Читать книгу Оргазм, или Любовные утехи на Западе. История наслаждения с XVI века до наших дней - Робер Мюшембле - Страница 8

Попыток понять и смыслить, что такое Субъект, было множество; нас интересуют в первую очередь те, что связывают самопознание человека с развитием западной культуры и с медленным, часто болезненным процессом высвобождения личности из тисков коллектива, что происходило между XVI и XVIII веками19. Одно из самых обширных и плодотворных исследований в этой области принадлежит немецкому социологу Норберту Элиасу, который незадолго до Второй мировой войны создал мощную теорию «процесса цивилизации». Он считает, что в эпоху Возрождения начался длинный путь совместного развития европейской культуры и движения к индивидуализации личности. При Людовике XIV жизнь в Версале вынуждала знатных воинов сдерживать свою агрессивность, которая в прежние времена ничем не контролировалась, и направлять ее исключительно на службу королю и на защиту государства. Центральный аргумент Элиаса – существование взаимосвязи между общим стремлением к прогрессу и развитием государства, в частности городов, что выражается в необходимости самоконтроля со стороны всех заинтересованных лиц. Грубое насилие, в том числе сексуальное, во взаимоотношениях разных социальных слоев постепенно отступает на второй план, создается возможность межсословного контакта, а монополия на насилие целиком отходит к государству20.

Элиасу великолепно удалось уловить объединяющие аспекты той сублимации, что Фрейд наблюдал у каждого пациента. Однако, хотя инструментом анализа у Элиаса и является нечто, эквивалентное фрейдовским «Супер-эго» и «Оно», немецкого социолога совершенно не интересует «Эго» в том виде, в каком его описывает венский психоаналитик. Элиаса интересуют в первую очередь те способы, благодаря которым среди членов той или иной группы людей распределяются объединяющие их ценности, автоматически диктующие дальнейшее поведение членов группы. Он не обращается ни к проблемам конкретных реальностей существования, ни к неминуемому разрыву между заданной нормой поведения и реальными потребностями и желаниями индивида. О сексуальности он говорит очень кратко, лишь для того чтобы показать, что она отодвинута на задний план жизни общества «в ходе процессов, аналогичных тем, о которых мы говорили подробно, анализируя другие импульсивные проявления»21. Он предпочитает разворачивать свою аргументацию, обращаясь к изменению поведения в сфере насилия, непристойности и скатологических проявлений, причем опирается на правила поведения, изложенные в двух книгах, появившихся почти в одно и то же время, – «Придворный» Кастильоне (1528) и «О приличном поведении детей» Эразма Роттердамского (1530).

Элиас обращается к анализу заданных норм поведения высших слоев европейского общества; его не интересует ни реально существовавшая практика, ни отголоски былых норм поведения – все то, что требовало бы долгой и кропотливой работы с информаторами. Соответственно, из его работ не слишком ясно, в чем же проявляется то сближение правил и возможностей, о возникновении которого он говорит. «Я» таит в себе ловушки, не случайно оно появляется в эпоху Возрождения и развивается начиная со второй половины XVI века, когда в религиозных конфликтах и у католиков, и у протестантов восторжествовала незыблемая леденящая мораль. Нормы этой морали заклеймили позором всякое проявление сексуальности, а строгие хранители нравственности отныне отказались публично обсуждать проблемы пола, пытаясь хотя бы таким образом обуздать эротические устремления человека. Последующее поколение укрылось покровом норм, сотканным еще плотнее, чем раньше.