Читать книгу Не убоюсь зла - Роберт Хайнлайн - Страница 7

Иоганн Себастьян Бах Смит был в каком-то другом месте. Где именно, он не знал, не беспокоился, не задумывался… не знал, был ли он собой, не осознавал себя и вообще ничего; не осознавал, что ничего не осознает.

Затем медленно, спустя вечность, он выплыл из небытия общего наркоза в сон. Сны длились неопределенно долгое время, бесконечно… Миссис Шмидт, Йонни выйдет гулять? Свежие новости! Чудовищные зверства в Бельгии, читайте подробности!.. Иоганн, не смей входить без стука, негодный мальчишка!.. В капусте нашли… Маржа возрастет до завтрашнего открытия торгов… А вот и ни фига не в капусте, дети из пупка вылезают, ничего-то ты не знаешь… Джонни, ты же знаешь, это нехорошо, а вдруг мой отец войдет?.. Красивая девушка – как песня… Эй, позырь, у нее сиськи голые!.. Сержант, я уже один раз пошел служить добровольцем, и мне на всю жизнь хватило… Отче наш иже еси на небесех да святится имя твое и да будет каждый сам за себя Смит старина ты тоже поставил подпись а у меня другие дела в четверг после дождичка непременно Иоганн милый как ты мог подумать такое про собственную жену обязанность мужа мистер Смит и я уверен суд согласится что четыре тысячи ежемесячно очень скромная девушка никогда такого не сделает Шмидт и если еще раз увижу тебя рядом с моей дочерью оторву большой куш не стоит бумаги на которой они напечатаны Иоганн что скажет твой отец когда вернется в дом на просторе где олени и антилопы играют честно и получишь что причитай не причитай девонька а лучше махни рукой подмахни мне эту бумагу махни на юг не глядя сломя голову в ее гроб а ее папаня нас услышал и начался кошмар да вовсе не кошмар Иоганн а просто занятно ты меня понимаешь старина у меня ничего за душой а своя рубашка ближе к телу и никто не служит другому телом и душой если только не хочет выбиться наверх девушка заслуживает уважения как любая живая душа видели подругу моей девушки заботиться о ней покуда вы оба будете жить честно, трудиться изо всех сил и оплачивать счета по грузоперевозкам где ты солнышко село звезды вышли из моей комнаты немедленно иначе муж меня убьет а соседи постоянно высматривают где ты ставишь велосипед окупится мигом папа если я начну развозить газеты и дам задний ход чтобы прижаться крепче Джонни ты такой большой национальный долг никогда не будет выплачен так что все наши компании должны ставить на инфляцию берите кредиты сейчас и платите позже чем ты думаешь я такая раз отпустила тебя в педагогический колледж чтобы стать учителем сынок а теперь я вижу в ранних системах оповещениях нет никого смысла без способности страны нанести ответный удар необходимо наращивать ядерную потенцию юности юность Юнис Юнис! куда она подевалась потеряна Галлия и Альбион потерян Рим но худшее в том что я потерял Юнис найдите кто-нибудь Юнис… иду, босс… где ты была я все время была рядом босс…

Сны продолжались бесконечным стереокино – со звуком, запахами, осязанием – и были полностью сюрреалистичны, но он этого не замечал. Они текли сквозь него, или он сквозь них абсолютно логично. Так ему казалось.

Тем временем мир тек вокруг него – и забыл его. Попытка пересадить живой мозг дала обильную пищу для пустословия видеокомментаторам и «экспертам», приглашенным «во имя науки» излить в эфир свои домыслы и предрассудки. Один жадный до общественного внимания судья выписал ордер на арест «доктора Линдона Дойла» (именно так), но доктор Линдси Бойл покинул зону американской юрисдикции до того, как ордер был выписан, и задолго до того, как имя и фамилию исправили. А один знаменитый и модный евангелист заклеймил трансплантацию в проповеди на библейский текст о суете сует.

Но уже на третий день впечатляющее и необычно кровавое политическое убийство вытеснило Иоганна Смита из новостей. Евангелист обнаружил, что по этому случаю может повторить проповедь, заменив в ней несколько предложений, что и сделал, инстинктивно чувствуя ненависть простых американцев к сильным мира сего.

Как всегда, число рожденных без лицензии детей превысило число лицензированных, а число абортов превысило и то и другое. «Апджон интернейшнл» сообщила о дополнительных дивидендах. Предвыборная кампания получила новый толчок после заявления двух консервативных партий, СДС и ПЛА, о проведении совместного (но с сохранением автономии) съезда с (необъявленной, но подразумеваемой) целью переизбрать действующего президента. Председатель ультралевого крыла Либерального конституционного объединения обличил это как типичный криптофашистский капиталистический заговор и предрек ноябрьскую победу конституционных свобод. Мелкие партии – демократы, социалисты и республиканцы – провели свои съезды в спокойной атмосфере (все они были слишком малочисленны и почти не имели в составе делегатов моложе шестидесяти пяти) и в новостях практически не появлялись.

На Ближнем Востоке в результате землетрясения за три минуты погибло девять тысяч человек, что нарушило баланс террора и таким образом повысило и без того высокую вероятность войны в регионе. Китайско-американская комиссия по освоению Луны объявила, что лунные колонии самообеспечиваются белками и углеводами на 87 процентов, и увеличила субсидируемую миграционную квоту, отказавшись, впрочем, снизить требования к грамотности потенциальных колонистов.

Иоганн Себастьян Бах Смит продолжал смотреть сны.

Спустя неизмеримое время (как можно измерить сны?) Смит проснулся настолько, что начал воспринимать себя – рефлекторное самоосознание бодрствования в противоположность нерассуждающему и необъяснимому бытию сна. Он знал, кто он: Иоганн Себастьян Бах Смит, глубокий старик, не ребенок, не подросток, не юноша, не мужчина средних лет, – и чувствовал свое сенсорное окружение, которое было нулевым: темнота, тишина, полное отсутствие любых физических ощущений, включая мышечные и осязательные.

Он гадал, началась ли уже операция и каково это будет, умереть? Боли он не боялся; его заверили, что непосредственно в мозгу нет болевых рецепторов и анестезия требуется лишь для того, чтобы он не боялся и не дергался во время операции. К тому же за последние годы Смит свыкся с болью – она была его постоянной спутницей, почти что давней подругой.

Потом он снова уснул и снова видел сны, не ведая, что врачи следят за электрической активностью его мозга и что краткое пробуждение пациента, заметное по мониторам, вызвало у них ажиотаж.

Проснувшись в следующий раз, Смит предположил, что его небытие и есть смерть. Он обдумывал эту возможность без паники, поскольку смирился с неизбежностью смерти еще полвека назад. Если это действительно смерть, то он не в раю, который ему обещали в детстве, и не в аду, в который давно перестал верить. Не было даже ожидаемого полного отсутствия «я» – одна лишь беспросветная скука.

Он опять погрузился в сон, не ведая, что ответственный за его жизнеобеспечение врач решил: пациент бодрствовал достаточно долго, а значит, можно замедлить частоту искусственного дыхания и скорректировать состав физраствора.

Смит опять проснулся и оценил ситуацию. Если он мертв – в чем вроде бы не было сомнений, – то что у него осталось и как минимизировать убытки? В активе: ничего. Поправка: осталась память. Было расплывчатое воспоминание о недавнем воспоминании, о запутанных и безумных снах, вероятно – из-за наркоза, а следовательно, неважных. Также осталась более старая, но более четкая память, что он – Иоганн Смит. Или был им. Что ж, Иоганн, старый ты козел, если нам с тобой предстоит провести в небытии целую вечность, неплохо бы вспомнить все, что мы вместе натворили.

Все? Или только хорошее? Нет, без соли будет слишком пресно. Надо вспоминать все. Раз впереди вечность, а развлекаться больше нечем, нужно растянуть занятие на возможно долгий срок… поскольку даже самые приятные события могут надоесть, если прокручивать их вновь и вновь.

Но начать лучше с чего-то приятного. Потренироваться. С чего же? Главных тем у нас всего четыре: деньги, секс, война и смерть. Остальные – побочные. Что выбираем? Верно! Молодец, Юнис; я ведь старый козел и сожалею лишь о том (весьма сильно сожалею!), что не познакомился с тобой лет сорок-пятьдесят назад. Тебя тогда, конечно, еще и в проекте не было – вот жалость! Скажи-ка, милая, а те раковины были лифчиком или их просто нарисовали на твоей прелестной коже? Долго ломал над этим голову. Надо было спросить и дать тебе повод надо мной посмеяться. Давай расскажи прадедушке. Позвони мне – я, правда, нужную частоту не знаю, ее нет в справочниках.

Боже, как ты была хороша!

Давай вспомним что-нибудь другое – тебя, моя милая Юнис, я никогда не забуду, хотя пальцем к тебе ни разу не притронулся, черт побери! Давай вспомним, к кому я притрагивался. Самую первую девушку? Ну уж нет, ты тогда все испортил, мужлан неуклюжий. Вторую? Да-да, в пижаме с котиками! Миссис Виклунд. Имя? А я знал ее имя? Помню только, что не называл ее по имени ни тогда, ни потом, хотя она позволяла мне приходить к ней еще несколько раз. Позволяла? Скорее поощряла. Специально устраивала встречи.

Мне было четырнадцать, четырнадцать с половиной, а ей… лет тридцать пять? Помню, она упомянула, что замужем уже пятнадцать лет, так что пусть будет тридцать пять. Какая, впрочем, разница? То был мой первый раз с женщиной, которая действительно меня хотела и дала это понять, ловко взяла в оборот тощего нетерпеливого мальчишку, почти девственника, успокоила, сделала так, чтобы ему понравилось и чтобы он понял, что понравилось ей, оставила у него самые лучшие воспоминания.

Благослови тебя Господь, миссис Виклунд! Если ты тоже где-то рядом, во мраке – ведь ты наверняка умерла гораздо раньше меня, – надеюсь, тебе так же приятно вспоминать обо мне, как мне – о тебе.

Перейдем к деталям. Твоя квартира была прямо под нашей. Одним холодным ненастным вечером ты пообещала мне четвертак (немыслимые по тем временам деньги, десяти центов хватило бы за глаза) и попросила сходить в магазин. Зачем? Сейчас проверим твою память, старый похотливый разбойник! Точнее, старый похотливый покойник. Правда, с объектами здесь не густо… Не важно. Чем еще себя потешить? Ладно, вспоминаем: полфунта вареного окорока, пакет картошки, дюжина яиц (дюжина яиц стоила тогда семь центов – бог ты мой!), буханка хлеба за десять центов и… что-то еще. Ах да, катушка белых ниток номер шестьдесят из галантерейного магазинчика рядом с аптекой мистера Гилмора. Им владела миссис Баум, мать двоих сыновей, один погиб в Первую мировую, другой стал видным специалистом в электротехнике. Но вернемся к тебе, миссис Виклунд.

Ты услышала, как я подъехал на велосипеде, и открыла дверь. Я занес покупки на кухню. Ты мне заплатила, предложила какао и – почему я не боялся, что мама узнает? Папа и мистер Виклунд работали, а вот мама? Точно, ушла на занятия в швейный кружок.

Пока я пил какао и был весь из себя вежливый, ты включила патефон и поставила пластинку… что там была за песня?.. ах да, «Марджи»… и спросила, умею ли я танцевать. И ты научила меня танцевать – на диване.

Техник бригады жизнеобеспечения заметил на осциллографе скачок мозговой активности и, решив, что пациент испуган, ввел транквилизатор. Иоганн Смит незаметно для себя уснул под скрип механического патефона. По словам миссис Виклунд, они танцевали фокстрот. Ему было плевать на названия танцев; он обнимал ее за талию, она обнимала его за шею, в ноздрях стоял ее теплый чистый запах. А потом она соблазнила его.

После долгого экстатического блаженства он произнес:

– Юнис, сладкая моя, я и не знал, что ты умеешь танцевать фокстрот.

Она улыбнулась в ответ:

– Босс, вы не спрашивали. Дотянешься до патефона, чтобы выключить?

– Конечно, миссис Виклунд.