Читать книгу Партия - Роман Александрович Денисов, Роман Денисов - Страница 18

Случилось это в обычном московском роддоме, на 2-й Миусской улице, в советское время, незадолго до Олимпиады, после смерти Павла VI. Августовским вечером родились два мальчика с почти похожими фамилиями: у одного – Левин, у другого – Лёвин. Разница в двух не всегда ставящихся точках над буквой. Между тем отличие в происхождении было значительным. Мальчик Левин происходил из древнего рода бердичевских раввинов, переселившихся в Москву незадолго до начала Первой мировой. Мальчик Лёвин по материнской линии происходил из дворян Курской губернии, а по отцовской – из семени уральских казаков. Впрочем, на момент родов все родители относились к одному классу – советской интеллигенции.

У обеих мам роды прошли без осложнений. Новорождённых представили влажным и прекрасным, как у всех рожениц, материнским глазам и, как водится, унесли купать. После сняли параметры, которые оказались очень схожими, надели бирки с фамилиями, запеленали в одеялки. Через неделю молодых матерей вместе с малышами забрали счастливые отцы; при выходе из роддома они столкнулись в дверях, иссиня-чёрный и тёмно-русый, вежливо раскланявшись, подошли к стоящим подле роддома такси, один к салатовой, другой к голубой «Волге». Салатовая машина повезла родителей с новорождённым на Трёхгорный вал, что на Пресне, голубая – на Сумской проезд в Чертаново.

На Трёхгорном ребятёнка с роженицей встречали шумно и как-то по-особенному. Дедушка по отцовской линии Семён Яковлевич прочитал молитву. Расцеловал невестку Аню, сына Игоря и маленького, как уже придумали наречь младенца родственники, Беньямина, или Вениамина – «для конспирации», шутила бабушка Наталья Иосифовна, мать Анны. Все готовились к обряду бритмила, ведь завтра наступал восьмой день с момента появления на свет. Обрезание крайней плоти требовало присутствия определённого числа людей и, конечно, раввина. Так оно и произошло, в присутствии десяти мужчин и доброго знакомого – рава Тышмана – опытным человеком, моэлем, было сделано обрезание. Для этого были приняты меры предосторожности, все очень боялись привлечь внимание КГБ, задёрнули шторы, заходили в квартиру парами и с выдержанным промежутком. Во время операции и чтения молитвы включили погромче радио, концерт Бородина: «Скерцо» ля-бемоль мажор. Радио, как и всеобщее восклицание «мазл тов!», заглушил необычайно громкий крик младенца. После обряда гости сели за круглый стол, из старинного буфета хозяйка любезно извлекла бутылочку белого вина, специально бережёную на такой случай, и собравшиеся, закусив вкуснейшим маринадом, углубились в житейские разговоры. Не обошлось и без традиционных анекдотов, вот один из: «Тётя Сима так заботилась о своём молодом муже, что у неё появилось молоко». Только Семён Яковлевич ушёл из-за стола, он не любил пустословных бесед. Зашёл в комнатку к заплаканному младенцу, рядом с которым сидела мать.

– Ну как он, успокоился? – шёпотом осведомился дедушка.

– Да, только заснул, порошок помог. Удивительно, как быстро перетерпел.

Дедушка улыбнулся:

– Знать, праведником будет. К собственной боли относится равнодушно.

Дед пристально посмотрел на малыша, и его длинная седая борода коснулась лица ребёнка.

– Папа, ну куда вы своей мочалкой лезете, – забеспокоилась мать.

– Молчи, неразумная, – рассердился старик и неопределённо хмыкнул.

Так и зажили, родители и родители родителей, с маленьким Веней, все в двухкомнатной квартире, между прочим.

Мальчик рос здоровеньким курносым крепышом, организм развивался нормально, на головке закучерились светлые волосёнки, что слегка обеспокоило родителей и чуть сильней потревожило стариков (все они «от Адамова колена» с самого рождения были отчаянные брюнеты). Первым задумался мудрый Семён Яковлевич, он всё чаще заглядывал в лицо ребёнка, косо посматривал на невестку и всё больше многозначительно помалкивал, когда какая-нибудь бабка, покачивая ребёнка на коленях, приговаривала:

– Вот какой наследник растёт, умненьким будет, многому научится, всех умней будет.

Дедушка Семён ни с кем не делился своим подозрением – ни с женой Майей Борисовной, ни с детьми. Второй дед, Аркадий Аронович, очень скоро, почти сразу после рождения ребёнка, умер от рака лёгких, а больше никому из родных Семён Яковлевич доверяться не хотел.

Ну как бы то ни было, а ребёнок рос себе, не обращая внимания на некоторое недоумение со стороны взрослых. Стали проявляться качества его характера. На детской площадке он охотно делился игрушками и здорово помогал таким же карапузам, как он, лепить куличики. К маминому неудовольствию, однажды Веня подарил лопатку вместе с ведёрком соседской девочке. Пришлось Анне Аркадьевне идти в гости за стиральным порошком к родителям этой девочки и там между делом в шутку рассказать о событии в песочнице; а как ещё было вернуть игрушки? Этот инцидент стал предметом беседы родителей с маленьким Веней. Он смотрел своими огромными серыми глазами и делал вид, что всё понимает.

Папа, кстати сказать, администратор филармонии, начал сызмальства прививать сыну любовь к музыке, благо инструмент дома был, и не какой-нибудь, а «Бехштайн». В дальнейшем он рассчитывал учить на нём сына, а пока Вене дали десятиклавишное пианино «Кроха», на котором он и тренькал, раздражая маму, которая считала, что лучше бы сыну развивать моторику, разминая пластилин или глину, чем несносно молотить по дрянной игрушке. Мать Вени преподавала в школе изобразительную пластику.

Другое дело дедушка, он не занимался мелкими разбирательствами, не участвовал в дискуссии о моторике, его интересовали сущностные вопросы, поэтому, как только Веня заговорил, Семён Яковлевич наряду с русским языком стал обучать его ивриту. Он много читал мальчику священные тексты из Торы, чтобы, по его словам «через слух закрепились в неокрепшем сознании древние божественные законы», – а осмыслит он их-де потом. Приходя с внуком в молитвенные дома и выслушивая неприятные вопросы, дедушка Семён заверял собравшихся в чистоте мальчугана, показывая справки из поликлиники с совпадением группы крови с родительской; дедушка действительно ходил в районную поликлинику к своему приятелю Николаю Наумовичу Купернику, где тот сделал анализ крови Вени (генетическую экспертизу тогда не проводили), группа оказалась первая, как и у родителей. Это, конечно, было сомнительным доказательством, но дед как-то успокоился.

Минул возраст яслей и детского сада, куда мальчик не ходил, наступила пора школы. Веня, умевший считать до ста, уже немного писать и читать, подкованный ивритом и знавший наизусть некоторые притчи Аггады, в форме первоклассника с нарядным ранцем за спиной пошёл на торжественную линейку.

Учёба давалась легко, фамилия Левин красовалась под улыбчивым портретом в вестибюле школы. Он, как все дети, любил неподдельно улыбаться и охотно позировал, когда его снимали для доски почёта. Под папиным руководством Веня легко обучался игре на пианино, и отец полушутя называл его вундеркиндом. Родители не могли нарадоваться на ребёнка, дедушка важно рассказывал про внука во дворе и в общине, всё шло отлично. Правда, пару раз случались казусы, на что Семёну Яковлевичу оставалось лишь удивляться.

Например, это было ещё в младших классах, мальчик спросил за ужином:

– А почему мы не считаем Иисуса Христа Мессией? Только лишь потому, что он принёс учение для всех, а не только для нас?

Мама вскрикнула:

– Не смей говорить такие глупости!

Веня очень испугался, ведь мать никогда не кричала на него и всегда была ласкова, а больше мамы он не любил никого, хотя дедушка и учил, что превыше всех надо любить Творца.

Аргументация дедушки на неуместный вопрос была более веской:

– Видишь ли, Беньямин, – так он называл Веню лишь в особых случаях, – если бы Иисус Христос был Мессией, он должен был тогда принести мир всем народам. Как сказано у пророка Исайи: «И перекуют все народы мечи свои на орала и колья свои на серпы; не поднимет меча народ на народ, и не будут больше учиться воевать. Молодой лев и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их». Разве это случилось? Разве мир не наполнен страданиями и войнами?

– Но разве это не от того, что люди не услышали Христа, а вместо этого распяли его?

– Слушай и не перебивай, что говорили мудрецы, толкователи этого события, то и есть истина. А то вздумал спорить с учителями! – Дедушка гневно посмотрел на родителей, которых тоже осуждал за несоблюдение галахических правил, особенно за нарушение субботы. – Кстати, а почему он по субботам ходит играть в этот хоккей?

Тут вмешалась бабушка Майя Борисовна:

– Если он не будет ходить в кружки, то это будет как-то подозрительно.

– Ах, мама, сейчас уже не то время, вы продолжаете жить в пятидесятых, – ответила Анна.

– Ну конечно, вы все тут такие молодые и умные! А на секундочку, весь дом на мне висит, и с Веней я сижу вместе с дедом, а вы с ним совсем не занимаетесь, всё по митингам бегаете, плевать вам на ребёнка! – Бабушка сильно разгорячилась, и, как у женщины полнокровной, у неё густо покраснело лицо.

Родители Вениамина действительно часто ходили на митинги в поддержку демократических перемен и даже лично были знакомы с Валерией Новодворской.

– Всё, хватит! Не хватало ещё, чтобы соседи милицию вызвали из-за ваших криков. Пойдём, включишь мне телевизор. – Дедушка встал и поманил пальцем Игоря. Семён Яковлевич презирал телевизор, не любил до него дотрагиваться, но иногда всё же смотрел.

Когда часть родных ушла и за столом остались Веня и мама, она тихо спросила:

– Тебе действительно нравится играть в хоккей?

– Очень.

Вздохнув и немного помолчав, она сказала:

– Какой-то Лёша звонил, пока ты был на английском. Он спрашивал, почему ты не пришёл на тренировку.

– Ну и пусть звонит, он меня жидом назвал, а я ему ответил: сам жид!

Мама подошла к сыну, нежно погладила, поцеловала в макушку.

Шли годы, волосы Веньки потемнели, став тёмно-русыми, глаза так и остались серыми. Ровно перешагнув из одной страны в другую, хоть и чуть меньшую по размерам, юноша продолжил жить и познавать в других условиях. Победы на математических олимпиадах он чередовал с неудачами в хоккее и в результате бросил им заниматься, однако любил смотреть матчи и старался их не пропускать.

Теологические занятия и изучение Пятикнижия вкупе с интересом к науке приводили любопытный ум к серьёзным заключениям. Что стоит, например, его теория, высказанная на праздничном молодёжном собрании в отреставрированной синагоге на Бронной. В ней Веня, в частности, прослеживал прямую параллель между древним законом, указанным в Два-рим, об определении еврея по матери и генетическими исследованиями, которые открыли, что у женщин две половые Х-хромосомы, а у мужчин одна, соответственно, в два раза больше генетической информации передаётся ребёнку через женщину; чуть позже Вениамин узнал, что у ребёнка пополам мужских и женских генов и что недостающие гены компенсируются другими хромосомами. И хотя учителям понравилось стремление юноши связать древность с научными теориями, ему посоветовали лучше углубиться в изучение Шулхан Арух, правил практического поведения.

В старших классах Веня постепенно стал заниматься общественной деятельностью, ходил на демонстрации в поддержку большей либерализации политики государства, агитировал одноклассников не быть равнодушными к происходящему. И однажды чуть не попал в автозак при разгоне несанкционированной акции у здания МВД, получив несколько ударов по спине резиновой палкой. После этого по настоянию родителей он прекратил митинговую активность, дабы без лишних проблем начать учёбу в престижном институте, светящую ему благодаря скорой золотой медали.

Год поступления в институт стал трагическим, умер дедушка Семён Яковлевич, которого Веня искренне любил и к словам которого прислушивался. Инфаркт. Оказалось, что у него в банке хранились крупные сбережения. Откуда? На этот вопрос не могла ответить даже бабушка Майя. Потом выяснилось, что он завещал всё перовской общине «Шамир» на постройку там синагоги.

В институте Вениамин впервые познал радость женской любви, это случилось после празднования сдачи сессии. Он первый раз выпил вина и опомнился, только когда механически двигал тазом и обнимал свою сокурсницу, лёжа на кафедре в аудитории. Сокурсницу звали Ася. Она ему сразу понравилась, да и неудивительно, ведь то была настоящая красавица, за которой ухлёстывал весь курс. До сих пор они очень мило общались, даже сдружились, но чтоб дошло до такого! Только в мечтах Веня мог себе это представить. Напрягшись всеми мускулами и испытав небывалое состояние боли и блаженства, Веня излил горячее семя в лоно подруги. С непривычки ему показалось, что он справил нужду по-маленькому, и, смешно испугавшись, молодой мужчина отскочил. Растянувшаяся в шпагате Ася протянула руки, возвращая его. Он в истоме приник к девушке, жарко целуя её в шею.

– Для первого раза, Левин, ты продержался довольно долго, – прошептала Ася ему в ухо.

Веня немного сконфузился. Он гладил её дреды, водил ладонью по прелестному, в веснушках лицу. Она тоже гладила мягкой ладошкой его скулы, подбородок.

– Какой у тебя красивый нос и губы, прямо лицо древнерусского витязя.

– Знаешь, я еврей, – гордо признался он.

– Для меня ты витязь.

С той поры завязался у молодых студентов роман, и ещё какой. Такой, что после месяца отношений Веня решил привести её в дом. И вот это, пожалуй, было ошибкой.

Встретив Асю довольно ровно, мама после её ухода произвела маленький допрос:

– Веня, ты с ней как? У вас серьёзные отношения?

– Да, очень.

– Слушай, я этого знать не желаю. Можешь дружить, гулять там, ходить в кино, но уж, конечно, не думать о серьёзных отношениях с этой веснушчатой гойкой! – разнервничалась мама.

– Ты что говоришь-то, я её люблю, и мне всё равно, кто она!

Веня впервые закричал на мать; оробев от этого, он убежал к себе в комнату и закрылся.

Дело принимало серьёзный оборот. Увещевания родителей и бабушки имели мало толку. Тогда было решено пригласить рава Хаима, пожилого цадика, друга дедушки Семёна.

Когда рав Хаим остался один на один с Веней, он спросил:

– Беньямин, ты убеждён, что по материнской линии у неё нет ни капли нашей крови?

– Меня мама уже просила узнать у неё об этом и, если найдётся, принести справку. Но Ася сказала, что нечего и искать, да и унизительно это.

Тогда рав сказал:

– Послушай, мальчик мой, я не буду говорить тебе о молодости и всяких чувствах, но внемли одну вещь. На протяжении тысячелетий наш народ, подобно реке, тёк по самой разной местности, по равнине и горам, по болотистым поймам и лесам, впадал в озёра, пруды, болота, но вытекал оттуда чистым потоком. Были времена, когда наше русло мелело, были, когда оно замерзало, но всё же река несла свои воды и подо льдом. А теперь представь, если, как ты, сначала немного, потом всё больше и больше евреев захотят отделиться от основного потока и утечь в сторону, что будет? Правильно, река пересохнет, и останется сухое потрескавшееся русло. И ответь мне, эти тонкие, скудные, отделившиеся струйки куда-нибудь дотекут? Нет, они или очень скоро сами пересохнут, или впадут в другие потоки. А в отличие от нашей реки, разве знаешь ты, куда текут они? Наша же река несёт священные воды, и поток её уходит в небо к Всевышнему. Подумай об этом, мой мальчик, и ещё подумай, что бы сказал твой дедушка, который сейчас смотрит на тебя с небес.

По выходе от Вени рав Хаим обратился к родителям:

– Слушайте, надо срочно приискать ему симпатичную еврейку из общины, и, извините, сексуальную, на фото та его девица очень соблазнительна, вот он и подвергся искушению.

Вениамин, лёжа на кровати в своей комнате, переосмысливал всё сказанное. Слова рава прокручивались в мозгу, острыми шестернями срезая всё, что он себе намечтал. Милое сердцу веснушчатое лицо Аси с чуть пухлыми, никогда не испачканными помадой губами, сине-зелёными, слегка раскосыми глазами не шло из памяти. Голова начала сильно болеть, и, чтобы хоть как-то отвлечься, Веня решил пойти на хоккей, сегодня как раз был матч его команды.

Шмыгнув мимо кухни, где мама и бабушка что-то стряпали, он вышел во двор и направился к метро.

Красочный баннер перед Дворцом спорта на Ленинградке анонсировал дерби между клубами «Динамо» и ЦСКА, за последний и болел Веня. Купив билет, он зашёл на трибуну фанатов ЦСКА, поближе к скамейке команды.

В первой тройке играл восходящая звезда, нападающий Мирослав Лёвин, под номером 43. Матч начался нервно, уже сразу динамовцы провели несколько опасных атак и нанесли пару разящих бросков, было видно, что они переигрывают армейцев. Давление нарастало. Голкипер с защитой еле справлялись с натиском соперников. Но тут в центре площадки произошёл обрез, неаккуратно сыграл защитник динамовцев, и Лёвин, перехватив шайбу, стремительно выкатился один на один с вражеским вратарём, обманное движение, страж лежит на льду, бросок под перекладину. 0:1! Герой начала матча Лёвин, радостный, подкатывает к скамейке, получает поздравления и поднимает взор на трибуну, приветствуя зрителей. Тут они встретились взглядами. На секунду у хоккеиста пропадает улыбка, глаза застывают, впрочем, это продолжалось лишь мгновение. Уже звучит свисток судьи, игра продолжается.

Вениамин, опешив от странного ощущения, решил сходить за водой в киоск, находившийся на выходе с трибуны. Когда он поднимался по лестнице, у него забренчал телефон, номер был её. Веснушчатая мордашка высветилась в памяти, дрожь спринтом пробежала по телу.

– Привет, Ася, – начал Веня волнуясь.