Читать книгу Ночные крылья. Человек в лабиринте - Robert Silverberg - Страница 13

Когда мы наконец достигли Перриса, лето уже было на исходе. Мы вошли в город с юга, шагая по широкой дороге, обсаженной с обеих сторон старыми деревьями, под мелким, моросящим дождем. Порывы ветра носили вокруг нас высохшие листья. Та полная ужаса ночь, когда мы оба бежали из покоренного Роума, теперь казалась почти сном. Весна и лето закалили наш дух, а серые башни Перриса как будто таили в себе обещание новой жизни. Я подозревал, что мы обманываем самих себя, ибо что мог дать мир поверженному принцу, который видел лишь тени, и Наблюдателю, давно пережившему свои лучшие годы?

Это был куда более мрачный город, чем Роум. Даже в конце зимы над Роумом всегда было ясное небо и яркий солнечный свет. Перрис же казался вечно затянутым тучами, а здания и улицы выглядели серыми унылыми. Даже городские стены были пепельно-серыми, без всякого блеска. Ворота города были распахнуты настежь.

Рядом с ними стоял маленький угрюмый человек в форме гильдии Стражей, который, когда мы подошли ближе, даже не поинтересовался, что привело нас в город. Я вопросительно посмотрел на него. Он покачал головой.

– Проходи, Наблюдатель.

– Без всякой проверки?

– Разве ты не слышал? Все города шесть ночей назад были объявлены свободными. Приказ захватчиков. Ворота теперь никогда не закрываются. У половины Стражей нет работы.

– Я думал, захватчики ищут врагов, – сказал я. – Бывшую знать.

– У них есть свои заставы в других местах, и в Стражах нет нужды. Город свободен. Входите. Входите.

– Тогда почему ты здесь? – спросил я, проходя внутрь.

– Это был мой пост в течение сорока лет, – ответил Страж. – Куда мне пойти?

Я жестом выразил ему сочувствие, и мы с Принцем вошли в Перрис.

– Пять раз я входил в Перрис через южные ворота, – сказал Принц. – Вернее, въезжал на колеснице, а впереди шли мои Перерожденцы, издавая горлом хвалебные гимны. Мы шли к реке, мимо древних зданий и памятников, во дворец графа Перриса. А вечером мы танцевали на гравитационных платформах высоко над городом и любовались балетом Воздухоплавателей, а с Башни Перриса в мою честь было устроено небесное сияние. А вино! Красное вино Перриса. А женщины в откровенных платьях, их груди с красными сосками, их сладкие бедра! Мы купались в вине, Наблюдатель. – Он указал куда-то вперед. – Это Башня Перриса?

– Думаю, что это руины погодной машины этого города, – сказал я.

– Погодная машина была бы вертикальной колонной. То, что я вижу, сужается от широкого основания к тонкой вершине, как и Башня Перриса.

– То, что я вижу, – мягко сказал я, – это вертикальная колонна, высотой не менее чем в тридцать раз выше человеческого роста, и заканчивается грубыми краями. Башня вряд ли расположена так близко к южным воротам?

– Нет, – сказал принц и грязно выругался себе под нос. – Значит, погодная машина. От глаз Бордо почти никакого толку. Я обольщаю себя, Наблюдатель. Я обольщаю себя. Найди нейрошлем и проверь, убежал ли из города граф.

Я еще пару секунд смотрел на усеченную колонну метеорологической машины, фантастического устройства, навлекшего столько бедствий на наш мир во Втором цикле. Я попытался проникнуть в ее гладкие, почти маслянистые мраморные бока, чтобы увидеть переплетенные кишки таинственных устройств, способных потопить целые континенты, – те самые, что когда-то давно превратили мою родину на западе из горной страны в цепочку островов.

Затем я отвернулся, надел общественный нейрошлем и спросил про графа. Услышав ответ, который и ожидал, я потребовал назвать мне места, где мы могли бы получить крышу над головой.

– И что? – спросил принц.

– Граф Перриса вместе со всеми его сыновьями был убит во время завоевания. Его династия уничтожена, его титул упразднен, его дворец превращен захватчиками в музей. Остальная часть местной знати мертва или сбежала. Я найду для тебя место в приюте Пилигримов.

– Нет. Возьми меня с собой к Летописцам!

– Теперь ты предпочитаешь их гильдию?

Принц сделал нетерпеливый жест.

– Нет, глупец! Но как я могу остаться в чужом городе один, без друзей? Что бы я сказал истинным Пилигримам в их общежитии? Я останусь с тобой. Летописцы вряд ли отправят восвояси слепого Пилигрима.

Он лишил меня выбора. И мы направили наши стопы в Зал Летописцев.

Нам пришлось пересечь полгорода, и это отняло у нас почти целый день. На мой взгляд, в Перрисе царила неразбериха. Приход захватчиков нарушил структуру нашего общества, освободив от их дел большие группы людей, в ряде случаев целые гильдии. Я видел на улицах десятки моих товарищей-Наблюдателей. Некоторые из них все еще тащили с собой свои ящики с инструментами, другие, как я, сбросили с себя это бремя и вряд ли знали, чем занять свои руки. Мои собратья по гильдии выглядели подавленными и неприкаянными. Теперь, когда от дисциплины ничего не осталось, многие из них явно пустились в загул. Потом были Стражи, тоже никому не нужные и озлобленные, ведь охранять было больше нечего, и Защитники, растерянные и ошеломленные поражением. Я не заметил ни Мастеров, ни Доминаторов, зато увидел много безработных Клоунов, Музыкантов, Писцов и прочей придворной челяди, слонявшейся без дела.

Мне также встречались полчища тупых Кастратов, их почти безмозглые тела стали еще более дряблыми от безделья. Лишь Торговцы и Сомнамбулисты, похоже, не остались без работы.

Присутствие захватчиков бросалось в глаза на каждом шагу. По двое или по трое они разгуливали по каждой улице. Их длинные верхние конечности болтались почти до колен, их веки были тяжелы, их ноздри спрятаны за фильтрационными масками, их губы – полны, а когда их рот бывал закрыт, то почти не был виден. Большинство из них были облачены в одинаковые одежды темно-зеленого цвета, возможно, в военную форму. Некоторые имели при себе оружие неожиданно примитивного вида – какие-то большие тяжелые штуковины, переброшенные за спину, вероятно, скорее, для устрашения аборигенов, нежели для самообороны. Разгуливая среди нас, они казались в целом спокойными – добродушные завоеватели, уверенные в себе и гордые, которым нет причин опасаться покоренного населения. И все же тот факт, что они никогда не ходили поодиночке, говорил сам за себя: внутри ими владела настороженность. Но лично меня их присутствие не возмущало и не коробило, даже когда они как хозяева разглядывали древние памятники Перриса. А вот принц Роума, для которого все фигуры были лишь вертикальными темно-серыми полосами на фоне светло-серого поля, инстинктивно ощущал их близость и всякий раз шумно втягивал в себя воздух, как будто столкнулся с врагом.

В городе также было гораздо больше инопланетных гостей, чем обычно, несколько сот видов существ с далеких звезд. Некоторые могли дышать нашим воздухом, другие расхаживали в герметичных глобусах или небольших пирамидальных дыхательных коробках или контурных костюмах. Конечно, в самом присутствии пришельцев из далеких миров не было ничего необычного. Поражало другое – их огромное количество. Они были повсюду: бродили по храмам старых религий Земли, покупали у Торговцев на углах улиц блестящие модели Башни Перриса, неуклюже забирались на верхние уровни пешеходных галерей, заглядывали в окна домов, щелкали камерами, обменивали у фарцовщиков в темных закоулках валюту, заигрывали с Воздухоплавательницами и Сомнамбулистками, рисковали жизнью в наших ресторанах, передвигались, как стало баранов, от одной достопримечательности к другой. Казалось, будто наши захватчики бросили через все галактики клич: «ПОСМОТРИТЕ НА СТАРУЮ ЗЕМЛЮ СЕЙЧАС! ПОД НОВЫМ УПРАВЛЕНИЕМ!»

По крайней мере, местные нищие процветали. Инопланетным звездные туристы подавали плохо, зато исконные земляне преуспевали, за исключением Перерожденцев, ибо в них было трудно узнать аборигенов. Я видел, как некоторые из этих мутантов, недовольные тем, что им отказали, вымещали свою злобу на других нищих, которым повезло больше, набрасывались на них с кулаками, а тем временем зеваки из числа пришельцев спешили запечатлеть эту сцену, чтобы потом, вернувшись домой, позабавить своих собратьев-домоседов.

В конце концов, мы добрели до Зала Летописцев.

Как и следовало ожидать, это было внушительное здание, хранившее в себе все прошлое нашей планеты.

Его громада вздымалась на южном берегу Сенна, прямо напротив столь же внушительного графского дворца. Но резиденция свергнутого графа была древним зданием, поистине древним, еще из Первого Цикла, – длинное закругленное сооружение из серого камня с зеленой металлической крышей в традиционном перрисском стиле, в то время как Зал Летописцев являл собой отполированную белую колонну, чью поверхность не нарушали никакие окна. Вокруг этой колонны от вершины и до основания вилась, сверкая золотом, спираль из полированного металла, на которой была начертана история человечества. Верхние витки спирали были пусты. С расстояния я ничего не мог прочесть. Мне стало интересно, нанесли ли на нее Летописцы надписи об окончательном поражении Земли? Позже я узнал, что они этого не сделали, – что история фактически завершалась концом Второго Цикла и многое из того, о чем было неприятно вспоминать, не вошло в анналы истории.

– Мы уже у Зала Летописцев? – раздраженно спросил Принц Энрик.

– Да, это Зал, – ответил я. – Белая башня.

– Я знаю, как он выглядит, идиот! Это… после наступления темноты я почти ничего не вижу… вон то здание, там?

– Вы указываете на дворец графа, величество.

– Тогда вот это.

– Да.

– Тогда почему мы не вошли в него?

– Я любуюсь Перрисом, – ответил я. – Никогда еще я не видел такой красоты. Роум тоже красив, но по-другому. Роум – император, Перрис – куртизанка.

– Ты говоришь стихами, дряхлый старик!

– Я чувствую, как годы спадают с моих плеч. Клянусь, я даже мог бы пуститься на улице в пляс. Этот город поет мне.

– Входи. Входи. Мы здесь для того, чтобы увидеть Летописцев. Пусть он споет тебе позже.

Я вздохнул и повел его ко входу в огромный зал. Мы поднялись по ступеням из черного блестящего камня, и лучи света падали на нас, сканируя и учитывая. Громадная черная дверь, в пять человек в ширину и десять в высоту, оказалась лишь проецированной иллюзией, ибо, когда мы приблизились к ней, я ощутил ее глубину, увидел сводчатый зал и понял, что она обман зрения. А проходя через нее, я также ощутил смутное тепло и странный аромат.

Внутри был гигантский вестибюль, почти такой же огромный, как и внутреннее пространство дворца принца Роума. Все было белым, камень источал внутреннее сияние, омывавшее все вокруг своим блеском. Справа и слева массивные дверные проемы вели к внутренним крыльям зала. Хотя уже наступила ночь, у терминалов возле задней стены вестибюля толпились люди – экраны и шлемы позволяли им получить доступ к основным файлам гильдии Летописцев. Я с интересом отметил, что многие из тех, кто пришел сюда с вопросами о прошлом человечества, были захватчиками.

Мы шли через зал, и наши шаги отдавались на каменном полу гулким эхом. Никаких Летописцев я не увидел. Поэтому я подошел к терминалу, надел нейрошлем и уведомил забальзамированный мозг, с которым тот был связан, что я ищу Базиля-Летописца, с которым я кратко пересекся в Роуме.

– Какое у тебя к нему дело?

– Я принес его шаль, которую он оставил на мое попечении, когда бежал из Роума.

– Летописец Базиль вернулся в Роум, чтобы с разрешения победителей завершить свои исследования. Я пришлю тебе еще одного члена гильдии. Он заберет у тебя шаль.

Нам не пришлось ждать долго. Мы стояли вместе в задней части вестибюля. Я созерцал странную картину – толпы пришедших обрести знания. Вскоре к нам подошел толстый мужчина с неприветливым лицом, на несколько лет моложе меня, но все же не молодой. На его широкие плечи был наброшен платок его гильдии.

– Я Летописец Элегро, – объявил он.

– Я принес тебе шаль Базиля.

– Следуй за мной.

Как оказалось, он появился из незаметной двери в стене, где скользящий блок поворачивался на шарнирах. Теперь он снова сдвинул его и быстро зашагал по коридору. Я крикнул ему, что мой собеседник слеп и не может угнаться за ним, и тогда Летописец Элегро остановился, явно недовольный. Его рот и губы неприветливо скривились, и он сунул короткие пальцы в свою пышную курчавую бороду. Когда мы догнали его, он зашагал уже не так быстро. Миновав бесконечное количество проходов, мы наконец оказались в кабинете Элегро, где-то высоко в башне.

Комната была темной, зато набита экранами, шлемами, оборудованием для записи, голосовыми коробками и другими научными приборами. Стены были задрапированы пурпурно-черной тканью, по всей видимости, живой, поскольку ее складки подрагивали в пульсирующем ритме. Три парящих шара испускали приглушенный свет.

– Шаль, – сказал Элегро.

Я вынул из сумки шаль. Я забавы ради носил ее какое-то время в те первые смутные дни завоевания – в конце концов, я не вырывал ее у Базиля. Тот сам оставил ее в моих руках, когда бежал по улице, и явно не заботился о своей потере. Но вскоре я убрал шаль, ибо это приводило многих в замешательство: человека в одежде Наблюдателя, который носил шаль Летописца. Элегро взял ее у меня и, развернув, придирчиво осмотрел, как будто искал вшей.

– Откуда она у тебя?

– Мы с Базилем встретили друг друга на улице во время вторжения. Он был очень взволнован. Я попытался удержать его, но он пробежал мимо меня, и платок остался в моих руках.

– Он рассказал другую историю.

– Мне жаль, если я скомпрометировал его, – сказал я.

– В любом случае ты вернул его шаль. Сегодня вечером я сообщу об этом в Роум. Ты надеешься получить вознаграждение?

– Да.

– Какое именно? – недовольно спросил Элегро.

– Быть принятым в ряды Летописцев в качестве ученика.

Мой ответ привел его в замешательство:

– Но у тебя есть гильдия!

– Быть Наблюдателем в эти дни – значит быть без гильдии. За чем мне наблюдать? Я свободен от моих обетов.

– Может быть. Но ты стар, чтобы попробовать себя в новой гильдии.

– Стар, но не слишком.

– Наше ремесло весьма сложное.

– Я готов много работать. Я жажду учиться. В старости во мне проснулась любознательность.

– Стань Пилигримом, как твой друг. Посмотри на окружающий мир.

– Я видел мир. Теперь я хочу вступить в ряды Летописцев и изучать прошлое.

– Ты можешь получить нужную тебе информацию внизу. Наши терминалы открыты для тебя, Наблюдатель.

– Это не то же самое. Возьмите меня.

– Обратись лучше к Индексаторам, – предложил Элегро. – Работа похожая, но не такая сложная.

– И все же я настаиваю… хочу, чтобы меня приняли в ваши ряды.

Элегро тяжело вздохнул. Он сложил пальцы домиком, наклонил голову, изогнул губы. Он явно ни разу не сталкивался с чем-то подобным. Пока он размышлял, внутренняя дверь открылась и в комнату вошла женщина-Летописец с маленькой бирюзовой музыкальной сферой в руках. Сделав четыре шага, она резко остановилась. Она явно не ожидала застать у Элегро посетителей.

– Я вернусь позже, – сказала она, кивнув в знак извинения.

– Останься, – сказал Элегро и, повернувшись ко мне и принцу, добавил: – Моя жена. Летописец Олмейн. – Затем он повернулся к ней и сказал: – Это путники, только что прибывшие из Роума. Они доставили шаль Базиля. Наблюдатель просит принять его учеником в нашу гильдии. Что ты посоветуешь?

Олмейн нахмурила белый лоб и положила свою музыкальную сферу в темную хрустальную вазу. При этом она нечаянно активировала ее, и та, прежде чем Олмейн ее выключила, произвела дюжину мерцающих нот. Потом она взялась рассматривать нас, а я – ее. Она была заметно младше своего мужа, который был уже далеко не молод, в то время как она пребывала в расцвете лет. И все же чувствовалась в ней сила, которая говорила о ее большей зрелости. Возможно, подумал я, она побывала в Джорслеме, где прошла процедуру омоложения, но в таком случае было странно, что ее муж не сделал то же самое, если только он не ценил свой возраст. Она, безусловно, была хороша собой, широкое лицо с высоким лбом, красиво очерченные скулы, широкий чувственный рот и сильный подбородок. Ее черные как смоль волосы блестели, резко контрастируя со странной бледностью ее кожи. Такая белая кожа – редкость среди нас, хотя теперь я знаю, что в древние времена, когда наша порода была другой, эта белизна была обычным явлением. Авлуэла, моя милая маленькая Воздухоплавательница, являла собой ту же самую комбинацию черного и белого, но на этом сходство заканчивалось, потому что Авлуэла была хрупкой, а Летописец Олмейн – воплощение силы. Длинная стройная шея переходила в прямые, гордые плечи, далее следовала высокая грудь, крепкие ноги. Ее осанка была царственной.

Она долго рассматривала нас, и меня в конце концов начал раздражать пристальный взгляд ее широко расставленных темных глаз.

– То есть Наблюдатель считает себя способным стать одним из нас? – спросила она спустя минуту.

Похоже, ее вопрос был адресован любому, кто был готов на него ответить. Я медлил с ответом. Элегро тоже. Наконец, принц Роума произнес властным голосом:

– Наблюдатель имеет право вступить в вашу гильдию.

– А ты кто такой? – требовательно спросила Олмейн.

Принц поспешил перейти на более любезный тон:

– Бедный слепой Пилигрим, миледи, пешком проделавший путь сюда из Роума в обществе этого человека. Насколько я могу судить, ты вполне могла бы принять его в качестве ученика.

– А ты сам? Какие у тебя планы? – спросил Элегро.

– Я ищу здесь только убежища, – ответил принц. – Я устал от странствий и хотел бы предаться размышлениям. Думаю, вы могли бы позволить мне выполнять здесь небольшие поручения. Я бы не хотел разлучаться с моим спутником.

– Мы рассмотрим твою просьбу, – ответила мне Олмейн. – Если она будет одобрена, тебе будут даны тесты. Я буду твоим поручителем.

– Олмейн! – выпалил Элегро. Он явно не ожидал от нее этих слов.

Олмейн безмятежно улыбнулась всем нам.

Назревала семейная ссора, но она была предотвращена, и Летописцы предложили нам гостеприимство, соки, более крепкие напитки, ночлег. Мы поужинали отдельно от них, в одной из комнат их квартиры. Тем временем, чтобы рассмотреть мое необычное заявление, были вызваны другие Летописцы. Принц, похоже, пребывал в странном волнении. Он ронял еду, пролил флягу вина, неуклюже возился со столовыми приборами, то и дело тер пальцами серые металлические глазные яблоки, как будто пытался унять зуд в каких-то долях мозга.

– Опиши ее мне! – требовательно прошептал он мне.

Я выполнил его просьбу. Я подробно описал ее, на все лады раскрашивая свои слова, чтобы нарисовать ему самую яркую картину, какую только мог.

– Она прекрасна, говоришь?

– По-моему, да. В моем возрасте лучше иметь дело с абстрактными понятиями, а не с истечениями желез.

– Ее голос меня возбуждает, – признался принц. – В ней чувствуется сила. Царственность. Она просто обязана быть красавицей. Было бы несправедливо, если бы ее тело не соответствовало голосу.

– Она, – напомнил я, – жена другого человека, который оказал нам гостеприимство.

Я вспомнил день в Роуме, когда паланкин принца вынесли из дворца и как принц заметил Авлуэлу и приказал ей войти к нему, как он втащил ее сквозь занавес, чтобы насладиться ее телом. Доминатор мог поступить точно так же с простолюдинкой, но Пилигрим – нет, и я боялся замыслов принца Энрика. Он снова потрогал глаза. Мышцы его лица возбужденно подергивались.

– Обещай мне, что ты не покусишься на нее, – сказал я.

Уголок его рта дернулся. Догадываюсь, что это должно было стать началом гневной реплики, но он быстро овладел собой.

– Ты плохо меня знаешь, старик, – с усилием произнес он. – Я буду соблюдать законы гостеприимства. Будь добр, принеси мне еще вина, хорошо?

Я открыл дверцу ниши с напитками и взял вторую бутылку. Это было крепкое красное вино, а не золотое, как в Роуме. Я налил, и мы выпили. Бутылка быстро опустела. Я взял ее вдоль линий полярности, крутанул, и она лопнула и исчезла, как мыльный пузырь.

Через несколько секунд вошла Олмейн. Она сменила наряд. До этого на ней было повседневное платье тусклого оттенка и из грубой ткани, зато теперь – полупрозрачное алое, застегнутое между грудями. Сквозь него просвечивали все выпуклости ее тела, и я удивился, увидев, что она решила сохранить пупок. Тот нарушал гладкий плавный изгиб живота. Подозреваю, что это было сделано нарочно, чтобы возбуждать мужчин, потому что это едва не возбудило даже меня.

– Благодаря моему поручительству твоя заявка одобрена, – слегка высокомерно заявила она. – Испытания состоятся сегодня вечером. Если ты выдержишь их, то будешь принят в наше подразделение.

В ее глазах внезапно мелькнула хитринка.

– Хочу предупредить заранее: мой муж крайне недоволен. Но недовольства моего мужа не стоит бояться. Пойдемте со мной, вы оба.

Она взяла меня и принца за руки. Ее пальцы были прохладны. Меня била внутренняя лихорадка. Я удивлялся этому признаку второй молодости, который шевельнулся во мне, – и это без каких-либо целебных вод дома обновления в священном Джорслеме!

– Подойдите, – сказала Олмейн и повела нас к месту испытания.