Читать книгу Доктор Торндайк. Тайна дома 31 в Нью Инн - Ричард Остин Фримен, Ричард Фримен, Ричард О. Фримен - Страница 5

Входя в Темпл по Тюдор-стрит, я испытывал приятное ощущение знакомости. Здесь я провел много замечательных часов, работая с Торндайком над случаем, который газеты назвали «Делом с красным отпечатком большого пальца», и здесь я встретил любовь своей жизни – эта история рассказана в другой книге. Это место дорого мне воспоминаниями о счастливом прошлом, оно позволяет надеяться на новое счастье, которое ждет меня в не слишком далеком будущем.

Мой решительный стук маленьким медным молоточком привел к тому, что дверь открыл сам Торндайк, и тепло, с каким он меня встретил, заставило меня одновременно обрадоваться и устыдиться. Потому что я не только отсутствовал, но и был очень плохим корреспондентом.

– Блудный сын вернулся, Полтон, – объяснил Торндайк, заглядывая в комнату. – Это доктор Джервис.

Я вслед за ним вошел в комнату и увидел Полтона, его доверенного слугу, лабораторного ассистента, мастера на все руки и близкого друга. Полтон ставил поднос с чаем на небольшой стол. Маленький человек сердечно пожал мне руку, и на его лице появилась улыбка, какую можно ожидать от благожелательного грецкого ореха.

– Мы часто говорим о вас, сэр, – сказал он. – Только вчера доктор спрашивал, когда вы к нам вернетесь.

Так как я не возвращался к ним в том смысле, какой он имел в виду, я почувствовал себя виноватым, но свои сведения сохранил для уха Торндайка и ответил вежливыми общими фразами. Затем Полтон принес из лаборатории чайник с горячим чаем, разжег огонь и вышел, и мы с Торндайком, как в прежнее время, сели в свои кресла.

– И откуда вы появились таким неожиданным способом? – спросил мой коллега. – Похоже, вы делали профессиональный визит.

– Да. Мой район – Нижняя Кенсинтон Лейн.

– Ага. Значит, вы снова «на старой тропе».

– Да, – ответил я со смехом, – старая тропа, долгая тропа, тропа, которая всегда новая.

– И ведет в никуда, – мрачно добавил Торндайк.

Я снова рассмеялся – не очень сердечно, потому что в словах моего друга была неприятная правда, подтверждавшаяся моим собственным опытом. Врач, у которого нет средств и который вынужден брать временную работу, подменяя других, обнаруживает, что годы приносят ему только седину и богатый неприятный опыт.

– Вам нужно покончить с этим, Джервис, – сказал Торндайк после паузы. – Случайная работа нелепа для человека вашего класса и профессиональных достижений. К тому же разве вы не обручены и не собираетесь жениться на очаровательной девушке?

– Да, знаю, я был глуп. Но я исправлюсь. Я готов сунуть гордость в карман и позволить Жюльет дать мне денег на покупку практики.

– Это очень верное решение, – подтвердил Торндайк. – Гордость и скрытность в отношениях людей, которые собираются быть мужем и женой, нелепы. Но зачем вам покупать практику? Вы забыли мое предложение?

– Я был бы неблагодарным негодяем, если бы забыл.

– Хорошо. Сейчас я его повторяю. Становитесь моим помощником, готовьте материалы для суда, работайте со мной, и с вашими способностями вас ждет отличная карьера. Вы нужны мне, Джервис, – горячо добавил он. – Мне, с моей увеличившейся практикой, необходим помощник, и вы тот помощник, что мне нужен. Мы старые и испытанные друзья, мы работали вместе, мы доверяем друг другу, и вы лучший человек для этой работы, какого я знаю. Я не приму отказ. Это ультиматум.

– И какова альтернатива? – спросил я, улыбаясь его горячности.

– Альтернативы нет. Вы скажете да.

– Думаю, так и есть, – ответил я с чувством. – Я так рад и так благодарен вам, что и сказать не могу. Но окончательную договоренность нужно оставить на следующую встречу – через неделю или около этого, надеюсь, потому что мне через час нужно вернуться. И я хочу посоветоваться с вами по одному очень важному делу.

– Хорошо, – согласился Торндайк, – официальную договоренность оставим на следующую встречу. О чем вы хотите узнать мое мнение?

– Дело в том, – ответил я, – что передо мной трудная дилемма, и я хотел бы, чтобы вы сказали, что мне делать.

Торндайк наливал мне чай, но остановился и с неприкрытой тревогой посмотрел на меня.

– Надеюсь, ничего неприятного, – произнес он.

– Нет-нет, ничего такого, – ответил я с улыбкой, правильно интерпретировав его эвфемизм «ничего неприятного»: обычно это означает неприятности молодого перспективного медика с женщинами. – Ничего такого, что касалось бы меня лично, – продолжал я, – вопрос профессиональной ответственности. Но лучше я расскажу вам все последовательно; я знаю, что вы предпочитаете получать подробные и последовательные сведения.

И я рассказал о своем посещении загадочного мистера Грейвза, не опуская ни одной подробности, ни одного странного обстоятельства, какие мог вспомнить.

С самого начала моего рассказа Торндайк слушал очень внимательно. Лицо его оставалось бесстрастным, обычно оно непроницаемо, как бронзовая маска, но для меня, близко его знавшего, кое-что становилось заметно, может, перемена цвета или дополнительный блеск глаз, и это говорило мне, что проснулась его страсть к расследованиям. И теперь, рассказывая ему о своей необычной поездке в тот загадочный дом, я видел: предложенная проблема задела его за самое сердце. Во время моего рассказа он сидел неподвижно, как статуя, очевидно, запоминая мой рассказ, подробность за подробностью, и, даже когда я замолчал, он какое-то время не двигался и не говорил.

Наконец Торндайк посмотрел на меня.

– Весьма необычное дело, Джервис, – сказал он.

– Очень необычное, – согласился я, – и меня мучит вопрос, что делать.

– Да, – задумчиво ответил он, – таков вопрос, и вопрос это очень трудный. Он связан с решением предыдущего вопроса. Что именно происходит в том доме?

– А что, по-вашему, в нем происходит?

– Мы должны двигаться медленно, Джервис, – ответил он. – Нужно старательно отделить юридические проблемы от медицинских и не смешивать то, что знаем, с тем, что подозреваем. Теперь относительно медицинских аспектов этого случая. Первый встающий перед нами вопрос – вопрос о сонной болезни, или негритянской летаргии, как ее иногда называют; и здесь мы сталкиваемся с трудностью. У нас недостаточно знаний. Ни один из нас, как я понимаю, не сталкивался с этой болезнью непосредственно, а существующие описания неадекватны. Насколько мне известно, симптомы этой болезни совпадают с вашим случаем: предполагаемая угрюмость и постепенно удлиняющиеся периоды летаргии, которые чередуются с периодами видимого улучшения. С другой стороны, считается, что болеют только негры, но это, вероятно, означает, что до сих пор только они оказывались в условиях, вызывающих эту болезнь. Более важный факт: насколько мне известно, предельное сокращение зрачка не является симптомом сонной болезни. Подытоживаю: вероятность против сонной болезни, но при недостатке знаний полностью исключить эту болезнь мы не можем.

– Вы думаете, что это может быть сонная болезнь?

– Нет, лично я ни на мгновение не верю в эту теорию. Но данные нужно рассматривать независимо от нашего личного мнения. Мы должны принять как возможную гипотезу, что это сонная болезнь, потому что не можем точно доказать, что это не так. Это все. Но когда мы переходим к гипотезе об отравлении морфием, положение существенно меняется. Симптомы во всех отношениях совпадают с отравлением морфием. Здесь нет исключений или несогласованности. Здравый смысл подсказывает, что нужно принять гипотезу об отравлении, что, по-видимому, вы сделали.

– Да. Для целей лечения.

– Совершенно верно. С медицинскими целями вы приняли самую вероятную точку зрения и отказались от менее вероятной. Это было разумное решение. Но с юридическими целями вы должны рассматривать обе возможности, потому что гипотеза об отравлении связана с серьезными юридическими проблемами, в то время как в гипотезе о сонной болезни никаких юридических проблем нет.

– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил я.

– Указывает на необходимость осторожности, – сказал он.

– Да, я это вижу. Но каково ваше собственное мнение о данном случае?

– Что ж, – ответил Торндайк, – давайте последовательно рассмотрим факты. Есть человек, который, как вы подозреваете, находится под действием ядовитой дозы морфия. Вопрос в том, принял ли он эту дозу сам, или ее ему дал кто-то другой. Если он принял сам, то с какой целью? То, что рассказали вам, совершенно исключает мысль о самоубийстве. Но состояние пациента исключает также мысль о его зависимости от морфия. Потребитель опия не доводит себя до комы. Обычно он держится в пределах своей выносливости. Отсюда следует вывод, что дозу ему дал кто-то другой, и самый вероятный человек для этого – мистер Вайсс.

– Разве морфий не необычный яд?

– Очень необычный, потому что он очень неудобен, за исключением одной смертельной дозы. К нему слишком быстро и легко привыкают. Но не нужно забывать и о том, что медленное отравление морфием в некоторых случаях бывает в высшей степени подходящим. То, как он ослабляет волю, путает рассудок и изнуряет тело, оказывается полезно отравителю, которому нужно получить существующий документ, такой как завещание или соглашение с печатью. А смерть потом можно организовать другими способами. Вы понимаете важность этого?

– Вы имеете в виду свидетельство о смерти?

– Да. Предположим, мистер Вайсс дал большую дозу морфия. Затем он посылает за вами и высказывает предположение о сонной болезни. Если вы принимаете это предположение, он в полной безопасности. Он может повторять процесс, пока не убьет жертву, затем получит у вас свидетельство о смерти, которое скроет убийство. Очень изобретательный замысел, что, кстати, характерно для сложных и запутанных убийств: коварный преступник составляет гениальный план, но исполняет его как дурак. Похоже, так и сделал этот человек, конечно, если мы не проявляем к нему несправедливости.

– Но в чем он действовал как дурак?

– В нескольких отношениях. И прежде всего в выборе врача. Ему нужен был хороший, проворный и уверенный в себе человек; такой врач ухватился бы за диагноз и держался его; или невежественный и слабый человек со склонностью к алкоголю. Ему поразительно не повезло: он наткнулся на осторожного, склонного к научному подходу специалиста, такого, как мой ученый друг. Затем вся эта нелепая таинственность, все эти меры предосторожности, которые должны насторожить внимательного человека, что на самом деле и произошло.

– Вы действительно считаете его преступником?

– Я очень сильно подозреваю его. Но я хотел бы задать вам один-два вопроса о нем. Вы сказали, что он говорит с немецким акцентом. А как он владеет английским? Большой ли у него словарь? Использует ли он немецкие идиомы?

– Нет, я бы сказал, английским он владеет очень хорошо, и я заметил, что даже для англичанина он тщательно подбирает слова.

– Не показался ли он вам поддельным, я хочу сказать – замаскированным?

– Не могу судить. Освещение было очень слабое.

– Например, вы могли видеть цвет его глаз?

– Нет. Мне кажется, они серые, но я не могу быть уверен.

– Теперь о кучере. Вы сказали, что он был в парике. А цвет его глаз вы видели? Или какие-нибудь особенности, по которым вы могли бы его узнать?

– У него деформированный ноготь на большом пальце правой руки. Это все, что я могу о нем сказать.

– Он не показался вам похожим на Вайсса в каком-нибудь отношении – по голосу или чертам лица?

– Вовсе нет; и говорил он, как я вам сказал, с отчетливым шотландским акцентом.

– Я задаю такие вопросы потому, что, если Вайсс пытался отравить этого человека, кучер почти несомненно соучастник и может быть родственником. Вам нужно внимательней рассмотреть его, когда будет возможность.

– Я так и сделаю. И это возвращает меня к вопросу: что мне делать? Должен ли я сообщить об этом случае в полицию?

– Я склонен думать, что нет. Вам не хватает фактов. Конечно, если мистер Вайсс использовал наркотик «незаконно и злонамеренно», что, согласно Объединенному закону 1861 года, наказывается десятью годами заключения. Но я не вижу для вас возможности давать показания под присягой. Вы не знаете, использовал ли он яд – если яд был использован, и вы не можете сообщить имя и адрес. И еще возникает вопрос о сонной болезни. Вы отвергаете это по медицинским причинам, но в суде под присягой не сможете утверждать, что это точно не сонная болезнь.

– Конечно, – согласился я. – Не смогу.

– В таком случае я думаю, что полиция откажется действовать, и может оказаться, что вы вызвали скандал, вредный для практики доктора Стиллбери.

– Значит, вы считаете, что мне лучше ничего не делать?

– В настоящее время. Конечно, обязанность врача помогать установлению справедливости. Но врач не детектив, он не должен выходить за пределы своих функций и исполнять обязанности полиции. Он должен держать глаза и уши открытыми, и, хотя в целом должен держать язык за зубами, его обязанность отмечать все, что может использоваться при юридическом решении вопроса. Официально не его дело предпринимать расследование преступления, но его дело быть готовым, если его призовут, помогать правосудию своими специальными познаниями и возможностями, которые у него есть. Вы понимаете, что это значит?

– Вы хотите сказать, что я должен запомнить все, что видел и слышал, и ничего не говорить об этом, пока меня не спросят.

– Да, если больше ничего не произойдет. Но если вас вызовут снова, думаю, ваш долг делать дальнейшие наблюдения с целью предоставить их полиции, если понадобится. Например, может оказаться чрезвычайно важным определить дом, и ваш долг – обеспечить возможность этого.

– Но мой дорогой Торндайк, – воскликнул я, – я ведь рассказал вам, как меня везли к этому дому. Не объясните ли, как человек, запертый в темной карете, определит место, куда его везут?

– Мне кажется, – ответил он, – эта проблема не представляет серьезной трудности.

– Неужели? – сказал я. – А мне это кажется совершенно невозможным. Но что вы предлагаете? Я должен вырваться из дома и бежать по улице? Или проделать дыру в ставнях кареты и смотреть наружу?

Торндайк снисходительно улыбнулся.

– Методы, предложенные моим ученым другом, демонстрируют некоторую непродуманность, не соответствующую характеру человека науки, не говоря уже о том, что тем самым враг узнает о наших намерениях. Нет-нет, Джервис, мы можем сделать кое-что получше. Прошу прощения, я должен на минуту подняться в лабораторию.

Он пошел в святилище Полтона на верхнем этаже, оставив меня размышлять о методе, с помощью которого, как выразился бы Сэм Уэллер[2], «можно было бы видеть через лестничный пролет и закрытую дверь» или через столь же непрозрачные деревянные ставни кареты.

– А теперь, – сказал он, вернувшись через несколько минут с маленькой, завернутой в бумагу записной книжкой, – я попросил Полтона изготовить небольшое приспособление, которое, как я думаю, разрешит наше затруднение. Я покажу вам, как вы сможете вести наблюдения. Прежде всего нужно расчертить страницы этой записной книжки на три колонки.

Он сел за стол и стал методично делить каждую страницу на три колонки, две узкие и одну широкую. Это заняло какое-то время, и я с любопытством и нетерпением следил за неторопливыми, точными движениями карандаша Торндайка; очень хотелось побыстрее услышать объяснение. Он едва успел закончить последнюю страницу, как открылась дверь и вошел Полтон с довольной улыбкой на сухом, проницательном на вид лице и с небольшой дощечкой в руке.

– Это подойдет, сэр? – спросил он.

Он протянул дощечку Торндайку, который посмотрел на нее и передал мне.

– То, что нужно, Полтон, – ответил мой друг. – Где вы это взяли? Не говорите, что изготовили за две с половиной минуты.

Полтон улыбнулся своей своеобразной морщинистой улыбкой и, сказав: «Да тут и делать ничего не нужно было», ушел, довольный полученным комплиментом.

– Какой удивительный человек, Джервис, – произнес Торндайк, когда его доверенный помощник вышел. – Он мгновенно воспринимает идею и, словно по волшебству, выдает полученный результат. Как фокусник, в нужный момент достает кролика или сосуд с золотой рыбкой. Надеюсь, вы уже поняли, каков будет ваш modus operandi?[3]

Я начал догадываться по виду этого приспособления – небольшой пластинке из белой древесины размером семь на пять дюймов, к одному концу которой прикреплялся карманный компас, но подробности метода были мне не ясны.

– Полагаю, вы можете сразу увидеть показания компаса, – сказал Торндайк.

– Конечно могу. Мы ведь научились этому, когда студентами плавали на яхте.

– Конечно, мы это делали и будем делать еще до того, как умрем. А теперь о методе, с помощью которого вы найдете дом. Здесь в кармане лампа для чтения, ее вы можете прикрепить к обивке кареты. Эта записная книжка может быть приделана к дощечке резиновой лентой – вот так. Вы видите, что Полтон прикрепил к стеклу компаса нить, она будет служить курсовой линией. Вот как вы будете действовать. Как только вас закроют в карете, зажгите лампу – на всякий случай возьмите с собой книгу, если свет заметят, – достаньте свои часы и положите дощечку на колени так, чтобы длинная сторона совпадала с осью кареты. Затем запишите в узкой колонке время, в другой – направление по компасу, а в широкой – любые подробности, включая число шагов лошади в минуту. Вот так.

Он взял листок бумаги и написал на нем:

9:40. Ю-В. Отъехали от дома.

9:41. Ю-З. Гранитные ступени.

9:43. Ю-З. Деревянный тротуар. 104 удара копыт.

9:47. З. Гранитный переход. Мостовая, крытая щебнем.

– И так далее. Отмечайте любую перемену направления и время: и все, что слышите или чувствуете снаружи, записывайте вместе со временем и направлением. И не забудьте отмечать любые перемены в ходе лошади. Вы следили за процессом?

– Конечно. Но неужели вы считаете, что этого достаточно для определения места дома? Помните, это только карманный компас без циферблата, и он будет сильно дрожать. Способ определения расстояния очень грубый.

– Все верно, – ответил Торндайк. – Но вы упускаете некоторые очень важные факты. Дорожная карта, что вы создадите, может быть проверена другими данными. Например, у дома есть крытый подъезд, который вы узнаете, если будете приблизительно знать, куда смотреть. Затем вы должны помнить, что ваша карета едет не по безликой, совершенно ровной равнине. Она едет по улицам, у которых есть определенное положение и направление, и все это точно указано на военных картах. Я думаю, Джервис, что, несмотря на грубость такого метода, если вы старательно будете делать записи, мы без труда сузим район поисков, это будет очень небольшое пространство. Конечно, если у нас будет такая возможность.

– Да, если она будет. Сомневаюсь, чтобы мистер Вайсс снова меня вызвал, но искренне надеюсь на это. Будет интересно отыскать тайное логово, когда об этом не подозревают. А сейчас мне действительно пора!

– В таком случае до свидания, – сказал Торндайк, засовывая остро отточенный карандаш за резиновую ленту, прикреплявшую записную книжку к дощечке. – Сообщайте мне, как развивается приключение – если оно будет развиваться, и помните: вы обещали очень скоро снова прийти.

Он протянул мне дощечку и лампу, и, когда я положил их в карман, мы пожали друг другу руки, и я торопливо ушел, слегка тревожась, что надолго оставил своих подопечных.