Читать книгу Офицеры. Книга третья. За гранью - Роман Булгар - Страница 8

В течение последних месяцев подполковник Пестиков рутинно проделывал одну и ту же работу. Каждый понедельник он вставал в семь утра, умывался, тщательно брился, плотно завтракал.

В 8.00 у подъезда дома его ждала неприметная серая «Волга» с особыми номерами, которые свидетельствовали о принадлежности к Комитету и отсекали излишние вопросы у дотошных гаишников.

За время совместной работы водитель не произнес ни одного лишнего слова. Будто в его словарном запасе, кроме «Есть», «Так точно», «Будет сделано», иных фраз и предложений из скудного лексикона Эллочки Людоедки от Ильфа и Петрова не имелось.

– Поехали, Володя… – кивал Борис, захлопывая дверцу.

– Есть! – отвечал водитель и трогался с места.

Ровно в 8.30 и ни минутой позже они подъезжали к воротам Экспедиции, где Борис получал опечатанный чемоданчик. Весил кейс немало. Снаружи отделанный кожей, он имел бронированные стенки из титановых пластин. Во время внезапного нападения им предполагалось надежно прикрываться, как бронежилетом.

– Счастливого пути, – напутствовал Пестикова неприметный человечек в неизменном сером костюме, галстуке в мелкий рубчик.

Даже представить себе Борис не мог, что косящий под мелкого почтового клерка человек всего пять минут назад приехал сюда из Государственного хранилища. В святая святых товарищ Федотов под роспись всякий раз получал материальных ценностей на сумму в несколько сотен тысяч долларов. Ему выдавали золотые слитки, упакованные пачки американских долларов, английских фунтов, швейцарских франков или россыпь драгоценных камней…

Впрочем, подполковника содержимое чемоданчика волновало постольку поскольку. Полковник Юзов сумел внушить Борису, что обязанности курьера у него для дипломатического прикрытия.

Основной задачей Пестикова являлась агентурная работа в Восточной Германии, расширение сети и вовлечение в нее новых членов. Пикантность ситуации таилась в том, что ему предстояло создать сеть из граждан СССР, проживающих на территории ГДР. Именно это обстоятельство донельзя упрощало его адскую работу.

– Баб вербуй, Боря… – инструктировал его Юзов. – Они все знают, а поймать их на жареном легче простого…

В данном случае разговор шел о вольнонаемных женщинах и о многочисленных женах военнослужащих.

– Ты парень у нас видный. Бабы на тебя клюют…

– А как же, – Борис усмехнулся, – моральный облик?

Помнится ему, что в течение полудня он только и слышал о том, чтобы высоко нести звание офицера, беречь честь…

– Высокие слова, – Юзов пренебрежительно взмахнул кистью, – оставь для наших партийных бонз. А у нас работа с людьми. Легче всего человека поймать на его низменных чувствах: тяга к побрякушкам, к деньгам, к выпивке, к противоположному полу…

– Нельзя, – Пестиков пошевелил губами, – ковыряться в дерьме и в нем же по уши не изваляться…

– Совершенно верно…

Инструкции Борису следовало неукоснительно исполнять. Для того они и писаны, чтобы неуклонно следовать их букве и духу.

Пассажирский ТУ-154 рейсом из Москвы приземлился в тот день в аэропорту «Шенефельд» точно по расписанию. Раньше трапа к самолету подкатила черная «Волга» из советского посольства. За рулем сидел резидент из разведывательного управления Комитета.

– Все в порядке? – следовал неизменный вопрос.

– Все в порядке…

В здании посольства Пестиков сдавал дипломатическую почту третьему секретарю и прощался. С этого момента он приступал, как ему думалось, к своей основной работе.

После того, как курьер покидал территорию посольства, из ворот выезжала машина с дипломатическими номерами. На заднем сиденье располагался резидент. В руках у него находился кейс, который самолетом доставили из Москвы. Через пятнадцать минут неспешной езды показывались Бранденбургские ворота.

КПП. Граница между Восточным и Западным Берлином.

Заранее извещенные о проезде советской посольской машины пограничники и таможенники под козырек провожали ее проход.

Серая «Волга» останавливалась возле неприметного здания с неброской вывеской: «Издательство «Свободная Германия». В подвале размещалась портативная типография. Журнал выходил небольшим тиражом, и был известен в узком кругу специалистов.

Резидент нажимал на кнопку звонка, дверь плавно открывалась. Его ждали. Ожидали с нетерпением. Издательство играло роль ширмы, удобного прикрытия. В здании располагался филиал одной коммерческой фирмы, на счетах которой вскоре оседали ценности, перевозимые Пестиковым. Номера счетов знали единицы…

В 9.00 Клара Карловна переступила порог кабинета, где она последние восемь лет трудилась секретарем-делопроизводителем отдела с путано длинным и труднопроизносимым названием.

– Кларочка! – навстречу женщине шагнул полковник Юзов и нежно провел пальцами по ее слегка раскрасневшемуся личику. – Уехал твой? – на мужских губах появилась ироничная улыбка.

– Укатил! Как по расписанию живет, ни минуты опоздания, ни шага влево или вправо…

Хоть и считал Пестиков, что неплохо разбирается в людях, с одного взгляда может определить их скрытую внутреннюю суть, в одном он, безусловно, сильно ошибался. Борис пребывал в полной уверенности в том, что жена его любит, но Клара Карловна никогда не питала к мужу особо теплых чувств.

От своих инфантильных родителей Клара унаследовала, прежде всего, ум отца, ангельски милое и привлекательное личико матери и непонятно в кого фигуру. Нельзя сказать, что природа сложила ее плохо, но издалека девочка походила на мальчика.

Сильные и широкие плечи соседствовали с явно узковатым тазом и совсем худыми бедрами. Природа чуть ошиблась, наделив ее типичными признаками обоих противоположных полов.

Папаша Карл Самуилович, по рождению Цукерман, в молодые годы поменял фамилию на более благозвучную и стал Сахаровым. В зрелом возрасте он слегка жалел о юношеском малодушии, ушел в диссиденты и пописывал пасквили на родное государство. Его изгнали из университета. Возникли трудности с работой. И тут Карл Самуилович решил переродиться, переехал в Читу, женился, взял фамилию своей супруги, что законом не возбранялось.

Именно Карл Самуилович посоветовал Кларочке выйти замуж за Пестикова, за которым, как казалось ему, их девочка заживет, как за каменной стеной.

– Доченька, ты имеешь мне сказать, что не любишь Бориса? – пожилой еврей покачал головой. – Ерунда! Сущий пустяк! Главное, что он таки да имеет горячую любовь к нашей Кларочке!

Воодушевленный родитель долго выкладывал перед ней все те неоспоримые преимущества, которые она заимеет, выйдя замуж за такого гарного хлопца, как Пестиков. За Борисом виделась сила самой могущественной организации в Советском Союзе.

– И что? – пожимались мальчишеские плечики дочери.

– Они могут иметь все! И таки да даже больше…

В том, что Комитет держит в своих руках невидимые ниточки, за которые время от времени дергает и управляет людьми, будто они все бессловесные и послушные марионетки, Клара Карловна сама убедилась, когда села за рабочий стол и через ее руки одно за другим проходили дела, учет которых она вела.

– На них работают все! Даже те, кто на словах их громко хает…

Ему-то, Карлу Самуиловичу, доподлинно известно, что многие известные деятели искусств, так или иначе, сотрудничали с ГКБ. Писатели, художники, актеры…

– Кто имел глупость отказаться, того за границу не пускали, делали не выездными…

Губы человека в годах искривила улыбка, наполненная едким сарказмом. Уверовал он в свою правоту, ничто его не переубедит.

– Спроси сама у своего Бориса Соломоновича.

– Бориса Семеновича! – поправила его дочь.

Вскорости она вышла за Пестикова. Борису все казалось, что его одного заслуга в том, что последовал перевод в Москву. А она по этому поводу мыслила несколько иначе. Посодействовал Юзов.

В ту пору еще майор, Юзов приехал в их областное Управление из самой Москвы. Прибыл он не столько с проверкой, сколько для того, чтобы на месте детально разобраться со всеми фактами, изложенными в рапорте старшего лейтенанта Пестикова. Заодно поручили ему на месте присмотреться к тому, чем дышат их бойцы на периферии, подстегнуть их, поднять закисший моральный дух.

Начальник отдела пристегнул Бориса к москвичу, велел ни на шаг от него не отходить, ни на минуту не упускать из виду, быть всегда на подхвате и создавать гостю максимально возможный в их провинциальных условиях комфорт…

Возле Восточного вокзала Берлина, напротив железнодорожной эстакады на Варшавской улице, располагалась явочная квартира. Покатавшись чуток на метро, Пестиков проверился. Хвоста за ним не тащилось. Борис, смешавшись с толпой, поднялся наверх, вышел в город на аллее Карла Маркса и пешочком прошелся несколько кварталов. Свернув в переулок, он попал в небольшой дворик. На пару минут мужчина присел на скамеечку, достал сигарету…

В квартиру на третьем этаже при желании люди попадали с двух разных входов: с парадного крыльца и по узкой лестничке для прислуги. Пестиков воспользовался главным входом, вошел в подъезд, неторопливо поднялся по стоптанным тысячами пар обуви ступенькам. Ничто, кроме его размеренной поступи, не нарушало прохладной тишины. Казалось, жизнь в доме остановилась, она замерла, на прикорнувшее время остановив свой суетный бег. Или все обитатели разом покинули свое жизненное пристанище. Или…

На самом деле, жизнь в доме не остановилась. Просто заселяли его в основном немощные старички и старушки, которые доживали свой век, надежно отгородившись от всего мира, заперев себя в своих квартирах-раковинах. Замшелые раки-отшельники…

На условный стук к двери подошла хозяйка квартиры, фрау Эльза. Женщина перешагнула рубеж в сорок лет. Родилась она во время войны в семье антифашистов и рано потеряла родителей, погибших весной сорок пятого. Воспитывалась девочка в приюте, несколько раз она побывала в Артеке. Жемчужина на Черном море всякий раз вызывала у Эльзы нескончаемый восторг. Девочка до глубины души влюбилась во все, что связывалось с Советским Союзом. Помогала она не за деньги, а по велению души и сердца.

Впрочем, от денег женщина никогда не отказывалась. Работая на дому портнихой, фрау Цепеллин в совершенстве освоила вторую профессию гримера, о которой ее клиенты, шившие у нее модную одежду, ничуть не подозревали.

– О, Борис! – женщина, называя его по имени, кидала ударение на первом слоге. – Я по тебе скучала…

Живя затворницей, Эльза не могла отказать себе в маленьких радостях жизни, которые приносил с собой хорошенький агент из Союза. Медовый торт к чаю, шоколадные конфеты к коньяку и неизменно следовавшая близость после первой-второй рюмки.

– Ах, Эльза! – мужчина прижался губами к женской щеке.

Глядя на несколько поблекшее с годами лицо фрау Цепеллин, многие мужчины затруднялись предположить, что под ее одеждой скрывается чудное тело, как у восемнадцатилетней девушки.

Снимая плащ, Борис припрятал невольно скользнувшую по его губам усмешку. Он вспомнил, как все случилось в первый раз. Не он стал инициатором, а женщина. Первые опасения, что он может потерпеть фиаско, мгновенно растаяли, когда фрау, гипнотизируя его своим умоляющим взглядом, развязала поясок на халате…

– Ты – мой Бог! – выдохнула из себя женщина, наполненная вибрирующим по всему телу счастьем. – Зигфрид непобедимый…

Во время второй встречи они заключили негласный союз. Их связь фрау вполне устраивала и даже органично вписывалась в рамки ее одинокого существования. У обеспеченной всем женщины появился солидный мужчина, который аккуратно навещал ее один раз в неделю. Соседи смотрели на создавшееся положение вещей сквозь пальцы. Каждый у них волен сам устраивать свою жизнь…

Отпив небольшой глоток, Эльза отставила рюмку в сторону. Она томно прикрыла глаза в предвкушении скорого прикосновения чутких мужских рук. Внутри поднималась теплая волна…

Из постели Пестиков отправился в душ. Около часа над его внешностью чудодействовали волшебные пальцы Эльзы. После случавшейся между ними близости умиротворенная и наполненная радостью насыщения женщина ощущала в себе прилив творческого вдохновения, безудержный полет неистощимой фантазии.

Небольшая накладная русая бородка, пышные усы, искусно нанесенные морщины превратили Пестикова в мужчину далеко уже не средних лет. По узкой лестнице для прислуги тяжело спускался немощный старик. При каждом шаге он опирался на бамбуковую трость с наборной перламутровой ручкой.

За углом дома его поджидал старенький «Трабант». Борис, до самого конца играя роль, натужно кряхтя, уселся, облегченно выдохнул, вставил ключ в замок зажигания. Выехав из города, он свернул на трассу, ведущую в сторону Потсдама.

По тихой улочке старого квартала Потсдама, скромно опустив глазки, устало вышагивала молодая женщина в синем простеньком плащике, в голубеньком полинялом на солнце ситцевом платочке.

Стоптанные, не по сезону светло-серые парусиновые туфельки дополняли ничем непримечательный наряд. В руке фрау держала сумочку из потертого, местами потрескавшегося дерматина. Тонкие матерчатые перчатки стыдливо хранили аккуратные штопки.

Не поднимая головы, женщина свернула, обогнула дом, вошла в него через «черный» ход для прислуги. Фрау тихо поднялась на третий этаж, мягко толкнула обшарпанную дверь.

Скинув с себя плащ и сняв косынку, гостья преобразилась. Под невзрачной верхней одеждой таилась броская красавица.

– Сотрудник госбезопасности Павлова! – с легкой усмешкой на губах отрапортовала она. – Агент Птица…

Сидящий в глубоком кресле мужчина преклонного возраста тепло и приветливо улыбнулся. Агент Птица была его детищем. Он курировал Павлову больше восьми лет. Заочное их знакомство началось, когда девчонке едва исполнилось тринадцать годочков. Славка и не подозревала о том, что ее вплотную ведут органы.

– Докладывай, Птица…

Широким веером распахнулись складки коротковатой юбки-колокола, открывая молочно-белые бедра, и грациозно опали вслед за хозяйкой, опустившейся на маленький диванчик. А мужское воображение мгновенно дорисовало все остальное…

На память мужчине пришла их первая встреча. До 77-го года Пестиков вкалывал в Управлении по Забайкальскому краю. В ту пору Борис еще носил погоны старшего лейтенанта и подвизался на шестых ролях. Но он всегда верил в свою судьбу и собственными руками любовно пестовал и выкладывал ее по кирпичику.

На «золотую» жилу он напал совершенно случайно. Перебирая собранные сведения на уличную банду несовершеннолетней шпаны и отморозков, Борис обратил внимание на Славку Красильникову. Трудно сказать, что его заинтересовало. Рутинное дело…

Хотя, его зацепило то, что девчонка внезапно исчезла из поля зрения, растворилась в пространствах их необъятной страны. Он доложил начальству и взял Красильникову в плотную разработку. Поначалу и сам не знал, зачем. Наверху считали делом «тухлым» и бесперспективным. Мол, кому нужна беспризорница…

– Вояки, – тем временем докладывал Борису симпатичный агент в юбке, – торгуют горючим, толкают «налево» бочками…

Поморщившись, Пестиков махнул рукой:

– Нашла, кого и чем удивить. Давай по существу…

Ему пришлось попотеть, мобилизовать все свои умственные способности. Войдя в азарт, Борис закинул настолько мелкую сеть, выуживая любую маломальскую информацию, что скоро он знал о семействе Красильниковых больше, чем они сами ведали о себе.

В поле зрения попал Мартов. Генерал, на ту пору полковник, приезжал, встречался с Матреной Красильниковой. Состоялся у них, по рассказам соседей, долгий и нелицеприятный разговор.

Это-то его и насторожило. Что могло быть общего у двух столь разных индивидов, обитающих на крайних полюсах жизни? Борис копнул еще глубже. Выяснилось, что Мартов начинал службу в их краях, откуда следовал определенный вывод, что…

Родись Пестиков провидцем, на худой конец, медиумом и имей связь с астральными силами, то он в ту же секунду запрыгал бы от радости, ибо в своих предположениях попал в точку. Борис точно предугадал, что между Матреной Красильниковой, дочерью ее Мирославой и самим Мартовым существует определенная связь. Славка оказалась родной дочерью генерала, правда, внебрачной.

До некоторых пор Владлен Сергеевич и сам не подозревал о том. Он не вспоминал про одну случайную и мимолетную связь…

…Накануне вечером, размещаясь в купе поезда «Москва-Чита» Владлен не обратил внимания на свою попутчицу, так, скользнул взглядом по ее стройной фигуре, правда, отметил хороший вкус явно пошитого по заказу платья, вежливо поздоровался и, уложив свою сумку на багажную полку, отправился за постелью.

Время было позднее, да и усталость, накопившаяся за день, не располагала к продолжительной беседе. А потому, застелив свою, отданную ему по праву молодости, любимую им верхнюю полку, он разулся, скинул рубашку и завалился спать.

Утром, как всегда в дороге, проснулся парень поздно. До Читы оставалось добрых двенадцать часов езды, он решил не торопиться вставать и поваляться в постели, от нечего делать пялился в окно.

Поезд медленно тащил свои вагоны, словно нехотя постукивали колеса. В такт им внизу, на столике, звякали пустые, не убранные с вечера стаканы. Первое время Владлен старался не обращать на них внимания. Но когда их звон надоел ему, он свесил с полки голову и замер, напрочь забыв опустить руку.

Его попутчица уже встала. Прикрыв дверь и, видимо, надеясь, что парень крепко спит, она переодевалась, сидя внизу. Скинув ночную рубашку, она неторопливо и аккуратно натягивала чулки на обнаженные, темные от загара ноги.

Тонкие розовые бретельки лифчика туго обхватывали ее грудь, но чашечки его были настолько малы, что под ними укрылись бы разве что по одной пятикопеечной монетке. И они ничего не скрывали от восхищенного взгляда. Он пошевелился, машинально просовывая руку под одеяло, но полка предательски заскрипела, и женщина, вздрогнув, подняла голову.

Их взгляды встретились, его растерянный и испуганный, ее спокойный и чуть насмешливый. Вместо того чтобы вскрикнуть и поспешить прикрыть свое тело, как часто происходит в подобных ситуациях, попутчица улыбнулась и дружелюбно спросила:

– Что, проснулся?

– Да, – вымолвил Владлен, не зная, как себя вести дальше.

Но то, что поставило его в тупик, женщину, казалось, вовсе не волновало. Спокойно она закончила надевать чулки и неторопливо накинула на себя халат, щедро позволив Владлену еще в течение нескольких минут любоваться своим телом. Застегнув халат на все пуговицы и повязав поясок, она вновь обратилась к парню:

– Скоро обещали принести чай. Так что, если ты собираешься завтракать, поторопись.

– Я мигом! – обрадовался он возможности ретироваться.

Послушно соскользнув вниз, парень нашарил ногой тапочки, захватил полотенце, зубную щетку и мыло, отправился умываться, все еще находясь под впечатлением происшедшего с ним.

«А что случилось? – размышлял он. – Случайно я увидел, как она переодевалась. Все произошло случайно. И потом она, кажется, на меня не в обиде, а значит, мне не в чем себя упрекнуть. Было и было, незачем мне краснеть и прятать глаза, как провинившийся школьник. Тем более, довольно красивая женщина, и ничего, кроме удовольствия, я не испытывал, когда пялился на ее грудь».

В конце своих рассуждений Мартов пришел к выводу, что надо быть проще и вести себя так, словно ничего не произошло. В купе он вернулся совершенно умиротворенный, спокойный и веселый.

Пока он отсутствовал, попутчица собрала на стол немудреный завтрак, преимущественно состоявший из овощей, вареных яиц и незаменимой в дальних поездках колбасы. Снедь она живописно разложила на столе, что сильно возбуждало аппетит.

– Прошу к столу, завтрак подан, – тихо произнесла женщина, указывая ему на место напротив себя. – Чай сейчас принесут.

Отказываться Владлен не думал. Дождавшись, когда парень сядет, попутчица белозубо улыбнулась и доверительно сообщила:

– Меня зовут Матрена.

Мельком подумав о том, что она его старше лет на пятнадцать, Владлен назвал свое имя.

– Ты живешь в Кургане? – поинтересовалась Матрена.

В ответ парень мотнул головой, особо не распространяясь:

– Нет, ездил по делам.

– И я тоже по делам, у меня там сын учится в военном училище, – не без гордости сообщила женщина.

Парень слушал ее невнимательно и думал о своем, о том, что, факт, она уже не девочка, лет за тридцать пять или чуть больше. Не возраст для женщины, если следить за фигурой и лицом.

Ему казалось, что соседка может дать фору семнадцатилетней девушке. Лицо особо красивым не назвать, но довольно приятное, особенно, когда она улыбается. Открытые сероватые глаза, в меру полные чувственные губы, небольшой чуть курносый носик. За ней стоило приударить. Короткий флирт, сближение… и расставание.

Утренняя сцена стояла у Владлена перед глазами, ему до дрожи захотелось прервать Матрену, взять ее маленькую теплую ладошку и всем телом почувствовать прикосновение ее пальцев. От жарких мыслей даже есть расхотелось. Словно уловив, о чем мечтает ее собеседник, Матрена замолчала и виновато улыбнулась.

– Тебе, наверное, неинтересно? – спросила она, глядя на парня широко открытыми и потому кажущимися наивными глазами.

Но только что-что, а простодушной наивности в них не было ни на йоту, напротив, необъяснимо дерзкое таилось в них, манило парня, настойчиво подталкивало его, обещая все или почти все из того, что он мог себе вообразить.

– Вай! Какой женщина! Цветок!

Приоткрыв дверь, в купе заглянул мужчина, явно кавказского происхождения, скользнул оценивающим взглядом по Матрене.

– Не смотри такой грозный, эй! – он недовольно поморщился, наткнувшись на помрачневшее от хамской бесцеремонности лицо сидящего напротив женщины парня. – И сам ухожу, да…

Гордый джигит отправился дальше в поисках приключений, и дверь медленно и с неохотой вернулась на место.

– Ты такой сильный, – произнесла Матрена.

Парень не знал, что она имела в виду под словом «сильный», да оно его и не интересовало, у него имелись собственные взгляды на происходящее и собственное понимание ее слов.

Повернув защелку замка, Владлен опустился на полку рядом с женщиной. Она доверчиво улыбнулась и отложила яблоко, которое с удовольствием грызла. Нежно взяв руку Матрены, еще пахнущую свежестью яблочного сока, парень поднес ее к своим жаждущим губам. Он быстро скользнул вверх от запястья и, прочертив языком полоску на ее коже, замер там, где начиналась ткань халата.

– Подожди, торопиться не надо…

Откинувшись к стенке, женщина постанывала от получаемого удовольствия. Стоны ее, стук колес, шаги и голоса где-то за дверью в коридоре слились в одну чудесную музыку, которая кружила парню голову и воодушевляла его на новые ласки…

Некоторое время Матрена лежала без движения, затем открыла глаза и, повернувшись, прикоснулась к нему губами. Женщина благодарила его за краткий миг бабьего счастья. Но не более того. Никаких чувств, кроме похоти и животной страсти…

Проводница в коридоре объявила о скором прибытии в Читу. Владлен выходил на остановку раньше.

– Мы еще увидимся когда-нибудь? – спросил он возле двери.

– Когда-нибудь? – равнодушно повторила Матрена. – Лет через пять я стану старой и некрасивой бабой, я стану тебе не нужна, как и сейчас я тебе, в общем-то, не нужна. Постарайся меня забыть. Я уже ничего не помню. Смотри на жизнь проще…

Поезд остановился, заскрипев вагонами. Вышел Владлен, что называется, по-английски, не прощаясь. Поскучневшая женщина осталась сидеть в купе, безразлично глядя в окно. Думала она, что пройдет время, и все забудется о мимолетной интрижке в дороге.

Но судьба распорядилась по-иному. Буквально через месяц у Матрены трагически погиб сын Игорек. Экипаж боевой машины, провалившейся под лед, задохнулся, не сумев выбраться.

Узнав о постигшем ее горе, женщина поседела. Потеряв все в своей жизни, Матрена попыталась покончить с собой, приняла огромную дозу снотворного. В больнице ей сообщили о том, что она ждет ребенка. И Матрена очнулась…

Всего этого Мартов не знал. Он несколько лет ходил по тем же самым улицам, что и его малолетняя дочь, пока его не перевели на новое место службы.

Вторая их встреча уже не носила случайный характер, но, увы, большой радости не дала. Ни ему, ни Матрене…