Читать книгу Информационный Завет. Основы. Футурологическое исследование - Роман Александрович Бабкин, Роман Александрович Дорошенко, Роман Александрович Брунер - Страница 4

Итак, моё объяснение состоит из трёх утверждений:

1. Суть информации сводится к различению, которое является таким же фундаментальным компонентом бытия, как материя и энергия.

2. Человек – существо различающее, т.е. информационное.

3. Информационный человек – особая социальная форма настоящего этапа антропогенеза, порождающего информационное общество.

Есть немало критиков, которые отрицают либо некоторые из этих утверждений, либо все сразу. Рассмотрим их аргументы.

– «Срыватели покровов»

Это радикалы, чей главный лозунг – «Власти скрывают!».

Что же скрывают власти? Всё! Никакого информационного общества нет, а есть колоссальный вселенский заговор, в котором участвуют мировые корпорации, финансовая элита и влиятельные политики. Их цель – порабощение.

Порабощение кого? Всех! По их мнению, под видом, в том числе, концепции постиндустриализма продвигаются идеи глобального потребительства, контроля личности, массового ограбления, хищнического использования природных ресурсов, притеснения разнообразных меньшинств и инакомыслящих, ограничения прав и свобод человека.

Вообщем, всё то, что в современном мире категорически осуждается, является целями «заговорщиков». А поскольку эти пакости сильные мира сего открыто делать не могут (хотя почему бы и нет?), они творят их втайне, прикрываясь болтовней об информатизации и компьютеризации.

Ярким примером деятельности данной группы критиков служат выступления сторонников антиглобализма (anti-globalization movement). Движение крайне разношёрстное (от марксистов до националистов), но голосистое. Последняя крупная акция – попытка сорвать проходивший в июле 2017 года саммит G-20 в Гамбурге. 120 тысяч человек вышли на улицы города с горячим приветствием «Welcome to Hell». В столкновениях пострадало более сотни полицейских, несколько десятков протестующих были задержаны.

У антиглобалистов немало защитников-интеллектуалов. Философы, социологи, культурологи, политологи и прочие исследователи. Они считают всех приверженцев концепции информационного общества либо утопическими мечтателями¹³, либо ангажированными дезинформаторами²². Своим долгом, разумеется, полагают разоблачение происков «мировой закулисы», нагло оболванивающей общественность.

Так что – власти скрывают, а они срывают.

– «Пессимисты»

Это депрессивные ребята, они говорят: «Конец близок!».

Пессимистический взгляд на какие-либо перемены в обществе – традиция, уходящая корнями в глубокую древность. Думаю, в своё время было немало противников использования огня и колеса. Ну, как же! Огонь всех пожгётъ, а колесо всех распялит.

Тут (в отличие от ревнителей старины, о которых речь ниже) главное – величина аффекта. Не драма, а трагедия. Не хандра, а глубокая меланхолия. Почему? Потому что страшно.

Пессимисты любят обращаться к «Закату Западного мира» (нем. Der Untergang des Abendlandes) Освальда Шпенглера (Oswald Spengler), забывая о важных обстоятельствах. Во-первых, критика Шпенглера была направлена против господствующего в его время другого типа общества – индустриального (возникновение массового сознания, распространение мегаполисов, техницизм, централизация управления и пр.). Во-вторых, рукопись создавалась в тяжелейших для автора условиях: полуголодный образ жизни, крушение империи, тяготы послевоенного времени и т.д.²⁶ Можно представить психологическое состояние Шпенглера. Пожалуй, «депрессия» – наиболее мягкая его оценка.

Тем не менее, спустя сотню лет эпигоны идей Шпенглера продолжают твердить о «закате» чего-либо: Европы, Америки, Китая, постиндустриального общества, человеческой цивилизации вообще.

Пророчествуется «гуманитарный кризис» вследствие засилья компьютерами и информационными технологиями¹⁰. Вместо информационного общества провозглашается «общество не-знания», где никому и ничему нельзя верить⁸. Муссируется тезис о рисках информатизации – её «тёмной стороне». В связи с этим предлагается, например, введение «информационной гигиены», опирающейся на некие таинственные «физиологические закономерности» и призванной защитить мозг от «пагубной информации». Чиновники берут под козырёк и просят денег на открытие и содержание охранительных структур. Пока что подобная «забота» носит характер суетливого шарлатанства и не приняла строгую форму закона.

Пессимизм может проявляться и в активной форме. С 2001 года проходит Всемирный социальный форум (World social forum, сокр. WSF) – слёт альтерглобалистов (или альтермондиалистов). Эти активисты поставили задачу разработать альтернативную версию миропонимания (которая, по их мнению, должна противостоять глобализации), где всё будет по справедливости.

Последний слёт состоялся летом 2016 года в Монреале. В нём приняли участие около 35 тысяч человек из 125 стран мира. Впрочем, сущностную концепцию так и не родили. И даже не договорились, когда собраться снова. Подмечено, что с каждым мероприятием количество участников WSF уменьшается. Печалька.

Пессимизм – не временный симптом душевного неблагополучия, а образ мыслей.

– «Скептики»

Похожи на пессимистов, но критикуют не постиндустриализм в целом, а отдельные его проявления. Мол, поживём – увидим.

Информационный человек представляется скептикам преувеличением, как и все грандиозные изменения в экономике, науке, социуме¹⁶. Выдвигаются гипотезы, где новое мыслится как продолжение старого. «Когнитивный капитализм»^36,40, «информационный/цифровой капитализм»^{23,30,31,32,41}, «турбокапитализм»³⁷, «виртуальный капитализм»²⁹, «хай-тек капитализм»³³. Их объединяет утилитарная трактовка информатизации: человек тот же, что и раньше, но производит, кроме автомобилей и памперсов, ещё и знания. Все эти авторы, хоть и говорят о качественных процессах, описывают, тем не менее, количественные изменения.

Для других представителей этой группы информатизация – один из этапов развития цивилизации, а компьютеризация – один из этапов информатизации общества²⁵. Таким образом, предлагается традиционная линейная схема – всякий параллелизм социальных и биологических процессов отвергается.

При этом упускается, что волны цивилизации могут накладываться друг на друга. На это указывал, в том числе, Элвин Тоффлер. В пределах одного государства могут одновременно сосуществовать активные группы Первой, Второй и Третьей волны. Это не исключение, а довольно обычное явление.

Ещё одна подгруппа скептиков вещает о трёх мифах, якобы распространяемых сторонниками постиндустриализма²⁰. Называется миф о конце географии (мир без границ), миф о конце истории (мир без войн и насилия), миф о конце политики (мир без политики и политиков). Возражая, скептики говорят: «Границы будут существовать», «Войны будут продолжаться», «Политикой будут заниматься».

Парадоксально, но развенчивая «постиндустриальные мифы», эти критики создают свои собственные. Подоплёка которых основана на тезисе консерваторов-индуктивистов всех времён: «Если такого никогда не было, значит никогда и не будет». Железобетонное оправдание для ничегонеделания.

Все мифы рано или поздно рассеиваются и, теряя силу, становятся, в лучшем случае, фольклором. Но всё-таки лучше строить предположения и ошибаться, чем, сомневаясь во всём новом и ничего не предлагая взамен, не ошибаться вовсе.

– «Индустриальные патриоты»

Это род ностальгирующих консерваторов: «Люди не меняются». Их религия – прошлое.

По мнению этих исследователей, информационное общество не существует: оно объявляется «фантомом постиндустриальной эпохи»¹¹. Почему? Потому что вчера всегда лучше, чем сегодня.

Что такое быть консерватором в XXI веке? Конечно, это значит идеализировать ценности и принципы, по выражению Тоффлера, мира фабричных труб. Говорить с придыханием и дрожащим голосом, вспоминая крупномасштабные стройки, гигантские заводы, великие идеи и могучие империи. Полностью игнорируя, что всё это в наши дни не стоит ровным счётом ничего.

Тем не менее, тоскующие по «старым добрым временам» указывают на узкую применимость информационных технологий, их поверхностность. Они говорят о важности культуры, твёрдости религиозных устоев, незыблемости патриотизма, неизменности человеческих чувств и бессмертии души. Им мнится, что воцарившийся модернистский морок развеется, как всякое модное увлечение. Что вдруг все станут снова читать бумажные книги, прилежно учится в школах и институтах, лечится у семейного врача и по 40 лет работать на одном и том же заводе. Что всё вернётся на круги своя и сведётся к «базовым человеческим ценностям»…

Всё это уже было.

Воображаю, как палеолитический собиратель «на пальцах» доказывает древнеегипетскому земледельцу, что еду проще найти, чем горбатиться на поле. Или как средневековый кузнец убеждает заводского рабочего, что изготовленное им колесо круглее того, что выплюнет из своих недр бездушный конвейер.

Да, люди не меняются – ни сами критики, ни их аргументы.

Скептики и «индустриальные патриоты» полагают, что информация – это либо функция, либо форма материи или энергии. Потому что так думали в прошлом, и нет причин пересматривать это мнение. Такова типичная индуктивистская логика.

«Срыватели покровов», яростно набрасываясь на глобализацию и якобы присущую ей примитивизацию и стандартизацию, твердят о сложной природе человека. Это, дескать, биопсихосоциальное существо, и нельзя всё сводить к информационному обмену. Т.е. вместо одного сложного понятия – информация – они предлагают объяснять сразу три: «жизнь», «душа», «социум». А ведь ещё нужно указать на верную пропорцию этих частей и разъяснить их взаимодействие. Они неоправданно усложняют вопрос.

Наконец, пессимисты явно встревожены тем, что плоды прогресса окажутся смертельной отравой для человечества. В основе их страхов – убеждение, что именно современные технологии приводят к «расчеловечиванию». На это потребуется развёрнутый ответ, и он будет дан позже.