной, пряной сладостью, с горьковатым послевкусием полыни и… чего-то еще, металлического и теплого. Он сглотнул, и по телу разлилась волна тепла, отгоняя последние остатки сомнений. Что бы это ни было, это было сильнее любого виски.

Она остановилась перед ним. Ближе, чем допускали правила обычной светской дистанции. Он почувствовал легкий, холодноватый аромат – зимние цветы, иней на кедровых ветвях и все та же слабая, волнующая нота меди.

– Вы потерялись, – сказала она. Ее голос был низким, контральто, и в нем вибрировали обертона, от которых по коже побежали мурашки. Это был не вопрос. Это была констатация факта.

– Кажется, да, – голос Лекса звучал хрипло. Он прочистил горло. – Но, возможно, я как раз нашел то, что искал.

Ее губы – такие близкие, такие совершенные – тронула едва заметная тень улыбки. В уголках. Исчезла так же быстро, как и появилась.

– Осторожнее с такими словами. В этом зале они могут быть поняты слишком буквально.

Она слегка наклонила голову, изучая его. Ее взгляд был физическим прикосновением. Он ощущал его на своем лице, на руках, будто она сканировала его не глазами, а каким-то иным чувством.

– Вы не из нашего круга, – произнесла она. – Ваш ритм… другой. Громкий. Напряженный. Как будто вы все время куда-то бежите.

«Бегу. От скуки. От себя. К чему-то, чего нет», – пронеслось в голове у Лекса. Но вслух он сказал:– А у вас нет такого чувства? Что нужно куда-то бежать?

– Бег – удел добычи, – ответила она просто, без высокомерия. Как если бы она сказала, что вода мокрая. – Мы… наслаждаемся течением времени. Иногда ускоряем его для других. – Она протянула руку – длинные, изящные пальцы без колец. – Изабелла.

Он взял ее руку. Ее кожа была прохладной и невероятно гладкой, как отполированный мрамор. Он боялся сжать слишком сильно.

– Алексей. Лекс.

– Алексей, – повторила она, и его имя на ее языке, с легким акцентом, который он не мог определить, прозвучало как заклинание. – Русское? Интересно. В вас есть эта северная глубина. И огонь подо льдом. Чувствуется.

Она не отпускала его руку. Ее большой палец едва заметно провел по его костяшкам.

– Вы аналитик, – сказала она вдруг.

Лекс вздрогнул.– Как вы…?

– По рукам. Легкое напряжение в сухожилиях правой руки – постоянная работа с мышью. На левом указательном пальце едва заметная мозоль – от ручки. Вы много пишете. И по глазам. Вы не просто смотрите – вы сканируете, раскладываете на части. Даже сейчас. Вы анализируете меня.

Он почувствовал, как краснеет. Она поймала его с поличным. Именно это он и делал: отмечал детали ее маски, игру света на ткани платья, странную, слишком идеальную линию ее шеи.

– Это профессиональная деформация, – пробормотал он.

– Нет, – она наконец отпустила его руку, и он почувствовал неожиданную пустоту. – Это дар. Большинство просто смотрит. Немногие – видят. А вы… вы, кажется, хотите понять. Даже то, что понимать не стоит.

Она повернулась и сделал легкий жест в сторону зала.– Пройдем? Здесь слишком много… зеркал. Они искажают.

Они начали медленно двигаться вдоль стены. Музыка сменилась на еще более томную, гипнотическую мелодию. Пары на паркете танцевали теперь в еще более медленном, почти ритуальном темпе. Их тела сливались воедино с такой естественностью, что было непонятно, где заканчивается один и начинается другой.

– Что это за клуб? – спросил Лекс, понизив голос. – Я не видел рекламы…

– «Элизиум», – так же тихо ответила Изабелла. – И вы не увидите. Членство не покупается. Его дарят. Или… наследуют.

– А что вы здесь делаете? В смысле… встречаетесь, чтобы…

– Чтобы быть среди своих, – она закончила за него. – Чтобы на несколько часов забыть о масках, которые носим снаружи. Здесь можно быть тем, кто ты есть. Или тем, кем хочешь казаться. Разница часто стирается.

Она посмотрела на него искоса.– Вы, например, кем хотите казаться, Алексей? Успешным аналитиком, который забрел не туда? Или кем-то другим?

Вопрос ударил в самое сердце. Он заставил вспомнить тоску последних лет, ощущение, что он играет не свою роль в чужой пьесе.

– Я не знаю, – честно признался он. – Иногда мне кажется, что я вообще не знаю, кто я.

– Честный ответ, – в ее голосе прозвучало одобрение. – Большинство начинает врать сразу. Себе в первую очередь.

Они подошли к небольшому возвышению, где несколько человек сидели в низких креслах, ведя тихую беседу. Среди них Лекс узнал мужчину, который впустил его – того, что был в черной маске. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и его неподвижный взгляд был устремлен прямо на них. На Лекса. В его глазах не было ни дружелюбия, ни враждебности. Был расчет.

– Виктор, – тихо сказала Изабелла, следуя за его взглядом. – Страж порога. Он следит за… чистотой собрания.

– Он смотрит на нас, – сказал Лекс.

– На тебя, – поправила она. – Ты новичок. Диковинка. За тобой будут наблюдать. Решат, представляешь ли ты интерес. Или угрозу.

– Угрозу? – Лекс фыркнул. – Я даже не знаю, где нахожусь.

– Именно поэтому, – ее ответ был мгновенным. – Неизвестное – всегда потенциальная угроза. Особенно здесь. Мы очень дорожим нашей приватностью.

Она вдруг взяла его за локоть – легкое, но уверенное прикосновение.– Пойдем. Здесь становится душно.

Она повела его через зал к другой двери, скрытой в зеркальной стене. Прикосновение ее пальцев сквозь ткань пиджака жгло холодом. Дверь вела в узкий, слабо освещенный коридор, а тот, в свою очередь, – на небольшой закрытый балкон. Здесь не было зеркал, только черное небо, усеянное редкими из-за городской засветки звездами, и далекие огни небоскребов. Воздух был ледяным, свежим, и Лекс с облегчением вдохнул полной грудью.

Изабелла отпустила его, облокотилась на каменное ограждение. Ее профиль на фоне ночного города был подобен гравюре – резкой, вечной.

– Спасибо, – сказал Лекс. – Там действительно… напряженно.

– Виктор всегда создает напряжение. Это его работа. Держать всех в тонусе.

Она замолчала, глядя вдаль. Потом спросила, не глядя на него:– Тебе нравится твоя жизнь, Алексей? Та, что снаружи?

Прямота вопроса снова застала его врасплох.– У меня есть все, что должно делать человека счастливым, – ответил он, цитируя какую-то глупую статью из журнала. – Стабильная работа, карьерные перспективы…

– Это не ответ, – она резко повернулась к нему. В ее темных глазах вспыхнули искры – нет, не искры, целые зарницы какого-то скрытого огня. – Ты говоришь, что у тебя есть клетка. Даже золотая. Но это все равно клетка. Я вижу это по тебе. В каждом твоем жесте – желание вырваться. И страх перед тем, что находится за ее пределами.

Он не мог отрицать. Она прочитала его как открытую книгу. Разобрала по винтикам. И вместо того чтобы чувствовать себя униженным, он ощутил странное освобождение. Кто-то наконец увидел. Не его резюме, не его потенциал как сотрудника, а его самого. Ту ярость и тоску, которые клокотали внутри.

– А ты? – спросил он, его собственный голос звучал хрипло от нахлынувших эмоций. – Ты счастлива в своей… не-клетке?

Ее лицо, то немногое, что было видно из-под маски, на мгновение исказила гримаса чего-то древнего и печального.– Счастье… это понятие для тех, чья жизнь имеет конец. Когда время растягивается, как карамель, понятия меняются. Остается только голод.

– Голод? – переспросил Лекс.

– По всему. По ощущениям. По новизне. По… жизни. Настоящей, яркой, невыносимо краткой жизни, – ее взгляд приковался к его губам, потом медленно поднялся к глазам. – Ты пахнешь ею, знаешь ли? Напряжением каждого нерва, каждой мышцы. Страхом перед будущим. Надеждой. Это… опьяняющий аромат.

Она приблизилась. Теперь между ними было не больше дюйма. Ее холодное дыхание коснулось его губ. Он не мог пошевелиться. Весь мир свелся к ее глазам – двум бездонным колодцам, в которых тонуло все: и Нью-Йорк за спиной, и его прошлая жизнь, и всякая логика.

– Я не знаю, что здесь происходит, – прошептал он. – Не знаю, кто ты.

– И все же ты здесь, – также шепотом ответила она. Ее рука поднялась и коснулась его щеки. Прикосновение было ледяным и обжигающим одновременно. – Ты переступил порог. Ты искал чего-то. Может быть, это я?

Его разум кричал, что это безумие. Что нужно бежать. Но его тело, его каждая клетка, замершая в ожидании, отрицала это. Это было самое реальное, что происходило с ним за долгие годы. Даже если это ловушка, даже если это конец – он хотел в нее упасть.

– Я… не искал тебя, – сказал он, и это была правда. – Но теперь, кажется, не могу искать ничего другого.

Тень улыбки снова тронула ее губы. На этот раз она была печальной.– О, Алексей… Ты даже не представляешь, какие слова говоришь.

Она наклонилась. Он закрыл глаза, ожидая поцелуя.

Боль была ослепительной.

Острая, жгучая, точная как удар рапиры, она вонзилась в бок его шеи. Он вскрикнул, но звук застрял в горле. Он попытался оттолкнуть ее, но ее руки обвили его с силой стальных капканов, прижимая к себе. И тогда, сквозь боль, хлынуло нечто иное.

Волна. Не тепла, а чистого, концентрированного экстаза. Она прокатилась от места укуса по всем жилам, заполнила каждую клетку, выжгла страх и боль, заменив их на ощущение невероятной, божественной силы. Он почувствовал, как земля уходит из-под ног, как городские огни сливаются в сияющую реку, как музыка из зала превращается в симфонию вселенной, сыгранную только для него. Это было падение в бездну и полет к солнцу одновременно.

Сознание начало меркнуть, сползая в темноту, подсвеченную багровыми всполохами наслаждения. Последнее, что он увидел перед тем, как тьма поглотила его полностью, – ее глаза. Теперь они горели в темноте не отраженным светом, а собственным, алым, глубоким, как сама кровь. И последнее, что он услышал, был ее голос, звучащий уже не в ушах, а прямо в его угасающем сознании:

«Прости. Или нет. Добро пожаловать, Алексей.»

Затем наступила тишина.