Читать книгу Перстень принцессы - Робин Каэри - Страница 6

Всё прошло также стремительно, как и началось. Генриетте казалось, что она превратилась в куклу, такую же, как те, которых возили по ярмаркам для демонстрации новых фасонов платьев и причёсок. Вот её представили общественности, заставили повертеться вокруг себя, демонстративно расцеловали у всех на глазах, показывая личную нежную заботу о призе, торговаться за который прибыли французские послы. И всё!

Толпа придворных схлынула из гостиной вслед за королём так внезапно и быстро, что в один миг образовалась пустота. И звенящая тишина. Грохочущий звук запираемых створок дверей испугал её и заставил вздрогнуть. Это показалось ей похожим на грохот запираемой двери на выходе из подземелья.

– Это всё? – спросила Генриетта, и её голос прозвучал неестественно тихо и надломленно, как у послушной девочки, приученной танцевать, смеяться и читать наизусть стихи по приказу строгой воспитательницы.

– Всё? – не поняла её вопроса леди Уэссекс. – О нет! Это только начало, Ваше высочество! Поздравляю вас!

И тут же, словно по команде невидимого дирижёра, гостиную наполнил гомон весёлых и звонких девичьих голосов. Все наперебой высказывали слова восхищения, радости и даже личных надежд. Никто из них даже и помыслить не мог о том, что всё, чему они только что оказались свидетелями, в корне изменило жизнь юной принцессы. Но главное, что ни сам Карл, ни их матушка – вдовствующая королева Генриетта-Мария, ни королевские советники и министры – никто из них не сомневался в согласии принцессы в ответ на сделанное ей предложение руки и титула герцога Филиппа Анжуйского. Никто! И что лукавить, ведь даже и она сама не верила в то, что у неё была возможность ответить отказом.

Теперь же, рассеянно кивая в ответ на щебетание подруг и статс-дам, спешивших лично коснуться её руки и высказать свои поздравления, Генриетта перебирала в уме все возможные плюсы и минусы в облике и характере принца Филиппа такого, каким она его помнила.

– Ах, душа моя! Неужели это правда? – голосок Фрэнсис Стюарт прозвучал особенно тепло и дружески в общем хоре поздравлений, но в глазах сквозило неподдельное беспокойство.

– Да, – удержав её за руку, Генриетта вяло улыбнулась в ответ, даже не пытаясь скрыть проступившую на лице кислую мину недовольства.

– Но вы же могли отказаться? – вспыхнула Стюарт, осознавая всю скандальность такого вопиющего и дерзкого предположения.

– Нет, моя дорогая. Этого я не могу сделать. У меня же нет на это никакого права!

– Чушь! Разве мы не вольны выходить замуж только за тех, кого сами выберем? О, Анриетт, ведь вы же принцесса!

– Вот именно! – строгое восклицание подошедшей к ним леди Уэссекс пресекло крамольные речи. – Вам, милочка, рано ещё рассуждать о том, как вольны поступать принцессы, а как – нет, – суровый тон напомнил бы любой другой о её месте, но только не малышке Стюарт, которая с детских лет воспитывалась вместе с принцессой, хотя, в отличие от Генриетты, так и не получила столь же строгого воспитания.

– Идём! – шепнула Генриетта и потянула подругу за руку к выходу в личные покои. – Дамы, я всех благодарю! У меня немного кружится голова, и я хочу отдохнуть.

Это проявление недомогания и слабости было тотчас же воспринято как положительный знак того романтичного волнения, которое каждая из присутствовавших девиц и дам мечтали испытать хоть разок в своей жизни. По гостиной прокатилась лёгкая волна шелеста платьев, и все дамы чинно присели в реверансе вслед удаляющейся к себе принцессе.

***

– Если вам плохо, то, может, следует послать за доктором? – неуверенно предложила мисс Стюарт, как и все остальные дамы, приняв головокружение у Генриетты за чистую монету.

– Да что ты! Тогда мне и вовсе покоя не будет, – отмахнулась та и присела на скамеечку возле окна. – Я просто не нашла другого способа отделаться от них.

– Понятненько, – с облегчением отозвалась Фрэнсис и плюхнулась на край широкой постели. – Что будем делать?

– Я хочу прогуляться!

– Но там же сыро! И холодно к тому же, – поморщила свой носик Фрэнсис.

Выросшая во Франции, она так и не успела привыкнуть к сырости, круглогодично царившей в английских садах и даже во дворцах. А не прекращающиеся метели и дожди и вовсе нагнетали на юное создание смертельную тоску.

– Наденем плащи с капюшонами. И да! У нас ведь есть муфточки! Те, что Карл подарил нам обеим к Рождеству.

– Но за ними нужно идти в гардеробную. Заметят же, – напомнила Стюарт.

– А если ты пойдёшь одна, то никто не обратит внимания, – резонно заметила на это Генриетта. – Знаешь, придворные всегда замечают только то, что им выгодно или удобно. И никому не хочется тревожиться попусту.

– Ладно, я рискну! – выказала толику храбрости Стюарт и осторожно выскользнула из комнаты через неприметную дверь для прислуги.

Как только она вышла, Генриетта в раздумьях присела за секретер, достала из одного из ящичков небольшой альбом, в который она записывала личные мысли и впечатления. Вслед за альбомом она выложила на крышку секретера прибор для письма. Когда ей было не по себе или жизненные перипетии вызывали слишком много мыслей, сомнений или вопросов, она привыкла записывать их в альбом, доверяя листам бумаги, изготовленной из хлопка, свои самые сокровенные размышления. У неё не было уверенности в том, что никто не смог бы прочесть их, но для того, чтобы заглянуть в этот альбом, необходимо было знать о его существовании, и, кроме того, отыскать ключ от ящичка, в котором он был заперт. По своей наивности или же не сделавшись ещё подозрительной к собственному окружению, Генриетта даже не предполагала, что кому-нибудь могла прийти в голову кощунственная мысль посягнуть на её личный мир.

Обмакнув перо в чернильницу, она задумчиво посмотрела в окно на голые ещё после зимы ветки деревьев и красный, блестевший от сырости гравий на дорожках. Что-то определенно взволновало её этим утром. И она знала, что это было не переданное ей с помпезными речами и фанфарами предложение руки и титула Филиппа Анжуйского. Нет, что-то взволновало её до того, как Карл явился в её покои. И началось это в тот самый момент, когда два молодых человека застали её огорчённой до слёз и топающей ногами у дверей в зал Совещаний.

Но кто из них вызывал в ней это необъяснимое, невероятно волнующее в глубине души чувство? Джордж Вильерс? Его обаяние не оставляло равнодушной ни одной из придворных дам, и это был общепризнанный факт. К тому же он решительно и настойчиво выражал своё очарование принцессой. Но он ли был тем, кто внёс первые нотки волнения в её душе? Или этим человеком был молчаливый и сдержанный генерал, которого Джордж представил ей?

Перед мысленным взором Генриетты возник портрет высокого молодого человека в строгом камзоле военного покроя, с безупречными манерами и немного грустным взглядом серо-голубых глаз. Что он сказал ей тогда? Как это ни странно, но она не могла вспомнить ни одной фразы из того, что сказал Арман де Руже, тогда как речь Джорджа Вильерса, которая лилась, подобно бурному горному потоку во время весеннего паводка, почти слово в слово запечатлелась в её памяти.

– Фу-х! А вот и я! – в комнату на секунду ворвался гул голосов и шум суеты, царящей не только в парадных гостиных, но и во всех коридорах дворца.

Фрэнсис появилась в дверях, и в руках у неё были подбитые мехом тёплые плащи с широкими капюшонами, рассчитанными на пышные, высокие прически придворных модниц, меховые муфточки и даже шапочки из куньего меха с коротенькими пушистыми хвостиками, пришитыми по бокам.

Генриетта поспешно посыпала песком только что написанные строки и закрыла альбом, позаботившись убрать его и запереть в ящике секретера прежде, чем подняться навстречу подруге.

– Отлично! Мы прогуляемся. Недолго. Как раз успеем.

– До чего? – поинтересовалась Фрэнсис, завязывая у себя на шее ленточки плаща.

– Чего-нибудь. Я уверена, что меня не оставят в покое. Матушка явится с целым списком инструкций как себя вести и из-за чего переживать, а что выбросить из головы. К примеру.

– Хех, может это и неплохо, – произнесла Фрэнсис. – А то как же узнать, что полагается говорить в таких случаях, а что лучше бы и вовсе оставить при себе или забыть?

– В моём случае иначе и не выйдет. Всё равно не получится, – с сожалением проговорила Генриетта. – Даже если бы я была против этого брака. Даже если бы и вовсе не захотела ни за кого замуж идти!

– А так можно? – недоверчиво спросила Стюарт.

– Нет. Не мне. Ведь Карлу важна дружба нашего кузена. А значит, для этого нужно предложить ему что-то взамен. Точнее кого-то.

– Да ну! Ведь это они приехали свататься к тебе! – Фрэнсис первой закончила краткие сборы и уже, будучи полностью готовой к прогулке, подошла к высокому венецианскому окну.

– Как знать, не писала ли матушка что-нибудь в письмах на этот счёт королеве Анне? А вдруг они всё решили между собой ещё тогда, когда мы жили во Франции?

– Ну и что? – весело встряхнула кудряшками Стюарт и надела меховую шапочку.

– Да. Теперь это почти не имеет значения, – согласилась с ней Генриетта.

Заглянув в зеркало, она оценивающе посмотрела на своё отражение. Найдя, что выглядит достаточно привлекательной и уверенной в себе, Генриетта ободряюще улыбнулась. Раз уж повернуть случившееся вспять было невозможно, то оставалось принять всё так, как оно есть и извлечь хотя бы немного удовольствия из своей новой роли. Быть наречённой принца, к тому же дофина Франции и Единственного брата короля, не так уж плохо, если подумать. И в этом можно было попытаться найти немного очарования. Как и в самом Филиппе. Если уж на то пошло, то из плюсов в его характере были некоторые черты, которые Генриетта находила милыми. Жаль, что эти черты напрочь отсутствовали в характерах Людовика или Карла. Наверное, это было потому, что королям не полагалось быть дружелюбными и открытыми с младшими сёстрами и кузинами. «И вообще, быть хоть капельку милыми!» – подумалось принцессе, и в тот момент Филипп Анжуйский, сам того не ведая, завоевал ещё один неоспоримый плюсик в свою пользу.

– А ведь это, может быть, последний раз, когда мне позволено выйти на прогулку вот так самой по себе. И вообще, – Генриетта чуть не всхлипнула, представив себе обязанности и правила, соблюдения которых вменят ей против её же воли.