Читать книгу Дыхание сказочного леса. Сборник сказок - Риша Александрова - Страница 5

Глянул Богдан на жену сердито да ушёл из дому, громко хлопнув дверью. Что за напасть? Седьмые роды – и снова девка! Кто ж в доме останется, коли все бабы с женихами упорхнут? Рабочие руки в семье никогда не лишние. А Любава лишь улыбалась грустно да на дочку, тихо сопевшую на груди, насмотреться не могла.

Семь лет с той поры минуло. Любава так и не смогла подарить мужу сына. Старшей дочери уже пятнадцать – пора замуж отдавать, да никто брать не торопился. Остальные тоже вот-вот повзрослеют. Все девчушки, как одна: светловолосые, голубоглазые. Только младшая – с золотыми кудрями и зелёными глазами. Шептались в деревне, мол, ведьма она, и что на доме Богдана проклятие – не зря не дали боги сына. Стороной обходили – боялись, но всё ж грозились показать истинное лицо Рады, вывернуть наизнанку ведьминскую сущность. Любава как могла дочку оберегала, но чувствовала зеленоокая, что лишь беды от неё, и сбежала. Поцеловала маму и сестрёнок на прощание, когда те спали, и исчезла тёмной ночью безлунной. Искали её потом и мать, и отец, и девочки, да без толку – как сквозь землю провалилась.

А через десять лет и вовсе позабыли, что была такая девочка Рада. В семье же Богдана жизнь на лад пошла: появился у них долгожданный сын, которого так и нарекли – Жданом, дочери замуж вышли. Лишь изредка во сне являлась Рада матери.

Рада выросла, стала девицей красоты невиданной. Стройная, будто лебедь белая, волосы густые, медным золотом по плечам раскинулись, глаза, будто изумруды, тысячей огней переливались. На тонких запястьях – кора с берёзы заговорённой, паутиной рассветной переплетённая – оберег её от напастей, что на пути жизненном повстречаться могли. А на щиколотке – пятно родимое в форме месяца – колдовская печать. Но никому на глаза не показывалась, жила в лесу затворником. Облюбовала избушку, мхом заросшую, морок навела, чтоб никто её заметить не смог. Любила она природу, по утрам пение птах слушала, по вечерам – уханье филина, ветер приносил с собой свежесть юрких ручьёв, сочные кроны укрывали от зноя. Лес её силой наполнял, а ведьминскую магию она словно из земли черпала. Но порчу не наводила, скот не морила, засуху не насылала. Наоборот, хотелось дар свой использовать для добрых дел. Животных раненых, что на пути встречала, выхаживала. Стоило ей только руку приложить к шерстистому лбу да произнести наговор, как вновь скакали четвероногие по лесу и жизни радовались. Некоторые будто чуяли её и сами к избушке приходили. Когда чувствовала, что слишком сухая погода стояла, и весь урожай погибнуть мог, вызывала дожди. Заговаривала грибы да ягоды, чтоб не пустели лесные богатства. Каждый день собирала травы, сушила их на стенах домика, размалывала в ступке для зелий разных. Были у неё отвары и от хвори, и от сглаза, и от неудач. Один глоток чудного зелья мог на ноги поставить. Только не знал никто о лесной знахарке. Блудились, бывало, люди, не могли выход найти, им тоже Рада помогала. А после сразу шептала на ухо слова колдовские, и забывали они о случайной встрече.

Однажды ночь выдалась светлая, лунная. Звёзды блестели, как маленькие светлячки. Рада сидела на траве возле дома и задумчиво на небо глядела. Иногда она забирала яркие звёздочки и в баночки складывала для волшебных зелий. А люди, это видевшие, думали, что те упали с небосвода, и желания загадывали.

– Вечно жить так собралась? – послышался вдруг скрипучий голос. Ведьма вздрогнула, обернулась: стояла рядом с ней сгорбленная старуха в лохмотьях, на корявый посох опиралась. Из-под седых косм глаза сверкали недобро.

– Кто ты?

– Что ты род наш ведьминский позоришь?! – зашипела старуха, наклонившись над Радой. – Мы порчу насылаем – ты её снимаешь. Мы нагоняем засуху – ты вызываешь дождь. Ты зачем нам всё портишь?!

Лесная ведьма поднялась и без страха на незваную гостью посмотрела. Нахмурилась, огоньки в зелёных глазах, словно язычки пламени, заскакали.

– Я вольна жить так, как мне хочется!

– Кто тебе сказал такую глупость? – рассмеялась беззубым ртом старуха. – Не бывают ведьмы добрыми. Хотя ты можешь остаться такой. При одном условии.

– Каком? – Рада нетерпеливо потёрла ладонью запястье.

– Выйди к людям. Если примут с твоими добрыми делами, что ж. Будь по-твоему.

По телу лесной ведьмы пробежал холодок: ни за что не хотела она показываться деревенским. Детские воспоминания крепко в памяти засели. Старуха заметила волнение Рады, ухмыльнулась.

– Ну? Согласна аль нет?

– А если… – запнулась ведьма на мгновение. – Если не выйдет? Что тогда?

– Забудешь, что такое доброта! Станешь одной из нас – злой и коварной! – как и положено ведьме, – ощерилась старуха и захохотала. Повернулась на месте, посохом по земле ударила и рассыпалась в пыль, от которой и следа не осталось.

Оглядела Рада родной лес, погладила несмелую лань, из-за дерева показавшуюся, вдохнула запах мокрой травы. Как же быть теперь? Как самой сознаться людям, что ведьма?

Зашла она в избушку, собрала в котомку баночки с зельями, несколько пучков травы запихнула, коренья да камни заговорённые. Вытащила из угла метлу, сдёрнула паутину.

– Вот довелось и тебе мир посмотреть.

Выбежала из дома, перекинула сумку через плечо, запрыгнула на гладкую палку из орешника, провела рукой ласково. Метла волшебная тут же её ввысь подняла! Ветер волосы трепал, раздувал подол платья. У Рады даже дыхание перехватило от восхищения! Редко она на родной лес с такой высоты глядела. Тёмные лоскуты ели перекликались с сочной зеленью листвы, кое-где сверкали солнечными боками тихие поляны, да блестело зеркальное отражение озера. Вот уже и деревня. Крепко сложенные избы не теснились – вольготно стояли. На окраине Рада осторожно спустилась с метлы, спрятала её в сарае в сено. Пробралась в хлев соседский. Коровы встревожено уши подняли, курицы закудахтали, лошади беспокойно копытами по полу стучать начали. Ведьма тут же прошептала слова ласковые в ладони и пустила колдовские чары по воздуху. Присмирели сразу животные. Прошлась Рада задними дворами, в кустах пряталась. Добралась наконец к дому. Грудь будто шнуром стянули, тревожно вдруг стало. Тоска по родным сплелась в тугой узел с волнующей неизвестностью. Увидала вдруг женщину в тёмном платке, окликнула:

– Маменька?

Обернулась Любава да ахнула. Сразу узнала дочку любимую, ведро из руки выпало и покатилось по земле. Кинулась она обнимать Раду да целовать. И тепло так стало на душе от объятий материнских да нежности.

– Дитятко моё ненаглядное. Где ж ты была? – причитала матушка.

– В лесу.

– Горе у нас горькое. Братец твой Ждан, его не видала ты, захворал. С каждым днём угасает.

– Я же в знахарстве ведаю. Дай посмотрю.

Любава, опасливо озираясь, провела дочку в дом. На скамье лежал юноша: худой, бледный, под глазами синяки тёмные, лоб испариной покрылся. Дышал часто и тяжело. Рада из котомки выудила все склянки.

– Дай мне миску.

Любава молча подала. Рада в глиняную чашу сухие травы бросила, заклинания приговаривая, рассыпала в пыль коренья лесные, добавила из баночки росу утреннюю. Перемешала всё тщательно, и в самом конце осторожно открыла светящийся флакон. Блестящие пылинки поднялись в воздух и мягко в зелье упали. Подняла Рада голову братцу, медленно отвар в рот вливала, приговаривая. Когда выпил всё до последней капли, приложила ладонь ко лбу, глаза закрыла и прошептала заговор. Любава, затаив дыхание, наблюдала, стоя поодаль – у порога. Закончив, поднялась Рада, руку опустила. И, как по волшебству, открыл глаза Ждан, порозовели его щёки.

– Маменька?

Кинулась Любава к нему, целовала да обнимала. А Рада лишь улыбалась, в сумку остатки трав и корений складывая.

– Радочка-целительница! – воскликнула мать да в ноги дочке бросилась. Рада тут же подняла её, к себе прижала.

– Выйду на воздух, душно мне.

Но лишь ступила за порог, как набросились на неё люди, руки за спиной скрутили и поволокли по земле.

– Ведьма! Сжечь её проклятую! – кричали да вилами грозились. – Мы тебя сразу приметили!

Притащили в сарай на окраине, затолкали внутрь, дверь батогом подпёрли. Билась Рада кулаками, да не могла выбраться. А мужики тем временем огонь принесли, в сено бросили. Быстро пламя загорелось, на деревянные стены перекинулось. «Проиграла», – думалось Раде. Выбежала Любава, Ждан за ней следом.

– Это ж дочь моя родная! Что вы делаете, изверги?! Она сына исцелила!

Мужики рты открыли: мальца-то хоронить собирались. Одни стали ворота открывать, другие за водой побежали да тушить начали. Вырвалась Рада на волю жива-здорова, лишь волосы огненные чуть подпалила. Подошла к матери, обняла.

– Не место мне здесь, маменька, – покосилась с опаской на деревенских.– Вернусь в лес родной.

– Оставайся, доченька, – гладила Любава её по голове. – Оставайся, милая.

– Не причиним мы тебе вреда, – кивали люди. – Оставайся.

– Чужая я здесь. Ворочусь. А захотите прийти – не прогоню. Сердце подскажет, как найти, если и правда нужна буду, – сказала и рванула прочь. Нашла метлу свою и вихрем в воздух взметнулась.

– Видать, охота тебе полезной быть, – покачала головой старуха, смотря, как Рада отпаивала настоем лихорадящую девочку. – Воля твоя. – И исчезла, навсегда оставив лесную ведьму в покое.