Читать книгу Погоня за панкерой - Роберт Хайнлайн - Страница 12

Прежде чем отправиться к бассейну, наши жены поспорили насчет того, как одевались воины Барсума. Дискуссию осложнил тот момент, что я был единственным полностью трезвым в компании. Пока я рассказывал свою «постыдную историю», Джейк не раз обновил свой стакан со скотчем и обрел дар красноречия. Супруги наши ограничились хайболом каждая, но если Дити после одного стакана лишь разрумянилась, то масса Язвы столь мала, что после той же дозы она просто окосела.

Мы с Джейком решили отправиться плавать во всеоружии, раз наши принцессы нацепили на нас клинки, мы будем их носить. Только Дити попросила, чтобы я снял испачканные в машинном масле шорты, в которых я работал.

– Капитан Джон Картер никогда не носит одежды, – заявила она. – Он прибыл на Барсум нагим, и после этого он никогда не носил ничего, кроме собственной кожи и оружия воина. Украшенные драгоценными камнями кожаные доспехи для торжественных случаев, обычные кожаные доспехи для битвы и шелка для сна по ночам. Барсумцы не носят одежд. Когда Джон Картер впервые увидел Дею Торис… – тут Дити закрыла глаза и процитировала: – «Она была так же лишена одежды, как и сопровождающие ее зеленые марсианки. За исключением украшений очень тонкой работы, она была совершенно обнажена…»[64] – Дити открыла глаза и посмотрела на меня торжественно. – Женщины никогда не носят одежду, только украшения.

– Слшком нн… ик! ххладно, – икнув, заметил ее отец, – Пршу прщен’я.

– Если становилось холодно, они закутывались в меха, папа. Я хотела сказать, Морс Каяк, мой уважаемый отец.

– Да не пр… хладно, а нн-накладно, – ответил Джейк, старательно выговаривая слова. – Звон клинков и сверкание мечей, мужчине не захочется, чтобы его фамильные сокровища болтались на ветру, стуча по коленям, и все такое прочее… Отвлекает! Кроме того, их могут срубить. Верн’, капитан Джон Картер?

– Логично, – согласился я.

– Кром’ того, на иллюстрациях рисуют мужчин в набедренных повязках. Возможн’ с осталь… со стальными прокладками. Я бы носил.

– Эти картинки рисовали в начале двадцатого века, папа. Время цензуры. А по тексту все очевидно – оружие для мужчин, украшения для женщин, меха для холодной погоды.

– Я знаю, как мне нужно одеться, – влезла Язва. – Тувия носила драгоценности на лентах полупрозрачной ткани – я помню картинку на обложке. Никакой одежды. Так, кое-что, куда можно прикрепить украшения. Дити… я имею в виду, Дея Торис… у тебя есть легкий шарф, который я могу позаимствовать? К счастью, на мне были жемчуга, когда Морс Каяк похитил меня.

– Язва, ты не можешь быть Тувией, – возразил я. – Она вышла замуж за Карториса. Морс Каяк – или Морс Ка Джейк, возможно, разница в произношении, – вот кто твой муж.

– Именно Морс Джейк и есть мой муж! Но я его вторая жена, это все объясняет! Однако недостойно военного вождя обращаться к принцессе Дома Птарса как к «Язве», – тут миссис Берроуз вытянулась во все свои сто пятьдесят два сантиметра и попыталась выглядеть оскорбленной.

– Мои искренние извинения, ваше высочество.

Язва захихикала:

– Не могу долго злиться на нашего вождя. Дея Торис, дитя, найдешь зеленый тюль? Голубой? Только не белый.

– Я посмотрю.

– Леди, – возразил я, – если мы не пойдем прямо сейчас, то бассейн остынет. Можете заняться пришиванием жемчужин сегодня вечером. И кстати, откуда жемчуг на Барсуме? Дно мертвых морей пусто, никаких устриц.

– Из Коруса, потерянного Моря долины Дор, – объяснила Дити.

– Они сделали тебя, сынок. Но я либо пойду купаться прямо сейчас, либо выпью еще стаканчик… а потом еще один и еще. Я так много работал. Сплошной напряг. Столько всего свалилось.

– Хорошо, папа. Идем плавать. Тетя Хи… Тувия?

– Готова, Дея Торис. Чтобы спасти Морса Джейкоба от него самого. Но я не надену земных одежд. Ты можешь прихватить мою норковую накидку, вдруг будет холодно возвращаться.

Джейк превратил свой саронг в набедренную повязку, которую подоткнул под ремень сабли. Я заменил грязные шорты на плавки, которые Дити снисходительно назвала «почти барсумскими». К этому моменту я больше не зависел от гардероба Джейка, поскольку в моем дорожном наборе, который всегда в багажнике, есть все от паспорта до пончо. Язва облачилась в жемчуга и кольца, которые носила на вечеринке, еще она обмотала вокруг талии шарф, на который повесила всю бижутерию, которую Дити смогла откопать. Дити же несла норковую накидку Хильды, а потом завернулась в нее.

– Мой капитан, подари мне когда-нибудь такую же.

– Я лично освежую несколько норок, – пообещал я.

– О боже! Я думала, она синтетическая.

– Я так не думаю. Спроси Хильду.

– Я лучше не буду спрашивать. И – я согласна на синтетику.

Я сказал:

– Моя возлюбленная принцесса, ты ешь мясо. Норки – злобные хищники, и те из них, что идут на мех, выращиваются именно для этой цели, их вовсе не ловят по лесам. Их содержат в хороших условиях, потом гуманно убивают. Если бы твои предки не проливали крови ради мяса и меха во время последнего оледенения, то тебя бы тут просто не было. Нелогичные чувства ведут к трагедиям, которые можно увидеть в Индии и Бангладеш.

Дити некоторое время молчала, пока мы шли за Джейком и Хильдой в сторону бассейна.

– Мой капитан… Зебадия…

– Да, Дити?

– Я горжусь тем, что ты сделал меня своей женой. Я постараюсь быть хорошей женой… и твоей принцессой.

– Ты уже и то, и другое. И всегда будешь. Дея Торис, моя принцесса и единственная любовь, пока я не встретил тебя, я был всего лишь мальчишкой, что развлекался с большими игрушками. Сейчас я мужчина. И у меня есть жена, которую нужно защищать и лелеять… и ребенок, которого мы запланировали. Я наконец-то живу по-настоящему! Эй! Ты чего это носом шмыгаешь? Прекрати!

– Прости, не могу сдержаться!

– Ну… не закапай накидку Хильды.

– Дай мне платок.

– У меня даже салфетки с собой нет, – я утер ее слезы собственными пальцами. – Успокойся. Поплачешь на мне позже. В постели.

– Давай ляжем пораньше.

– Сразу после ужина. Ну все, больше не шмыгаешь?

– Кажется, нет. Интересно, беременные все время плачут?

– Говорят, да.

– Ладно… но я больше не собираюсь это делать. У меня нет причин плакать, ведь я ужасно счастлива.

– Полинезийцы умеют, как они говорят, «плакать от счастья». Возможно, ты именно этим и занимаешься.

– Я думаю, что да. Но я постараюсь этого не делать на людях, – Дити начала стаскивать накидку с плеч. – Слишком жарко, и без нее хорошо… – тут она остановилась и неожиданно вернула накидку на место. – Кто это к нам поднимается?

Я поднял глаза и увидел, что Джейк и Хильда добрались до бассейна, и еще увидел фигуру, что поднималась к ним из-за валуна, запрудившего ручей.

– Я не знаю. Держись сзади, – и я поспешил к бассейну.

Незнакомец был одет как федеральный рейнджер. Подойдя ближе, я услышал, как он обратился к Джейку:

– Вы – Джейкоб Берроуз?

– А почему вы спрашиваете?

– Так вы или нет? Если да, то у меня есть к вам дело. Если нет, то вы нарушитель. Это федеральная земля, доступ сюда ограничен.

– Джейк! – позвал я. – Кто это?

Чужак повернул голову:

– А вы кто?

– Неверный ход, – ответил я. – Вы не назвали себя.

– Не смешите меня, – сказал незнакомец. – Вам известна эта униформа. Я Бенни Хайбл, местный рейнджер.

Я ответил, осторожно подбирая слова:

– Мистер Хайболл, вы человек в униформе, с кобурой на поясе и значком. Но это не делает из вас федерального служащего. Покажите документы и изложите свое дело.

Чужак в форме вздохнул.

– У меня нет времени слушать ваши умные речи, – он положил ладонь на рукоятку пистолета. – Если кто-то из вас Берроуз, назовитесь. Я собираюсь обыскать ваш домик и участок. Из Соноры возят наркоту, и совершенно ясно, что тут перевалочный пункт.

Дити неожиданно выступила вперед и быстро встала рядом с отцом.

– Где ваш ордер на обыск? Покажите документы! – накидка была обернута вокруг нее, лицо дрожало от негодования.

– Еще одна! – тут этот клоун взял и расстегнул кобуру. – Федеральная земля – вот мои документы!

Дити резко сбросила накидку и оказалась перед ним обнаженной.

Я выдернул клинок, сделал выпад и полоснул его одним движением – рассек запястье, прикрылся клинком, потом выпад вверх, в живот повыше ремня. Когда острие вошло в его тело, сабля Джейка ударила с такой силой, что чужак едва не лишился головы. Он рухнул, точно марионетка с перерезанными струнами, и остался лежать на краю бассейна, из трех ран лилась кровь.

– Зебадия, прости!

– За что, моя принцесса? – спросил я, вытирая лезвие о форму якобы рейнджера.

Цвет его крови вызвал у меня отвращение.

– Он не отреагировал! Я думала, что мой стриптиз даст тебе больше времени.

– Ты отвлекла его, – заверил я. – Он следил за тобой и не смотрел в мою сторону. Джейк, у каких тварей бывает сине-зеленая кровь?

– Я не знаю.

Подошла Язва, присела на корточки, мазнула палец кровью и понюхала.

– Гемоцианин, я думаю, – проговорила она спокойно. – Дити, ты была права. Чужак. Самый крупный представитель земной фауны, который использует такой метод переноса кислорода – омар. Но эта тварь не омар, это «Черная Шляпа». Как вы догадались?

– Я не догадалась. Но он неправильно себя вел. Рейнджеры вежливы. И никогда не отказываются предъявить документы.

– И я не догадался, – признался я. – Никаких подозрений, просто раздражение.

– Ты двигался очень быстро, – одобрил Джейк.

– Я никогда не понимаю, почему делаю что-то, пока ситуация не завершится. Однако ты и сам не терял времени зря, tovarishch. Вытащить саблю, пока он потянулся за пистолетом – это требует смелости и скорости. Но не время болтать – где его дружки? Нас могут перехватить по дороге к дому.

– Посмотри на его штаны, – заметила Хильда. – Он не приехал сюда верхом на лошади. И не слишком долго карабкался в гору. Джейк, тут нет рядом дороги, где может пройти джип?

– Нет. Сюда не добраться на джипе, только верхом.

– И сверху никто не пролетал. Ни вертолет, ни аэрокар.

– Континуумоход, – сказала Дити.

– Что?

– Зебадия, «Черные Шляпы» – чужаки, которые не хотят, чтобы папа создал машину времени-пространства. Мы это установили. Отсюда следует, что у них есть свой континуумоход. Что и требовалось доказать.

Я подумал над этим.

– Дити, я готов приносить тебе завтрак в постель. Джейк, как мы можем засечь континуумоход чужаков? Он ведь не обязан выглядеть как «Гэй Обманщица»?

Джейк нахмурился:

– Нет. Любой формы. Но одноместный будет не больше телефонной будки.

– Если он одноместный, то должен быть припаркован в тех кустах, – я показал пальцем. – Мы можем его найти.

– Зебадия, у нас нет времени на поиски! – воскликнула Дити. – Мы должны убраться отсюда! Быстро!

Джейк сказал:

– Моя дочь права, но не по этой причине. Его машина вовсе не должна его ждать. Ее можно припарковать на бесконечно малом расстоянии по любой из шести осей, и она либо возвращается автоматически по заранее введенной программе, либо по какому-то сигналу, наличие которого мы можем предполагать, но природу которого не в состоянии описать. Континуумохода чужаков там нет сейчас… но он будет там – позже. Чтобы забрать пассажира.

– В таком случае, Джейк, мы с тобой и девчонки обязаны смыться из здесь-и-сейчас в там-и-тогда. Исчезнуть. Сколько продолжается наш тест на герметичность? Который сейчас час?

– Семнадцать семнадцать, – мгновенно отозвалась Дити.

Я посмотрел на жену.

– Голая как лягушка. Где ты прячешь свои часы, дражайшая моя? Очевидно, не там.

Она показала мне язык.

– Дурачок. Часы у меня в голове. Я стараюсь не упоминать об этом, потому что люди начинают странно на меня смотреть.

– У Дити врожденное чувство времени, – подтвердил ее отец, – с точностью до тринадцати секунд плюс минус четыре секунды. Я измерял.

– Мне жаль, Зебадия, – я не хотела выглядеть уродцем.

– Жаль чего, моя принцесса? Я впечатлен. А что ты делаешь с часовыми поясами?

– То же самое, что и ты. Прибавляю или вычитаю, если это необходимо. Дорогой, внутри каждого из нас есть встроенный суточный ритм. Просто мой чуть более точный, чем у большинства людей. Это как абсолютный слух – у одних он есть, у других нет.

– Может быть, ты еще и человек-калькулятор?

– Да… но компьютеры настолько быстрее, что я теперь этим почти не занимаюсь. За исключением одной вещи – у меня чутье на глюки в программе – я вижу неверные ответы. А заметив, начинаю искать мусор в программе. Если не нахожу ошибок, то приглашаю спеца по оборудованию. Но сладкий мой, давай обсудим мои странности позже. Папа, давай утопим это создание в отстойнике и уедем. Я нервничаю, и даже очень.

– Не так быстро, Дити, – Хильда все еще сидела на корточках рядом с трупом. – Зебби, проверь свою интуицию. Мы в опасности?

– Ну… не в данный момент.

– Хорошо. Я хочу анатомировать это существо.

– Тетя Хильда!

– Дити, прими милтаун. Джентльмены, Библия или кто-то еще сказал: «узнай врага своего». Это единственная «Черная Шляпа», которую мы видели… и он не человек и не рожден на Земле. Перед нами лежит кладезь знаний, и ее не следует сбрасывать в отстойник, пока мы не узнаем как можно больше. Джейк, пощупай здесь.

Муж Хильды опустился на колени, она взяла его за руку и провела ей по волосам «рейнджера».

– Чувствуешь эти шишки, дорогой?

– Да!

– Похоже на рожки только что родившегося ягненка, ведь так?

– О… «И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон»!

Я тоже присел на корточки и пощупал набухшие рожки.

– Вот проклятье! Он вышел из земли – по крайней мере, поднялся по этому склону – и говорил как дракон. То есть недружелюбно, а все драконы, о которых я слышал, говорили злобно или вообще изрыгали огонь. Хильда, когда ты будешь разделывать эту тварь, то поищи в ней Число Зверя.

– Так и сделаю. Кто поможет мне доставить этот образец в дом? Ищу троих добровольцев.

Дити глубоко вздохнула:

– Я один из них. Тетя Хильда… ты обязательно должна это делать?

– Дити, это нужно делать в институте Джона Хопкинса, где есть рентген, надлежащие инструменты и цветное головидение. Но здесь и сейчас я лучший биолог, поскольку я единственный биолог. Девочка моя, ты вовсе не обязана на это смотреть. Тетя Язва ассистировала в операционной неотложке, когда туда сносили пациентов после аварии из пяти машин… для меня кровь – просто грязь, которую нужно убрать. Зеленая кровь в этом смысле меня особенно не беспокоит.

Дити сглотнула.

– Я помогу нести. Я же сказала, что помогу!

– Дея Торис!

– Сэр? Да, мой капитан?

– Отойди в сторону. Возьми это. И это, – я отстегнул шпагу, снял ремень и плавки и отдал все это Дити. – Джейк, помоги мне поднять его на плечи… да, «захват пожарного».

– Я лучше помогу нести, сынок.

– Нет, в одиночку я управлюсь с ним лучше, чем мы вдвоем. Язва, где ты хочешь работать?

– На обеденном столе.

– Тетя Хильда, я не хочу, чтобы эта штука была на моем… Ой! Прошу прощения, теперь это твой обеденный стол.

– Прощу, если признаешь, что это наш обеденный стол. Дити, сколько раз я должна повторять, что не собираюсь выжить тебя из твоего собственного дома? Мы со-домохозяйки, и мое старшинство просто означает, что я на двадцать лет старше. К моему сожалению.

– Хильда, дорогая, что ты скажешь насчет верстака в гараже, покрытого клеенкой, и бестеневой лампы над ним?

– Я скажу «клево»! Я не думаю, что обеденный стол – это место для вскрытия. Но я не смогла придумать ничего другого.

С помощью Джейка я взгромоздил эту чертову тушу себе на плечи в «захвате пожарного». Дити отправилась вперед, держа мою шпагу, ремень и плавки в одной руке, чтобы другой цепляться за мою свободную ладонь – несмотря на предупреждение, что она может испачкаться кровью чужака.

– Нет, Зебадия, это были детские страхи. Я не позволю им овладеть мной снова. Мне нужно победить всякую брезгливость, ведь скоро мне придется менять пеленки.

Потом она немного помолчала и добавила:

– Я первый раз видела смерть. Человека, я имею в виду. Следовало бы сказать «чужака-гуманоида»… но я-то думала, что это был человек. Однажды я видела, как щенок попал под колеса, и меня тогда стошнило. Хотя это был не мой щенок и близко я не подходила. Взрослый человек должен встречать смерть лицом, разве не так?

– Встречать лицом, да, – согласился я. – Но вовсе не черстветь душой при этом. Дити, я видел слишком много смертей. Но я так и не сумел к этому привыкнуть. Нужно принять смерть, научиться ее не бояться, а после никогда не беспокоиться по этому поводу. «Пусть только сегодня идет в счет»[65] – как сказал мне друг, чьи дни были сочтены. Живи в таком состоянии духа, и когда смерть придет, она придет как долгожданный друг.

– Ты говоришь во многом так же, как моя мама говорила мне перед смертью.

– Твоя мать наверняка была необычной женщиной. Дити, за две недели, что мы знакомы, я слышал так много о ней от вас троих, что мне кажется, будто я знал ее. Друг, которого не видел последнее время. Все говорит, что она была мудрой женщиной.

– Я тоже так думаю, Зебадия. И конечно, она была доброй женщиной. Иногда, если передо мной стоит тяжелый выбор, я спрашиваю себя: «Что бы сделала мама?» – и все становится на свои места.

– И мудрая, и добрая… и ее дочь такая же. Да, сколько тебе лет, Дити?

– Это имеет значение, сэр?

– Нет. Любопытство.

– Я написала дату рождения на заявлении о вступлении в брак.

– Любимая, моя голова тогда кружилась так сильно, что я едва помнил, когда сам родился. Но я не должен был спрашивать, ведь возраст у мужчин, а у женщин – дни рождения. Я хочу знать, когда твой день рождения, и мне не нужен год.

– Двадцать второго апреля, Зебадия, на день раньше Шекспира.

– «Ни возрасту не иссушить ее»…[66] Женщина, а ведь ты хорошо сохранилась!

– Спасибо, сэр.

– Этот дурацкий вопрос возник потому, что я решил, что тебе двадцать шесть… исходя из того, что у тебя есть докторская степень. Хотя ты выглядишь моложе.

– Я думаю, что двадцать шесть – вполне подходящий возраст.

– Я не спрашивал, – поспешно сказал я. – Я запутался, потому что знаю возраст Хильды… потому что слышал, как она заявляет, что на двадцать лет старше тебя. И все это никак не бьется с моей более ранней оценкой, которая базируется на предполагаемом возрасте окончания школы и сроке, необходимом для получения двух степеней.

Джейк и Хильда задержались у бассейна, где Джейк отмывал руки и убирал с тела пятна крови чужака. Не обремененные грузом, они поднимались по дорожке быстрее нас и оказались точно позади в тот момент, когда Дити ответила:

– Зебадия, я вообще не заканчивала школу.

– Ого.

– Это правда, – подтвердил ее отец. – Дити приняли в университет по результатам вступительных экзаменов. В четырнадцать. Никаких проблем, поскольку она оставалась дома и не занимала места в общежитии. Степень бакалавра получила за каких-то три года… И это было очень здорово, поскольку Джейн успела дожить до того, чтобы увидеть, как Дити лихо трясет кисточкой на академической шапочке. Джейн сидела в инвалидном кресле, счастливая как ребенок – врач сказал, что такие эмоции ей точно не повредят… он имел в виду, что она все равно умирает, – он помолчал и добавил: – Если бы ее матери было отпущено еще три года, она бы увидела, как Дити получает доктора… это было два года назад.

– Папа… иногда ты такой болтун!

– Я сказал что-то не то?

– Нет, Джейк, – заверил я его. – Но я только что узнал, что связался с малолеткой. Я, конечно, подозревал, но не знал точно. Дити, дорогая, тебе двадцать два.

– Двадцать два – неподходящий возраст?

– Нет, моя принцесса. То, что надо.

– Мой капитан сказал, что у женщин дни рождения, а у мужчин – возраст. Позволено ли мне узнать ваш возраст, сэр? Я тоже не уделила особенного внимания той форме, которую мы заполняли.

Я торжественно ответил:

– Но Дея Торис знает, что капитану Джону Картеру несколько веков, что он не помнит собственного детства и всегда выглядит на тридцать лет.

– Зебадия, если это твой возраст, то у тебя это были очень занятые тридцать лет. Говоришь, что покинул дом, закончив школу, потом у тебя был колледж, три года на действительной службе, затем получение докторской степени…

– Фальшивой!

– Срок обучения в аспирантуре это не уменьшает. Тетя Хильда говорит, что ты был профессором четыре года.

– Хм… тебя устроит разница между нами в девять лет?

– Меня устроит все, что ты скажешь.

– Опять начал свои увертки, – вмешалась Язва. – Его выгнали из двух других кампусов. Скандалы со студентками. Потом он обнаружил, что в Калифорнии это никого не волнует, и перебрался на запад.

Я постарался изобразить оскорбленную невинность.

– Дорогая Язва, я всегда женился на них. Но одна девочка оказалась уже замужней, а в другом случае ребенок был не от меня, она просто задурила мне голову.

– Правды ты в нем не найдешь, Дити. Но он храбрый, моется каждый день, и он богат… и мы все равно его любим.

– Правды не найдешь и в тебе, тетя Хильда. Но мы все равно тебя любим. В «Маленьких женщинах» говорится, что невеста должна быть в два раза моложе жениха плюс семь лет. У нас с Зебадией все почти по канону.

– Это правило делает из меня старую каргу. Джейкоб, мне столько же, сколько Зебби – тридцать один. Но нам с ним уже целую вечность тридцать один.

– Готов поспорить, что он почувствует весь груз прожитых лет, когда затащит эту тварь на гору. Атлант, ты сможешь подержать свою ношу еще немного, пока я открываю гараж, вытаскиваю и готовлю верстак? Или помочь положить ее на землю?

– Тогда мне придется поднимать ее снова, так что нет. Но ты давай, не тяни.