Читать книгу И малые звезды могут светить ярко - Римма Петровна Гашицкая - Страница 4

После войны к нам приехала мать отца и уговорила поехать к ним под Соль- Илецк. Приехали на шахту в 10 км от города. Первое время жили у его сестры стирали в каком то крохотном водоемчике, куда из шахты поступала горячая вода. Потом дали комнату типа общежития. Обед покупали в столовой. Мне так нравился этот казенный суп с толстыми как трубы макаронами.

На первом же уроке меня подняли на смех оказывается они еще все читали почти по слогам, директор обещал сделать из меня передовую ученицу, но мы вскоре переехали на дальнюю шахту за пять километров. Дали квартиру в деревянном доме Их всего было два в поселке, еще большой деревянный директорский дом на каких-то сваях, не большой магазинчик и много, много землянок это когда копают котлован накрывают крышей и по ступеням делают вход. Прямо как на войне.

Школа была в нашем доме одна комната парты в два ряда, на одном сидел первый, на втором третий класс, во вторую смену второй и четвертый. Писали на старых книгах и газетах между строк и только на контрольные учительница раздавала чистые листки, мне не давала говорила, что мы богатые, от обиды даже плакала. Правда из Ташкента мама привезла много тетрадей.

Учеников в классе было немного, и как всегда на переменах мальчишки измывались над девчонками и когда сын директора шахты разбил об мою голову деревянную ручку то я в ответ разбила ему нос. Больше всего испугалась учительница.

Еще мне запомнилась как эта сельская учительница, сказала, что грызть семечки прилюдно не прилично, мне этого хватило на всю жизнь. А вокруг женщины как будто соревновались кто больше соберет шелухи на губах, грызли повсеместно. С тех пор, даже если и приходилось где-то грызть, шелуху никогда не выбрасывала под ноги.

Еще в классе была переросток Баранова Тоня родителей не было она у кого-то нянчила детей. Она вставала среди урока и говорила:– «училка я срать пошла». Поначалу аж голова в плечи уходила, так шокировало все это У нас в семье не принято было давать прозвища и говорить всякие пошлости. Но делать ей замечание было бесполезно. Она жила в такой среде.

Потом пришла новенькая Нина Кайдаш с голубыми, с искринкой глазами и в голубом, в цветочек фланелевом платье, она мне казалась небожителем на фоне повседневной серости, но поселили их в землянке, как то не справедливо это казалось.

Благоустраивая дом мама обучила некоторых соседских, женщин делать занавески на окна из бинтов, ткани ведь не было. Козликом связывала полосы между собой, а низ дополняла кисточками бубончиками. Было очень красиво. Сама крючком вязала прошвы на наволочки и подзорники на кровати. Елочные игрушки сами клеили. Елок не было дома я веник наряжала. Однажды возвращаясь от шахты, куда носила обед отцу, я на кусте перекати поля увидела кусочек ярко розовой, шелковой ткани. Счастью не было предела, но мама сказала отнеси где взяла и только после клятвенного заверения что нашла его на кустике, она простила Я его потом разрезала на узкие полоски и украшала бантиками свой веник.

Рядом был казахский аул они одевались ярко этот лоскуток, видимо и занесло ветром от них на куст перекати поля. Позже я вычитала у Сант-Экзюпери, как маленький принц спросил у цветка: «а где же люди? и тот ответил, что у них нет корней их унесло ветром.»Прямо как перекати поле. Если кто меня обижал, я убегала за сарай в степь и из ковыля плела косички Целые поляны наплетала ковыль был, на сколько глаз хватало и при дуновении ветра степь как шелковая колыхалась. Изредка вдалеке за сараем проезжали какие-то телеги, и ехали куда-то за горизонт. мне так хотелось заглянуть, что там за дальними холмами. Один раз все таки рискнула и пошла. Прошла первую, вторую гряду и увидела небольшой поселок, а главное внизу протекала какая-то речушка и вдоль нее деревья и кустарники. Такой непривычный пейзаж для степного района, для меня это было небольшим открытием. Мне удалось даже сорвать несколько ягод.

К нам в поселок воду привозил водовоз. Изредка, кто-то из женщин помогал мне ведро поддерживать на весу. Наверно поэтому я ростом была ниже всех своих сестер. Не окрепший организм видимо нельзя так нагружать. Иногда приходилось доить корову, благо она смирной была.

Мама очень болела и не зная диагноз врачи посоветовали родить ребенка. Оказалось был камень в почках, умирали обе.

Сестра родилась и когда ее отхаживали били по попке до посинения. Я пешком 15 км приходила проведать маму, она даже старалась к моему приходу что-то мне сэкономить, нравились астраханские арбузы не большие с мелкими семечками и очень сладкие. Но как-то возвращаясь от нее я выпила сырое яйцо, а оказалось оно было испорчено. Так хотелось чем-нибудь заесть или запить, но к сожалению даже в овраге не нашла ни ягод ни воды. После этого года четыре в рот их не брала. Один раз мать уговорила, когда уже были свои куры. Понравилось, так был преодолен запрет и я начала пить сырые яйца.

Один раз в Соль-Илецке удалось искупаться в знаменитом соленом озере, утонуть в нем нельзя вода буквально выталкивает человека. Слышала, что сейчас там построен санаторий с лечебными ваннами.

Нам дали даже какой-то участок, посадили огурцы возили воду для полива на какой-то тарантайке, а старшая сестра ходила утром накрыть рассаду бумажными кулечками, а вечером снять их. Готовили большую лунку в диаметре 8О см и в нее по кругу высаживали восемь-десять семян. Очень удобно в засушливых районах, достаточно в центр налить ведро воды и всем кустам ее хватало.

Сестренку назвали Наташей, кроватки не было я ее укачивала положив подушку на вытянутые ноги и раскачивая из стороны в сторону. Вместо соски разжевывали печенье или хлеб в марлю и в рот вместо соски, сейчас бы многие мамаши и врачи в ужас пришли. Ничего, выживали

Запомнились снежные, снежные зимы. От порога до сарая тоннель прорывали, поэтому сено складывали за сараем, вплотную к стене делая выше пола окошко с задвижкой и крюком через отверстие набирали сено. Топили углем, но все равно заготавливали целые пирамиды из кизяка, для этого в деревянные формы набивали влажный навоз в смеси с соломой, иногда и с угольной пылью, готовили блоки, сушили и складывали в пирамиды. Перед каждым домом их было по несколько штук.

Умывались над ведром или тазиком. Отец приходил с шахты черный от пыли и говорил:– «дочка полей». Я поливала воду он фыркал, разбрызгивал все вокруг. Никакого быт. комбината не было, иногда приезжала какая-то душегубка и люди в очередь принимали душ и там прожаривали одежду от вшей.

Так как у нас школа была начальная то старшую сестру вначале отправили в Соль-Илецк к дяде Николаю Филипповичу, работавшему там начальником ОРСА а потом в Янги Юль к бабушке.

Один раз я попала с папой на 25 разъезд к его сестре. Муж ее работал на каком-то государственном складе, где хранились госзапасы. Длинное, длинное помещение со стеллажами и ящиками. Еще один раз с мамой посетили ее младшую сестру на станции Донгузской, она очень сильно болела, кажется раком. Мы жили не ахти, но там беднота была ужасная. Из двух ее сыновей Анатолий Яценко выучился и позже где-то в Сибири работал инженером на авиа-заводе, а второй Василий так и мотался по Средней Азии, спали с женой в печах на кирпичном заводе, и даже дочь родилась у них которую позже отдали на воспитание тете Марии, маминой сестре.

Иногда меня за пять км посылала мама к родственникам на Северную шахту, в основном за закваской для молока летом шла или бежала под монотонный гул проводов, зимой опасаясь волков, старалась не отставать от саней, на которых привозили продукты в магазин

Меня удивляло почему родители ни разу не съездили на свой хутор. Папа всегда говорил: «у нас был очень благочестивый народ, пьяниц не было, работали так, что с детских лет мозоли в руках не умещались.

Дети не всегда осознают бедственное положение. Мы учились, играли в коллективные игры лапту, третий лишний, садовников даже готовили концерты для взрослых танцевали под траля-ля, казачок, гапак, полечку и так далее. Много читали в библиотеку даже очередь была на некоторые книги.

Подруги были немки, поэтому наверно у меня была любовь к их языку, причем на всю жизнь.

25 й разъезд был виден с нашего поселка, по прямой по степи километров десять-пятнадцать. Были видны и проходящие через него поезда, оказывается мама наблюдая за ними плакала пока дым от них не скрывался за горизонтом, такая тоска была по Ташкенту. И все же через два года мы вернулись в Среднюю Азию