Читать книгу Прежде чем мы стали чужими - Рене Карлино - Страница 3

МЭТТ

Я сижу, откинувшись на спинку кресла и высоко задрав ноги, а жизнь проносится мимо с пугающей скоростью. Я не признаю изменений и изо всех сил пытаюсь игнорировать этот мир. Я не обращаю внимания на то, что может иметь существенное значение. Я категорически не согласен со всеми текущими событиями. Я не выношу дурацкие смайлики, слово мета- и людей, говорящих в очереди по телефону. Про джентрификацию можете даже не начинать. Вокруг здания, где я работаю, на три квартала открылось двадцать три «Старбакса». Студии звукозаписи, фотолаборатории и магазинчики грампластинок медленно умирают, а вместо их еще не остывших тел выскакивают кафе с мини-кексами и барбер-шопы. На MTV перестали показывать клипы, а в барах запретили курить. Я больше не узнаю Нью-Йорк.

Примерно так я размышлял в тот день, сидя в редакции Нэшнл Джиогрэфик, в своей кабинке полтора на полтора метра. Увы, после перехода несколько лет назад на офисную работу я больше не ощущаю его ни Национальным, ни Географическим. Я ушел с просторов, где видел весь мир, и вернулся в нору, где не вижу ничего. Я нахожусь в самом центре своего любимого города, но мы стали чужими. А я все цепляюсь за прошлое, сам не зная зачем.

Скотт хлопнул меня по спине:

– Привет, старик! Как насчет ланча в Бруклине?

– Чего так далеко-то? – удивился я, теребя батарейку в своем телефоне.

– Там есть одно местечко с пиццей, которое я давно хочу тебе показать. «Чиччо», слыхал?

– Да брось, на Пятой авеню полно хороших пиццерий.

– Нет, Мэтт, ты должен посмотреть это место. Оно фантастическое.

– Что же там такого фантастического – пицца или официантки? – С тех пор как несколько лет назад я развелся, Скотт – мой босс, мой друг и вечный холостяк – не оставлял надежд, что я встану под его знамена. А отговорить его от чего бы то ни было совершенно невозможно, особенно если дело касалось женщин и еды.

– Ну да, угадал. Ты должен ее увидеть, эту крошку. Назовем это бизнес-встречей. Оплата за счет фирмы. – Скотт был из тех, кто вечно говорит о женщинах и еще больше о порно. В нынешней реальности это было опасно, он ходил по краю.

– Кое-где такое уже потянет на статью за сексуальные домогательства.

Скотт оперся на перегородку моей кабинки. Он был симпатичным улыбчивым парнем, но если ты не видел его неделю, то мог легко забыть, как он выглядит.

– Поедем на метро.

– Привет, ребята, – со стаканчиком кофе в руках мимо прошла моя бывшая жена. Я не ответил.

– Привет, Лиз, – отозвался Скотт. Когда она отошла, он какое-то время пялился на ее задницу, а потом обернулся ко мне: – Тебе не странно работать с ней и Брэдом?

– Я всегда работал с ней и Брэдом.

– Ну да, но она была твоя жена, а теперь она жена Брэда.

– Честно? Меня это уже не колышет, – я встал и взял пиджак.

– Ну и хорошо. Я верю тебе. Значит, ты готов к чему-то новому.

Обычно я пропускаю подобные замечания Скотта мимо ушей.

– Мне еще надо зайти в «Веризон», купить новую батарею, – сказал я, кивнув на свой телефон.

– Что это такое?

– Мобильный телефон. Наверняка ты их и раньше видел.

– Во-первых, никто сейчас не говорит «мобильный телефон». А во-вторых, это у тебя не телефон, а экспонат. Надо отослать его в Музей древностей, а тебе купить нормальный айфон.

По пути к выходу мы прошли мимо Китти, девочки, развозящей кофе на тележке. Она поздоровалась с нами:

– Добрый день.

Я улыбнулся в ответ.

– Привет, Китти. – Она покраснела.

Скотт молчал, пока мы не зашли в лифт.

– Чего ты теряешься? Она на тебя запала.

– Она еще ребенок.

– Да ладно, ребенок. У нее высшее образование. Я сам ее нанимал.

– Она не в моем вкусе. Ее зовут Киска.

– Вот вечно ты ко всему придираешься, – казалось, он даже немного обиделся за Китти.

– Нет, я-то как раз нормальный. А вот почему каждый считает своим долгом устраивать мою жизнь? У меня все в порядке.

– А часики-то тикают.

– У мальчиков ничего не тикает.

– Тебе тридцать шесть.

– Так это немного.

– Да нет, если сравнивать с той же Китти.

ДВЕРИ ЛИФТА открылись, и мы вышли в лобби. На стене висела одна из моих фотографий – огромного размера.

– Видал, Мэтт? Женщины сходят от этого с ума.

– Это фото иракского ребенка с автоматом.

– Не от картинки, балда, а от твоей Пулитцеровской премии за нее. – Он скрестил руки на груди. – У тебя был удачный год.

– Это да. По крайней мере профессионально.

– Говорю тебе, ты должен использовать такую удачу. Из-за этого фото ты у нас теперь знаменитость средней руки. Оно даже мне пошло на пользу.

– Как именно оно пошло тебе на пользу?

– Ну, например, я иногда представлялся тобой на вечеринках. Разок-другой.

Я рассмеялся:

– Ну ты мерзавец.

– А Китти в тебя втрескалась. Я бы на твоем месте ей не отказывал. Знаешь, про нее разное говорят.

– Тем лучше держаться от нее подальше.

– Не, ну в хорошем смысле. Типа она такая заводная. Как зверек.

– И что тут хорошего?

МЫ ВЫШЛИ на улицу и направились к станции метро на Западной 57-й улице, чтобы сесть на линию F. Центр города в это время всегда забит. Зато зима уже подходила к концу. Солнечный свет пробивался между зданиями, привлекая на улицу еще больше людей. Я пробирался сквозь толпу, Скотт следовал за мной.

Как раз когда мы добрались до входа на станцию, он громко произнес из-за моего плеча:

– Она наверняка и на анал согласится.

Я обернулся к нему, встав на верхнюю ступеньку эскалатора.

– Скотт, этот разговор зашел слишком далеко. Так нехорошо. Давай прекратим его, ладно?

– Я твой начальник.

– Вот именно. – Я пошел вниз по ступенькам в сторону турникетов.

Внизу, у конца эскалатора, пожилая женщина играла на скрипке. Ее одежда была поношенной, волосы седыми и спутанными, струны свисали с конца смычка, как два лисьих хвоста, но Брамса она играла безукоризненно. Я бросил ей в коробку пять долларов, она улыбнулась. Скотт покачал головой и взял меня за локоть.

– Я хочу, чтоб ты был счастлив и эффективен, Мэтт.

Я провел карточкой в турникете.

– Ну так прибавь мне зарплату. Я буду счастлив и эффективен.

Станция была набита битком. Поезд уже подходил, но нас оттерла назад плотная группа людей, которая рвалась вперед так, будто их ждало там что-то важное. Скотт подался назад и уставился на женщину, стоящую к нам спиной. Она стояла возле края платформы, слегка покачиваясь с пятки на носок и балансируя на желтой линии, обозначающей край. Во всем ее облике было что-то необычайно привлекательное.

Скотт толкнул меня локтем, выразительно приподнял брови и беззвучно произнес: «Клевая задница». Мне захотелось дать ему по шее.

Чем больше я смотрел на женщину, тем больше она меня привлекала. По ее спине спадала густая белокурая коса. Руки были засунуты в карманы черного пальто, и я вдруг понял, что она, как ребенок, весело притоптывает в ритм скрипичной мелодии, отражающейся от стен станции.

Когда поезд наконец подъехал, она пропустила всю толпу в вагон, а затем, в последнюю секунду, зашла сама. Мы со Скоттом встали на желтую линию в ожидании следующего, менее набитого поезда. Когда поезд уже тронулся, женщина в вагоне обернулась. Я встретился с ней взглядом.

Я моргнул. Черт побери.

– Грейс?

Она прижала ладонь к стеклу и неслышно выговорила: «Мэтт?», но поезд уже уносил ее в темный туннель.

Не думая, что я делаю, я побежал. Как сумасшедший я бежал вдоль платформы, вытянув вперед руки, молясь, чтобы поезд остановился, ни на секунду не выпуская ее из виду. Добежав до конца платформы, я смотрел, как поезд уносится в темноту, пока она не исчезла.

Когда Скотт подошел ко мне, в его взгляде было беспокойство.

– Ну, ты даешь. Что с тобой случилось? Ты выглядишь, будто привидение встретил.

– Не привидение. Грейс.

– Грейс – это кто?

Я стоял, ошеломленно продолжая пялиться в пустоту, поглотившую ее.

– Это девушка. Я знал ее раньше.

– Типа первая любовь, звонкие года? – спросил Скотт.

– Что-то в этом роде.

– У меня тоже так было. Джейни Боуэрс, первая девушка, которая мне отсосала. Я дрочил на нее лет до тридцати.

Я не обращал на него внимания. Я мог думать только о Грейс.

Но Скотт не унимался:

– Она была болельщица. Все отиралась вокруг нашей школьной спортивной команды. Они все называли ее Терапевт, уж не знаю почему. Я-то после того случая думал, она будет моей девушкой.

– Нет, это не то, – сказал я. – Мы с Грейс встречались в колледже, до того как я встретил Элизабет.

– А, вот оно что. Ну чего, она красотка. Может, тебе стоит попытаться ее отыскать.

– Да, наверное, – ответил я, подумав, что шансов на то, что она может быть не замужем, у меня нет.

Я позволил Броди, семнадцатилетнему продавцу «Веризона», уговорить меня на покупку айфона последней модели. Оказалось, что новый телефон обойдется мне на восемь долларов в месяц дешевле. Я ничего не понимаю в этом мире. Я рассеянно подписал все нужные бумаги. Образ Грейс, исчезающей на поезде в темноту, все это время продолжал стоять у меня перед глазами.

За пиццей Скотт научил меня играть в «Энгри Бердс». Для меня это было большим шагом к победе над моей технофобией. Девушка, которую хотел увидеть Скотт, в тот день не работала, так что мы съели пиццу и вернулись вофис.

Оказавшись снова в своей кабинке, я загнал имя Грейс в Гугл во всех возможных вариациях – первое, второе и фамилия; первое и фамилия; второе и фамилия – и все безуспешно. Как это может быть? Как она живет, умудряясь не оставлять никаких следов в Интернете?

Я думал о том, что произошло с нами. О том, как она выглядела там, в метро, – все так же красива, но совсем другая. Никто не смог бы назвать ее хорошенькой. Хоть она и была невысокого роста, она была слишком красива для хорошенькой, с ее огромными зелеными глазами и гривой белокурых волос. Ее глаза казались запавшими, а черты лица – более жесткими, чем были, когда я видел ее последний раз. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что она не была больше той широкой, вольной душой, какой я знал ее когда-то. Попытки угадать, как она живет теперь, сводили меня с ума.

Из комнаты отдыха, расположенной дальше по коридору, донеслись приветственные возгласы. Я побрел туда и застал конец церемонии объявления моей бывшей женой всем коллегам о своей беременности. Вскоре после нашего развода я остро осознал, что все вокруг меня продолжают жить. А я, застыв, стою на платформе, глядя, как мимо, один за другим, проносятся поезда, и не знаю, который из них мне нужен. Элизабет уже добралась до следующей станции, где основала новую семью, а я пробрался обратно в свою кабинку, стараясь, чтобы меня не заметили. Мне было все равно, беременна она или нет. Я будто оцепенел… Но, тем не менее, по привычной обязанности, оставшейся от нашего развалившегося брака, написал ей письмо.

Элизабет,

мои поздравления. Я рад за вас. Я знаю, как сильно ты хотела детей.

Всего наилучшего,

Мэтт.

Через две минуты в мою почту упал ответ.

Всего наилучшего? Вот так, да? Прожив со мной больше десяти лет, ты так и не можешь сказать мне «с любовью»?

Я не ответил. Мне было некогда. Мне надо было снова попасть в метро.