Читать книгу Не убоюсь зла - Роберт Хайнлайн - Страница 9
Не убоюсь зла
7
Оглавление– Привет, Джейк!
– Здравствуй, Иоганн. Как ты?
– Злой, как лиса, у которой хвост в капкане. Правда, иногда эти деспоты накачивают меня какой-то дрянью, от которой я против воли становлюсь добрым и благодушным. Где тебя черти носили? Почему ты не приехал, когда я за тобой послал?
– Был в отпуске. Первом за пятнадцать лет. А что, нельзя?
– Да не кипятись ты так. Хороший загар. И лишний вес сбросил. Ладно-ладно, хотя, конечно, было обидно, что ты не пожертвовал деньком-другим отпуска и не прилетел меня навестить, когда я проснулся. Ты больно ранил мои чувства.
– Ха! Нет у тебя никаких чувств. И никогда не было.
– Брось, Джейк… у меня есть чувства, просто я не выставляю их напоказ. Черт побери, ты был мне нужен!
Адвокат покачал головой:
– Неправда. Я знаю, зачем я тебе понадобился. Чтобы вмешаться в работу доктора Хедрика. А я бы этого не сделал. Поэтому продлил свой отпуск, дабы избежать пустых споров.
Иоганн ухмыльнулся:
– Джейк, хитрюга! Ладно, не будем поминать прошлое. Раз уж ты вернулся… Хедрик – хороший врач… но уж чересчур любит командовать не по делу. Так что мы это изменим. Я говорю тебе, чего хочу, а ты передаешь это Хедрику. А если он заупрямится, намекнешь, что незаменимых не бывает.
– Нет.
– Что значит «нет»?
– «Нет» значит «нет». Иоганн, тебе по-прежнему нужно постоянное наблюдение врача. Я не вмешивался в работу доктора Хедрика раньше, и все шло отлично. Не буду вмешиваться и теперь.
– Джейк, я тебя умоляю. Конечно, ты действуешь из лучших побуждений. Но войди в мое положение. Я вышел из критического состояния и быстро иду на поправку. Хочешь узнать последние новости? Знаешь, что я сделал утром во время сеанса физиотерапии? Пошевелил правым указательным пальцем! Сознательно! Понимаешь, что это значит?
– Значит, что ты можешь делать ставки на аукционе и подзывать официантов.
– Тьфу! Джейк, я и пальцами ног шевелил. Через неделю я смогу ходить без посторонней помощи! Я каждый день по полчаса дышу самостоятельно, без этого чертова корсета… да в остальное время он работает только в режиме дыхательной поддержки. И несмотря на этот стремительный прогресс, со мной обращаются как с лабораторной мартышкой! Постоянно накачивают снотворным – черт побери, меня даже бреют во сне и бог знает что еще! Физиотерапией со мной занимаются шесть человек за раз, а все остальное время я лежу привязанный. Взгляни под простыню, если не веришь. Мой собственный дом стал для меня тюрьмой.
Саломон не шевельнулся:
– Охотно верю.
– Придвинь стул, чтобы я мог лучше тебя видеть. Мне даже голову фиксируют – можешь ответить зачем?
– Не знаю. Спроси врача. – Саломон не сдвинулся с места.
– Я спрашиваю тебя. Его фельдфебельские замашки мне осточертели.
– А я не стану высказывать мнение по теме, в которой не разбираюсь. Иоганн, очевидно, что тебе лучше. Но только дурак станет убирать с поля игрока, у которого идет игра. Я был уверен, что ты не переживешь операцию. Да ты и сам наверняка тоже.
– Ну… по правде говоря, так. Я ставил свою жизнь на кон… буквально. И выиграл.
– Так радуйся – и не веди себя как капризный ребенок!
– Спокойнее, Джейк, спокойнее. Ты напоминаешь мне меня.
– Этого мне хотелось бы меньше всего. Но я говорю серьезно. Будь благодарен. Вознеси хвалу Господу… и доктору Хедрику.
– И доктору Бойлу, Джейк. Да, я всем им искренне благодарен. Меня вырвали из когтей смерти, я получил новую замечательную жизнь, а рисковал лишь неделями невыносимого существования. – Иоганн улыбнулся. – У меня нет слов, чтобы выразить благодарность. У меня вновь стопроцентное зрение, я вижу оттенки, о которых давно забыл. Я слышу высокие ноты, которые не слышал долгие годы. Мне ставят симфонии, и я отчетливо различаю партии флейты-пикколо и скрипки. Теперь я могу слышать всю верхнюю гамму звуков, больше, чем когда-либо раньше. Даже мой голос звучит высоко, – должно быть, у донора был тенор? А еще я чувствую запахи. Джейк, я утратил обоняние несколько лет назад. Сестра, подойдите, чтобы я мог вас обнюхать.
Симпатичная рыжеволосая медсестра улыбнулась, но не ответила и не сдвинулась с места у прикроватного пульта управления.
Иоганн продолжил:
– Мне даже позволено есть один раз в день: не через трубочку, а самостоятельно. Джейк, ты знаешь, что манная каша вкуснее, чем филе миньон? А вот! Черт, да мне сейчас все кажется вкусным; не припомню, когда в последний раз получал удовольствие от еды. Какое счастье быть живым, в новом теле! Жду не дождусь, как поеду в деревню и отправлюсь гулять в луга, вскарабкаюсь на холм и буду смотреть на деревья и птиц. И облака. Загорать. Кататься на коньках. Танцевать сельскую кадриль. Джейк, ты умеешь танцевать кадриль?
– В молодости неплохо танцевал, но с тех пор времени не было.
– А я даже в молодости не танцевал. Ничего, теперь наверстаю. Напомни-ка мне, кто теперь нашей лавочкой заведует?
– Тил, разумеется. Он тоже хочет с тобой повидаться.
– Объясни ему, что мне нужно привыкнуть к новому телу и сполна им насладиться. У меня на счетах что-нибудь осталось? Если нет, то плевать.
– Хочешь чистую правду?
– Джейк, не пугай меня. Не выйдет. Если мне придется продать этот особняк, чтобы расплатиться с моими тюремщиками, так тому и быть. Даже интереснее. На пособие я жить не буду. И не из таких передряг выбирался.
– Ну держись. Ты еще разбогател.
– Что? Тьфу ты! А я только собрался насладиться бедностью.
– Лицемер.
– Джейк, как ты можешь! Я…
– Лицемер, я сказал. Помолчи. Твое состояние достигло таких размеров, когда ты при всем желании не сможешь его растратить. Оно увеличивается ежесекундно. Его с лихвой хватило на операцию и связанные с ней расходы. Однако ты больше не контролируешь «Смит энтерпрайзес».
– Вот как?
– Да. Я рекомендовал Тилу взять кредит и выкупить часть твоих акций, чтобы чувствовать себя надежнее во главе «лавочки». Дальше больше. Я, как де-факто председатель, решил, что мне тоже не помешает пакет покрупнее, и обменял свои ценные бумаги и безналоговые облигации на часть твоих голосующих акций. Теперь мы двое – ты и я или ты и Тил – имеем абсолютное большинство голосов. Но не кто-то один из нас. Однако я готов провести с тобой обратный обмен, как только ты решишь взять бразды правления в свои руки.
– Ни за что!
– Давай оставим этот вопрос открытым. Я не собирался пользоваться твоей болезнью ради собственной выгоды.
– Нет, Джейк. Раз у меня нет контрольного пакета, то нет и моральной обязанности тянуть компанию. Я уйду в отставку, а ты займешь мое место. Или Тил. А если не захотите, то предложите кому-нибудь еще.
– Давай подождем твоего полного выздоровления.
– Ладно, но менять решение я не собираюсь. Теперь другой вопрос… гм, сестра, вам не нужно сходить что-нибудь вылить, или руки помыть, или проверить, не сорвало ли с особняка крышу? Мне надо поговорить с моим юристом с глазу на глаз.
Медсестра с улыбкой помотала головой:
– Нет, сэр. Мне нельзя оставлять вас ни на секунду. Но по распоряжению доктора Хедрика я могу отключить голосовые мониторы и посмотреть в уголке видео на полную громкость. Так я точно вас не услышу. Доктор Хедрик предупреждал, что вы с мистером Саломоном, возможно, захотите поговорить приватно.
– Ну и ну! У этого старого му… мухомора есть капля человечности! Хорошо, сестра.
Через несколько секунд Иоганн шепотом произнес:
– Видишь, Джейк? Бог свидетель, меня вполне можно было оставить на несколько минут под твоим присмотром. Если бы я подавился или что еще, ты бы сразу их позвал. Да они и сами увидят на мониторах, если что пойдет не так. Но нет, они трясутся надо мной и отказывают мне в самых безобидных просьбах. А теперь послушай, только отвечай очень тихо – у тебя есть карманное зеркальце?
– А? Нет, и никогда не было.
– Жаль. В следующий раз принеси. Скажем, завтра. Хедрик – хороший врач, не спорю, но он ничего мне не рассказывает. Я спросил его, чье у меня тело, а он даже не удосужился придумать вежливую ложь, просто сказал, что меня это не касается.
– Так и есть.
– Что?
– Помнишь условия договора? Там сказано…
– Я его не читал. Не разбираю вашего птичьего языка.
– Я перечислил тебе все условия, но ты не слушал. Личные данные донора подлежат разглашению только по предварительному согласию самого донора… и только в случае, если его родственники не станут возражать. В данном случае не выполнено ни то ни другое условие. Так что ничего сказать не могу.
– Черт. Я ведь все равно выясню, когда поднимусь на ноги. Разглашать не стану, просто хочу знать.
– Я не сомневаюсь, что выяснишь. Но договор с умершим нарушу не я.
– Гм. Джейк, упрямый ты старый баран, это же никому не навредит! Ладно. Просто принеси зеркало. Можешь сделать это прямо сейчас. Сделай вид, что тебе нужно в сортир. Войдешь в ванную, там в ящичках или еще где есть штук пять маленьких зеркал. Были, во всяком случае, когда я еще ходил своими ногами. Почти наверняка еще там. Только медсестре не показывай, спрячь в карман или под пиджак.
– А почему ты сам у них не попросишь?
– Потому что они мне откажут, Джейк. Можешь считать меня параноиком, но этот наглый доктор надо мной издевается. Не дает глянуть на новое лицо в зеркало. Допустим, оно изуродовано. Черт с ним! Мне вообще не дают на себя посмотреть. Во время процедур ставят подбородочный экран; я даже рук своих не видел. Представь себе, я до сих пор не знаю, какого цвета у меня кожа! Черный я или белый? Или еще какой? С ума можно сойти.
– Иоганн, ты можешь буквально сойти с ума, если увидишь себя до того, как к тебе вернутся силы.
– Что? Джейк, что за ребячество. Ты же меня знаешь. Я переживу, даже если я страшнее жабы, а моя кожа в фиолетовую полоску. – Иоганн ухмыльнулся. – Я и до операции был страшен как смертный грех; сильно хуже меня сделать не могли, но вот что, старина: если со мной будут обходиться как с умственно отсталым ребенком, я точно рехнусь.
Саломон тяжело вздохнул:
– Иоганн, прости, но меня предупредили, что тебе рано смотреться в зеркало.
– Что?
– Успокойся. Я говорил об этом с доктором Хедриком и его коллегой-психиатром. Они считают, что ты можешь испытать тяжелое эмоциональное потрясение и даже, как ты сам говоришь, «рехнуться», если увидишь себя нового прежде, чем полностью окрепнешь. Это сведет на нет весь достигнутый прогресс.
Иоганн Смит некоторое время молчал, потом проговорил тихо:
– Чушь собачья. Я знаю, что физически стал другим. Как это может мне навредить?
– Психиатр не исключает раздвоения личности.
– Подойди ближе и взгляни мне в глаза, Джейк Саломон. Ты правда в это веришь?
– Мое мнение не важно, и я тут не компетентен. Я не собираюсь обманывать твоих врачей и тебе в этом помогать не буду.
– Вот оно как. Джейк… сожалею, но я вынужден заметить, что ты не единственный юрист в городе.
– Знаю. Иоганн, сожалею – искренне сожалею! – но вынужден заметить, что я единственный юрист, к которому ты можешь обратиться.
– Что?!
– Иоганн, ты находишься под судебной опекой. Я – твой опекун.
Иоганн Смит обескураженно прошептал:
– Заговор. Джейк, такого я от тебя не ожидал.
– Иоганн, Иоганн!
– Собираешься держать меня здесь вечно? А если нет, какова цена за мое освобождение? Судья в доле? А Хедрик?
Саломон с усилием взял себя в руки:
– Иоганн, пожалуйста, дай мне объяснить. Я постараюсь забыть все, что ты сейчас наговорил. Я принесу протоколы заседаний, чтобы ты мог взглянуть. Самого судью приглашу, если пожелаешь! Но ты обязан меня выслушать.
– Слушаю. Как будто у меня есть выбор. Я ведь здесь пленник.
– Иоганн, опеку снимут, как только ты будешь в состоянии лично предстать перед судом и убедить судью Маккэмпбелла – сам знаешь, он честный человек, – что ты больше не non compos mentis[1]. Он долго сомневался; мне пришлось отчаянно бороться, чтобы стать твоим опекуном, ведь истцом был не я.
– И кто же захотел признать меня невменяемым?
– Иоганна Дарлингтон Сьюард et aliae[2] – то есть и остальные твои внучки.
– Ясно, – задумчиво проговорил Иоганн. – Джейк, прими мои извинения.
Саломон фыркнул:
– За что? Ты не можешь никого оскорбить, будучи официально non compos mentis.
– Ух… в самое сердце. Милую крошку Иоганну стоило утопить в младенчестве. Ее мать, моя дочь Эвелин, вечно сажала ее ко мне на колени и напоминала, что назвала ее в мою честь. А маленькая засранка писала мне на брюки – нарочно! Значит, Джун, Марла и Элинор тоже замешаны. Неудивительно.
– Иоганн, они чуть было не добились своего. Я прибег ко всем средствам, кроме госизмены, чтобы дело попало к Маккэмпбеллу. И все равно суд чуть не отдал опекунство миссис Сьюард. Спасло лишь то, что у меня пятнадцать лет кряду была твоя генеральная доверенность. И еще одно.
– Что?
– Их глупость. Если бы твои внучки сразу запросили опекунство, то могли бы меня обставить. Но вместо этого они сперва потребовали признать тебя умершим.
– Ничего себе! Джейк, как ты думаешь, я смогу – позже – вычеркнуть их из завещания?
– Есть вариант лучше: переживи их.
– Гм, пожалуй, теперь я на это способен. С превеликим удовольствием!
– Это было очень глупо с их стороны. Их адвокат просто болван. Четыре дня собирал свидетелей, а суд вынес вердикт за четыре минуты, согласно делу «Семья Парсонса против Род-Айленда». Я думал, они угомонятся; этот неуч чуть в штаны от страха не наложил. Но нет, в дело вмешался Паркинсон… а его адвокат совсем не дурак.
– Паркинсон? Наш дурачок Парки?
– Он самый.
– Гм. Фон Риттер был прав, унижать людей себе дороже. Но Парки-то здесь каким боком?
– Никаким. Я лишь сделал вывод, что без него не обошлось, иначе чего бы он каждый день таскался в суд вместе с тещиным адвокатом? Иоганн, я не рискнул затягивать слушания до твоего выздоровления; наши эксперты-свидетели не могли поручиться, что ты снова станешь собой и будешь вести дела. Так что мы объявили тебя недееспособным, застали их врасплох, и наш адвокат предложил назначить меня временным опекуном. Но, Иоганн, как только началась эта заварушка, я принялся тасовать акции. Несколько недель бóльшая часть твоих голосующих акций была у Тила – он молодец, ты правильно сделал, что его назначил. Это те акции, которые теперь у меня, купленные на деньги, которые я ему одолжил. Все операции абсолютно прозрачны, никакого мухлежа. Твои акции, которые я продал Тилу за мои деньги, плюс его собственные, плюс то, что было у меня самого, составляли контрольный пакет… иначе, если бы я проиграл в суде, Паркинсон уже на следующий день заявился бы с доверенностью, подписанной твоими внучками, созвал бы совет акционеров и вышвырнул нас с Тилом за дверь. Я не решился лично выкупить твои акции, потому что в таком случае был бы заинтересованным лицом и твои внучки могли об этом пронюхать. Иоганн, мы долгое время балансировали на грани.
– Приятно знать, что теперь мы можем свободно вздохнуть. Ох уж этот Парки.
– Радоваться рано. Будут и другие иски, но тебе пока не стоит об этом беспокоиться.
– Джейк, я вообще не буду больше ни о чем беспокоиться. Я буду думать о птичках, пчелках, пушистых облачках и наслаждаться манной кашкой. И фруктовым пюре для самых маленьких. Мне радостно, что мой закадычный друг не всадил мне нож в спину, пока я был без сознания, и ужасно стыдно, что я подумал такое хоть на минуту. Ты, конечно, все равно жалкий бесхребетный трус, раз отказываешься принести мне зеркало, но к этому мы еще вернемся. Я понял твои опасения и немного подожду; раз мне предстоит убеждать судью Маккэмпбелла в своей умственной полноценности, то психиатра лучше не напрягать.
– Вот и славно. Рад, что тебе лучше, Иоганн. Я вижу, что ты снова – или по-прежнему – тот же вредный старый пройдоха.
Иоганн усмехнулся:
– Спасибо, Джейк. Рад, что и ты в добром здравии. Чтоб нам до конца дней так мило беседовать. Есть еще новости? Кстати! Где, черт возьми, моя секретарша? Юнис? Из моих тюремщиков никто не знает, кто она такая, и разыскивать ее не хотят. Да, Гарсия знает ее в лицо, но говорит, ему некогда быть у меня на побегушках. Сказал спросить тебя.
– Вот как, – с заминкой произнес Саломон. – У тебя есть ее адрес?
– А? У бухгалтера должен быть. Где-то на севере… Постой, ты ведь однажды отвозил ее домой! Точно помню!
– Было дело. Действительно, где-то на севере. Но эти кроличьи норы все на одно лицо. Спрошу у телохранителей, вдруг помнят. Погоди, а твои охранники не знают? Они же ее несколько месяцев возили, до самой операции. Ты их спрашивал?
– Черт, Джейк, ко мне никого не пускают. Я даже не знаю, числятся ли эти ребята до сих пор в штате.
– Когда я уезжал в Европу, точно числились. Но я не уверен, что нам стоит искать Юнис.
– Почему?
– Я видел ее буквально перед самой операцией. Она… Иоганн, она привязалась к тебе гораздо сильнее, чем ты заслуживал…
– Пропустим это. Давай дальше.
– Ладно. Она не сказала ничего конкретного, но мне показалось, что она не собирается дальше работать секретарем. По правде сказать, мы не надеялись, что тебе еще когда-нибудь понадобится секретарь. Юнис – молодец, я бы сам ее нанял, но…
– Не сомневаюсь, что нанял бы, старый козел. Ты ведь сказал ей, что она может получать у меня зарплату вечно? По крайней мере, до моей смерти.
– Да. Но она гордая девушка, Иоганн. Не хотела получать деньги просто так. Я постараюсь ее разыскать, а если не получится, найду тебе новую секретаршу. Это не так сложно. Обещаю.
– Послушай, мне не нужна новая секретарша. Мне нужна Юнис Бранка.
– Я имел в виду…
– Знаю, что ты имел в виду. Найдешь мне старую каргу, которая прекрасно справляется с работой, но на нее без слез не взглянешь… а сам, небось, прячешь Юнис у себя в кабинете.
Саломон медленно ответил:
– Иоганн, клянусь всем, что для меня свято: я не держу ее ни в кабинете, ни где бы то ни было.
– Значит, она тебе отказала. Джейк, я доверю тебе свою жизнь и земные богатства. Но если речь о том, чтобы увести у меня идеальную секретаршу, тут я не поручусь ни за тебя, ни за кого другого.
– Nolo contendere[3]. Я предлагал ей работу. Она отказалась.
– Значит, мы ее найдем. Ты найдешь.
Саломон вздохнул:
– Где мне ее искать? Есть зацепки? Ее муж, кажется, художник?
– Можно и так сказать, наверное. Не могу винить Юнис, но, по-моему, он просто альфонс. Я человек старой закалки. Когда она вышла замуж, я навел о нем справки. Ничего предосудительного не нашел; ни малейшего повода отказываться от лучшей в мире секретарши из-за ее замужества. Да, он художник, из тех, чьи работы не очень-то продаются. Юнис его содержала. Это, конечно, ее дело; Бранка не пил, наркотики не употреблял. Но ее не стоил. Неграмотный. Да, я знаю, сейчас это обычное дело, и отношусь к таким людям без предрассудков; у меня неграмотная прислуга, и только Господь Бог и главбух ведают, сколько неграмотных сотрудников в «Смит энтерпрайзес». Но Бранка наверняка вообще не посещал школу, где учат читать. Могу дать тебе одну наводку. Если Юнис больше не работает секретарем, что легко проверить в службе социального обеспечения, и не получает пособия – ее муж может, но не она, – то стоит проверить модельные агентства. Видеостудии, фото- и художественные салоны. Кто-нибудь из них двоих наверняка отыщется. Юнис – загляденье, но и муж у нее красавец; частный детектив так и сказал.
– Хорошо, Иоганн. Я обращусь в детективное агентство.
– Найми армию сыщиков!
– А если они оба скрываются? Всякое бывает.
Иоганн хмыкнул:
– За него не поручусь, а вот Юнис это ни к чему. Но если понадобится, прочеши все Заброшенные зоны в городе.
– Это дорого обойдется. В случае отправки в ЗЗ страхование жизни детектива взлетит до небес.
– Ты же сказал, что у меня сейчас больше денег, чем я в состоянии потратить?
– Верно. Но мне неприятно нанимать человека на опасную работу, даже если он сам не против. Ладно, что бежать впереди паровоза. Возможно, чтобы выяснить адрес, хватит одного звонка в бухгалтерию или небольшой взятки в социальную службу. Я дам знать, если что-то выясню.
Саломон поднялся и собрался уходить, но Смит остановил его:
– Подожди. Завтра придешь? Хочу, чтобы ты ежедневно присылал отчет о ходе поисков, пока ее не найдешь. Передавай информацию Хедрику или тому, кто будет его замещать. Меня самого к телефону не подпускают. Телефонный рапорт каждый день, хорошо? Пока не найдешь ее.
– Хорошо, Иоганн.
– Спасибо, Джейк. Тебя еще могут принять в скауты. Скажи сестричке, что можно вылезать из уголка. Им, должно быть, не терпится меня усыпить – мне еще ни разу не давали бодрствовать так долго.
По пути назад Саломон зашел в комнату, откуда велось наблюдение за пациентом, поговорить с доктором Хедриком.
– Тяжело вам пришлось, – констатировал врач, взглянув на него.
– Не то слово. Доктор, как долго вы будете оберегать его от зеркал?
– Сложно сказать. Он быстро идет на поправку… но еще плохо контролирует свое новое тело. Плюс зуд, покалывание, онемение, что вполне в порядке вещей. Фантомные боли – тоже. Точнее, психосоматические; для пациента они вполне реальны. Поэтому, если вы рассчитываете как можно скорее подготовить пациента к судебным слушаниям, эмоциональный шок нужно по возможности отсрочить. На этом настаивает доктор Розенталь, и я с ним согласен. Наш пациент еще слаб и эмоционально нестабилен.
– Это я заметил.
– Мистер Саломон, думаю, вам не помешает успокоительное. Разрешите?
Саломон выдавил улыбку:
– Только если в нем содержится зерновой спирт.
Хедрик усмехнулся:
– Устроит вас то, что производят в Шотландии?
– Безусловно! Разбавлять не надо. Если только самую малость.
– Я отмерю вам дозу лекарства, а вы сами решите, добавлять ли воду по вкусу. Да и себе, пожалуй, пропишу немного. Творить историю медицины – изнурительное занятие.
1
Не в здравом уме (лат.).
2
И другие (лат.).
3
Не хочу оспаривать (лат.).