Читать книгу Партия - Роман Александрович Денисов, Роман Денисов - Страница 24

с7 – с6

Оглавление

Шесть углов одной фигуры

Славный выдался денёк, солнце только что выглянуло из-за белой тучи и принялось медленно печь. Архипу оно напомнило яичницу, которую он ел намедни у добрых людей. Присев на валун, обтёртый многими путниками, он всмотрелся в даль. Поле, а за ним лес, болото и снова лес. «Любопытно, это малый камень или же верх горы, сокрытой под землёй? – думал мужчина. – Ежели верх горы, то я её царь, а ежели валун – то царёнок».

Он нигде никогда толком не жил; сначала его таскала за собой мать, бродившая с отцом из деревни к селу и обратно к деревне, потом он сам повторил их странствующий путь. Архип был сказочником, как и его родители, он кормился тем, что рассказывал людям сказки, а они взамен чудной кривды давали от себя пищу, иногда кров. Жизнь перекати-поля нравилась ему, да он и не знал другой. Только однажды в одной деревне надумали его насильно женить и оставить, даже заперли в сарае до утра, когда в церковку должен прийти поп, да убежал Архип, как кабан, прорыл ход и дал стрекача. Теперь он шёл к маленькой слободке, босой, с узелком, набитым берёзовой корой и причудливыми коряжками. Кора была нужна для рисунков, которые он делал в каждом согретом человеком месте, а коряжки дарил детям.

Сначала всё, что он баял, было запомнено им от родителей, в первую очередь от отца, который передавал от деда, а тот уже от своего деда. Но Архипу скучно было просто пересказывать, поэтому он старался присочинять своё. Вот и сейчас он сидел и думал сказку.

«Решила курочка взлететь выше своего вершка, силилась, мучилась, да ничего не выходило. Тогда она попросила ветер: “Ветер, ветер, помоги мне взлететь высоко-высоко”. – “Дай мне своё око, тогда помогу”. Отдала курочка своё око, взлетела, да не так чтобы уж очень высоко. Тогда она попросила у травы: “Трава, трава, помоги мне взлететь выше деревьев”. – “А что ты мне дашь за это?” – “Я дам тебе око”. Взяла трава второе око у курочки. Курочка взлетела, да так, что самые высокие сосны остались далеко внизу, а земля стала как блюдце перевёрнутое. Но узреть этого она уже не могла, и подумалось ей, что летит она не выше кустика. Взмолилась тогда курочка: “Ветер, трава, верните мне мои очи!” И сжалились они над глупой курицей, вернули ей зрение. Вот курочка с тех пор так и ходит по земле и редко когда взлетает выше жерди в своём курятнике».

Рассказав самому себе сказку, Архип поднялся с начинающего морозить его валуна и пошёл дальше по дороге тысячи стоптанных лаптей к ближайшему жилью.


Хань Вэн катил своё колесо по раскисшей от дождя дороге. Колесо было тяжёлое, от грузовой телеги, в которую обычно впрягают волов или тягловых лошадей. Он катил и катил его по дорогам и бездорожью уже много лет, с тех пор, как его выгнали из монастыря в Лунмэне, дав это наказание. Оно заключалось в завете ворочать пудовое колесо двадцать лет и два года – за спор и неуважение к учителю. Началось всё с того, что Вэн, резчик по камню, пренебрёг строгими правилами изображения и сделал лицо Будды по своему вкусу. Статуя была небольшая, место ей определили в нише одной из пещер горного монастыря. Он всего лишь изменил угол губ и разрез глаз, но мало того, он принялся спорить с начальством, отстаивая свою правоту. А потом случилось самое постыдное: в порыве гнева он толкнул своего наставника, старика. Если бы он мог увидеть себя со стороны в тот час, то обязательно проломил бы дубиной свою голову. Как же он теперь сожалел. И вот исход – монах катит колесо, и ему запрещено останавливать его движение, поэтому, когда Вэн хочет спать, он продевает руки и ноги в дыры между спиц и дремлет, пошатываясь из стороны в сторону, оставляя колесо в движении. Иногда он хитрит, встречая по пути какую-либо телегу, договаривается поменять одно из колёс на своё, тогда можно пристроиться на повозке, поесть или даже поспать в спокойствии, сколько позволит возница. Далеко не все верят или понимают его рассказ, но мир не без сочувствия; вот и сейчас он встретил погонщика, возвращавшегося с базара, где ему удалось продать весь свой товар – сушеную рыбу. Рассказав в какой уже раз свою историю, монах рассмешил крестьянина, а это добрый знак. Он сам помог поменять колесо. Постылое заскрипело на оси, а менянное бросили в порожнюю телегу, куда люди и сами устроились, даря отдых ногам. Быки тронулись.

– Сколько же ты так катишь? – спросил крестьянин монаха.

– Девять лет.

– А осталось сколько?

– Тринадцать.

Крестьянин присвистывает и качает головой. Протягивает монаху рыбку. После перекуса можно и вздремнуть. Но чуток сон горемыки, подобен он птице, охраняющей птенцов в гнезде. Забравшись наверх перевала, телега почти остановилась, и Вэн, вовремя вздрогнув, тронул крестьянина, тот, залюбовавшись открывающимся видом изумрудной долины с бриллиантовой полоской моря вдали, понял жест и медленно покатил повозку под гору.

Порывшись в мусорной куче, Том Колокольчик нашёл только рыбьи головы да гнилой лимон; не слишком хороший улов с утра, однако пришлось довольствоваться этим. Мальчик сел на поломанный деревянный ящик и принялся поглощать найденное, поглядывая на убогие судёнышки некогда оживлённого торговлей и множеством крупных кораблей пролива Саутгемптон-Уотер.

Колокольчиком его прозвали за звонкий, словно серебряный, смех, которым он перебивал самые грязные ругательства и грубые шутки. Он пришёл из Северной Шотландии вместе с родителями, искавшими лучшей жизни. По дороге родители умерли от чумы, зайдя не в тот город. Мальчика Бог миловал. Дальше на юг он пошёл один, в свои неполные девять лет. Добравшись до самого юга, он упёрся в море и вот уже третий год жил в Саутгемптоне. Портовая шпана вроде спившихся моряков без крыши над головой, самых дешёвых проституток в Англии и малолетних воришек стали его кругом. Порой, чтобы найти себе пропитание, Том и сам залезал в карман зазевавшегося человека. Его несколько раз ловили и могли бы забить до смерти, если бы не его смех, который обезоруживал самого лютого человека. И то сказать, любой пойманный мальчишка с уже расквашенным носом плакал бы в три ручья и молил о пощаде, а этот… Только стоило поймавшему его в удивлении ослабить руку, как Колокольчик вырывался и давал дёру, скрываясь в портовых трущобах.

Сейчас паренёк жевал голову сельди и думал: куда бы дальше пошли его родители, дойдя до этого города? Ясно, что здесь долго задерживаться им не стоило. Морская торговая и военная жизнь ныне кипела на западном побережье в Бристоле. Оттуда отправлялись корабли в страны, где можно за год стать богачом, туда, где растут сладкие диковинные фрукты, где золото намывается в реках бочонками из-под рома и где кошки величиной с волка. Так говорил Колокольчику один нищий, бывший матрос, объездивший когда-то весь свет, а сейчас питавшийся портовыми крысами. Мальчик, открыв чумазый рот, слушал старика, пока не приходили его подпитые друзья и не сбрасывали ещё более пьяного рассказчика с бочки, на которой принимались играть в кости.

К парнишке подошёл моряк и стал пристально его разглядывать. Потом улыбнулся и спросил:

– Томми?

Колокольчик с удивлением уставился на него, его крёстное имя тут не знал никто.

Оказалось, что это человек, знавший его отца, родом из Северной Шотландии. Моряк наскоро расспросил мальчика об обстоятельствах смерти родителей и о нынешнем его положении, подумал и сказал:

– Вот что, у нас на корабле есть свободное место юнги, мы отплываем сейчас в Швецию, пойдём со мной, будешь сыт и мир посмотришь.

– А в Швеции лимоны есть? – спросил обрадованный Колокольчик.

Партия

Подняться наверх