Читать книгу Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка - Роман Евлоев - Страница 8

Античные мифы утверждают, что во время своих странствий Геракл поставил на берегах Гибралтарского пролива два «столба», обозначив таким образом границу между миром людей и «морем мрака». Мореходам категорически запрещалось преступать ее, но… Даже величайшему из героев оказалось не под силу противостоять людскому любопытству и жадности. Проводником же этих старых как мир пороков в Новый Свет стал человек по имени Христофор Колумб. Именно ему, сыну простого генуэзского ткача, было уготовано до неузнаваемости перекроить мир.

О ранних годах жизни великого мореплавателя мало что известно достоверно. Историкам остается лишь по косвенным признакам угадывать момент озарения, навсегда изменившего и жизнь самого Колумба, и облик всего мира. Хотя к тому времени он уже состоялся как опытный морской путешественник и картограф, но ни успешная карьера, ни женитьба на дочери губернатора Порту-Санту не сделали Колумба богачом. Средства на задуманную им экспедицию Христофору пришлось искать по всей Европе, а порой и за ее пределами.

Разумеется, прежде всего Колумб обратился к своим землякам и первым нанимателям – генуэзцам. Вельможи знаменитого купеческого города даже не удостоили его ответом. В последующие годы Христофор искал финансирования всюду, где только было возможно. Он состоял в переписке с королем Англии Генрихом VII и якобы даже возлагал надежды на благосклонность османского султана Баязида II Святого[28]. Сложно представить, каким был бы наш мир, не сочти Баязид II идею Колумба безумной…

В 1483 году Колумб представил проект своего путешествия на запад португальскому монарху Жуану II Совершенному. Молодой король слыл человеком прогрессивным и, подобно своему великому дяде[29] Энрике Мореплавателю, живо интересовался географическими исследованиями, результаты которых могли бы принести пользу казне и короне. Эти качества делали его весьма популярным среди мечтателей и сорвиголов, надеявшихся вписать свое имя в историю за счет короля. Специально для рассмотрения многочисленных прошений Жуану II даже пришлось создать специальный ученый совет.

К несчастью и для Колумба, и – в гораздо большей степени! – для Португалии, начало 80-х годов было не самым удачным временем для крупных рискованных инвестиций. Жуан II боролся с заговорщиками и не мог уделить поданному проекту должное внимание. Саму идею поиска западного пути в Индию король воспринял очень благосклонно, однако окончательное решение вопроса отдал на откуп Математической хунте (так называли Лиссабонскую академию астрономии и математики). После долгого рассмотрения члены ученого совета постановили отказать Колумбу в его просьбе.

Впрочем, португальцы отвергли услуги Колумба, но не его смелые идеи. Два корабля под командой Фердинанда ван Ольмена отправились через Атлантический океан, чтобы открыть для короля лежащие за ним земли. Попытка не имела успеха, и когда надежда на благополучное возвращение экспедиции окончательно канула в «море мрака», Жуан II направил Колумбу письмо с приглашением вернуться в Лиссабон и гарантиями личной безопасности. К тому времени Колумб уже искал счастья в Испании.

Первые встречи с Католическими королями[30] не принесли ему желанного результата. Рекониста входила в завершающую фазу, и до падения последнего мусульманского оплота царственные супруги не желали – да и не могли – выделить просителю необходимых средств. Не случилось этого и после взятия Гранады 2 января 1492 года. Напрасно Колумб с воодушевлением маршировал на триумфальном параде – собранный королевский совет снова отклонил его проект.

Отчасти в неудаче было повинно и честолюбие самого Колумба. За еще не оказанные Испании услуги он потребовал небывало высокую для человека с улицы плату: титул Адмирала мирового океана, огромное пожизненное жалованье и должность вице-короля всех открытых им земель. Фердинанд II счел притязания генуэзца неприемлемыми и прервал всяческие переговоры с ним. Его супруга оказалась более дальновидной. Исследователи называют несколько возможных причин, которые могли заставить королеву принять сторону Колумба.

Во-первых, Изабелла Кастильская не желала отдавать лавры первооткрывателя более сговорчивому монарху – разочарованный очередным отказом Колумб во всеуслышание объявил о желании перебраться ко двору Карла VIII, прозванного Любезным. Во-вторых, будущий Адмирал мирового океана сыграл на религиозности «христианнейших королей», пообещав, что станет – от имени венценосных спонсоров, разумеется, – проводником истинной веры в открытых им землях. И наконец, в-третьих, османы таки сыграли свою роль в этой истории – в беседе с Изабеллой Колумб обмолвился, что успех его начинания вполне может открыть для уже прославившихся в борьбе с маврами испанцев путь для атаки на грозную Османскую империю с тыла, дабы Католические короли освободили от власти неверных Палестину и Гроб Господень.

Как бы то ни было, 17 апреля 1492 года стороны подписали долгожданное соглашение. Несмотря на прямой королевский указ в десять дней снарядить для Колумба три судна, на подготовку ушло десять недель. Однопалубные быстроходные каравеллы «Пинта» и «Нинья», а также более тяжелая каракка (или нао) «Санта-Мария» вышли из порта лишь 3 августа 1492 года. Капитаном флагманской «Санта-Марии» и командиром всей небольшой эскадры был сам Колумб, кораблями поменьше командовали Мартин Алонсо Пинсон и Висенте Яньес. Среди участников экспедиции были полицейские и чиновники, владевший арабским языком переводчик, но ни одного клирика – странное обстоятельство, идущее вразрез с одной из главных заявленных целей похода.

Колумб негодовал – по его словам, флагман был «плохим судном, непригодным для открытий». Немногим лучше обстояли дела и с меньшими кораблями. Едва успев лечь на курс, суда экспедиции на много дней встали на рейде одного из Канарских островов для ремонта «Пинты». После исправления рулевого управления и устранения течи на каравелле флотилии пришлось пережидать штиль. Возобновить движение по намеченному маршруту экспедиция смогла только 6 сентября.

В следующие 33 дня адмиралу[31], как теперь стали называть Колумба, пришлось использовать все свое красноречие и личное обаяние, чтобы ободрить людей и поддержать в команде веру в успех предприятия. Использовал Колумб и другие уловки – например, сознательно преуменьшал в судовом журнале пройденное флотилией расстояние.

Несмотря на все ухищрения, матросы были настроены бунтовать. Поводом для неповиновения становились даже отменная погода («Недостает лишь пения соловья!» – писал Колумб) и сильный попутный ветер – моряки боялись, что такое постоянство воздушных течений не позволит кораблям вернуться в Испанию. Открыто раздавались предложения бросить безумного адмирала за борт и спасаться самим. Найденные водоросли и замеченные птицы воодушевили было людей, но ненадолго.

10 октября Колумб обратился к роптавшей команде «Санта-Марии» и пообещал, что если в течение следующих трех дней они не увидят берегов, то флотилия повернет обратно. Самым нетерпеливым адмирал вынужден был напомнить, что его убийство им ничего не даст – если экспедиция вернется без королевского ставленника, всех бунтовщиков непременно казнят…

На следующий день моряки заметили проплывающую по левому борту ветку с цветами и обтесанную палку – верные признаки, что где-то совсем близко лежит обжитая людьми суша! На рассвете 12 октября команду разбудил раздавшийся из «вороньего гнезда» «Пинты» торжествующий крик «Земля! Земля!». Первым берег заметил вахтенный Родриго де Триана. Зоркие глаза севильца не только обеспечили успех экспедиции, но и сделали его богачом, ведь Католические короли обещали шелковый камзол и 10 тысяч серебром тому, кто раньше других увидит землю за океаном.

Иронично, что Родриго, ликовавший поэтому больше всех своих товарищей, радовался напрасно – Колумб не собирался делить с простым матросом ни награду, ни, тем более, славу и тотчас записал в бортовом журнале, что видел нечеткие признаки земли еще накануне вечером, но «не осмелился» давать людям зыбкую надежду.

В сопровождении двух других капитанов Колумб сошел на землю и преклонил колени, смиренно благодаря Иисуса Христа за помощь в достижении великой цели. В его же честь адмирал нарек обнаруженный ими остров Сан-Сальвадором, т. е. «Святым Спасителем» – выбор, в котором благочестивость Колумба уступала лишь его тщеславию. Назвав остров в честь Христа, адмирал тем самым подчеркнул символичность собственного имени – Христофор[32] означает «несущий Христа». Впоследствии Колумб неоднократно провозглашал себя проводником божественной воли, «дивным образом соизволившей ему все даровать», а своей главной миссией называл «перенос христианской веры через океанские воды».

Выказав почтение покровителю небесному, адмирал поспешил позаботиться и о своих земных патронах. В алых одеяниях, под развевающимся королевским знаменем с инициалами Изабеллы и Фердинанда Колумб торжественно объявил найденную им землю собственностью испанской короны – нисколько не смущаясь присутствовавших на церемонии местных жителей. Индейцы и не подозревали, что они только что стали чьими-то подданными, а просто наблюдали за пришельцами из-за моря с доброжелательным любопытством.

В отчетном письме своим венценосным спонсорам Колумб написал, что сразу по прибытии в «Индию» он на первом же острове захватил несколько туземцев в качестве переводчиков и проводников. «До нынешнего дня я их держу при себе, и они после многих бесед со мною по-прежнему уверены, что я явился с небес». Жестокости к пленным испанцы не проявляли. Напротив, Колумб всячески подчеркивал свое стремление подарками и ласковым обращением добиться, «дабы [аборигены] нас полюбили, надеясь склонить их сделаться христианами… и служить Вашим Высочествам и всему кастильскому народу».

Каковой виделась ему природа этой службы, Колумб опишет позже: «Мы уверены, что стоит только вывести их из этого состояния бесчеловечности, и… они могут стать наилучшими рабами… хорошо сложенными, весьма смышлеными и подходящими для этой цели. Многих из этих людей можно будет использовать на гребных фустах[33], что мы намечены здесь построить».

Пока же для обследования острова испанцы использовали лодки, привезенные ими с собой из Старого Света. Обогнув Гуанахани, как называли свою землю местные, европейцы обнаружили лишь несколько «жалких селений», но зато на горизонте виднелись другие берега, из чего был сделан вывод, что перед ними лежит целый архипелаг. Больше всего участников экспедиции заинтересовали крупицы золота, которым аборигены украшали себя. На расспросы местные охотно рассказывали, что драгоценный металл привозят торговцы с большого острова, где его в изобилии… «С помощью Господа нашего мы отправимся туда, где золото родится», – записал Колумб в дневнике.

Следующие две недели флотилия курсировала между островами Багамского архипелага, высаживаясь на каждом найденном клочке суши в поисках золота или пряностей. Напрасно – крохотные драгоценные украшения встречались испанцам повсеместно, но и только. Никаких признаков шахт или золотоносных месторождений разведчики не обнаружили.

Разумеется, каждая новая высадка приносила европейцам множество удивительных открытий: плетеные подвесные лежанки[34] или «представлявшие для местных жителей большую ценность сухие листья»[35]. В своем дневнике Колумб беспрестанно восхищается богатством местной природы, однако это восторг не ученого-естествоиспытателя, а хозяйственника. Адмирал стремился не к познанию, а к обогащению. По словам проводников, кратчайший путь к нему вел на юг.

28 октября «Санта-Мария» подошла к берегам Кубы. Колумб послал делегацию вглубь острова, к местному королю. В ожидании ее возвращения команда училась употреблять неизвестные в Европе здешние сельскохозяйственные культуры: сладкий картофель, маис, табак и др. Простой использовали для ремонта – после трансокеанского плавания корабли нуждались в починке. Каждый день приносил испанцам новые открытия, но главного, к чему они стремились всей душой, – золотых залежей – не было и в помине. Члены команды вновь начали испытывать раздражение.

22 ноября капитан Мартин Пинсон, который с самого начала похода регулярно выказывал неповиновение адмиралу, увел «Пинту» для самостоятельного поиска. Опасаясь, что амбициозный Пинсон первым найдет золото, Колумб решил не задерживаться у берегов Кубы и 6 декабря двинул остатки своей флотилии на юго-восток, где разведчики видели большой остров. Аборигены называли его Гаити, но Колумб окрестил остров Эспаньолой – местные долины напомнили ему пасторальные кастильские пейзажи, хоть и «во многом превосходили последние».

«Эспаньола – просто чудо, – писал Колумб. – Холмы, и горы, и долины, и равнины, и превосходные тучные земли, чтобы сажать на них и сеять, разводить всяческий скот, сооружать дома городские и сельские». Гаитяне тоже произвели на адмирала неизгладимое впечатление: «Они отличаются от жителей Кубы, как день и ночь. У местных обитателей мягкие манеры и сладостная речь – совсем не такая, как у иных народов здешних островов. Те иногда говорят так, словно кому-то угрожают».

Особенный восторг у испанцев вызывало наконец-то увиденное ими в достаточных количествах золото. «Золота здесь столько, – напишет впоследствии Колумб, – что это кажется чудом». Несколько недель флотилия двигалась вдоль берега, всякий раз останавливаясь, чтобы завязать знакомство и обменяться подарками с аборигенами из очередного поселения.

Всех посетителей испанцы подробно выспрашивали о местонахождении золотых копей, но местные касики[36] отвечали неохотно, опасаясь, что пришельцы увезут свои дивные сокровища – погремушки, стеклышки, осколки керамики, обломки обручей бочек и прочий мусор – к вождям, у которых окажется больше вожделенного гостями золота. При этом от простых индейцев испанцы постоянно слышали рассказы о баснословных богатствах, скрывающихся где-то рядом.

Особенно поразила воображение европейцев история об острове, король которого живет на золотой горе. Все эти слухи лишь распаляли азарт участников экспедиции, и, хотя торговля с индейцами каждый день приносила членам команды все больше драгоценного металла, овладевшая людьми Колумба «золотая лихорадка» побуждала флотилию вновь и вновь сниматься с якоря в поисках еще больших богатств. Однако, так и не обнаружив гору из чистого золота, «Санта-Мария» 24 декабря напоролась на риф.

Несмотря на все усилия команды и самого Колумба, флагман погиб. Содержимое трюмов частично перегрузили на «Нинью», частично складировали на территории поселения, обустройство которого по приказу адмирала начали тотчас же после эвакуации с «Санта-Марии». Это была вынужденная мера – в распоряжении Колумба оставался лишь наименьший из трех кораблей. О том, чтобы вывезти обратно в Старый Свет оба экипажа в полном составе, не могло быть и речи.

Впрочем, никакого ожесточения или борьбы за место на борту «Ниньи» не возникло. Теперь, когда испанцы убедились в наличии на Гаити вожделенного золота, члены экспедиции в надежде обогатиться за счет наивных аборигенов, напротив, спорили за право остаться в поселении, названном Ла Навидад (с испанского – Рождество), поскольку оно было основано на Рождество. Об опасности для первопоселенцев со стороны гаитян Колумб не беспокоился: «Я завязал тесную дружбу с королем сей земли, – писал он в отчете, – который гордится тем, что может называть меня своим братом. Даже если чувства его переменятся и он вздумает напасть на мой отряд, то ни он, ни его люди понятия не имеют об огнестрельном оружии и ходят голые. А кроме того, как я уже говорил, они самые трусливые люди на земле. Так что одного того отряда, мною оставленного, довольно, чтобы покорить всю ту землю, и, коль вести себя разумно, остров тот для наших людей безопасен».

Для пущей уверенности Колумб продемонстрировал королю местного племени разрушительную силу корабельных пушек. Мишенью стал остов «Санта-Марии», сослужившей таким образом последнюю службу адмиралу. Грохот и разлетающиеся во все стороны обломки повергли индейцев в ужас. «Турецкие» луки испанцев произвели на аборигенов гораздо меньшее впечатление. Местный король пожаловался Колумбу, что луками пользуются воинственные племена карибов, время от времени совершавшие опустошительные набеги на беззащитных гаитян. Адмирал тотчас же поспешил уверить собеседника, что Католические короли специально повелели испанцам защищать добрых жителей Эспаньолы от подлых карибов и что пушки обязательно обратят негодяев в бегство…

Уладив таким образом все дела, Колумб приказал готовить «Нинью» к возвращению в Европу. 4 января 1493 года экспедиция отправилась в обратный путь. «Взамен» оставленных на Гаити 39 своих товарищей испанцы захватили с собой в Старый Свет полдюжины индейцев – в качестве живого подтверждения сделанных открытий. Через два дня число свидетелей пополнилось еще и командой пропавшей полтора месяца назад «Пинты», капитан которой принес адмиралу лицемерные извинения.

Колумб их принял, хотя и не поверил в искренность капитана, – для благополучного возвращения домой соперники нуждались друг в друге. Лишним тому подтверждением стало первое за время экспедиции столкновение с враждебно настроенными индейцами, произошедшее во время последней перед трансокеанским плаванием стоянки.

16 января корабли легли на курс норд-норд-ост. Месяцем позже, 16 февраля, чудом пережившая страшный шторм, в котором каравеллы вновь потеряли друг друга из вида, «Нинья» достигла Азорских островов. Не меньшая опасность ждала экипаж на суше – португальцы тут же взяли сошедших на берег моряков под арест. Поводом, как позже объяснил Колумбу лично Жуан II, стало нарушение экспедицией Алкасовашского договора 1479 года, согласно которому подтвержденная Святым престолом прерогатива на плавание, завоевание и торговлю к югу от Канарских островов принадлежала Португалии.

Возвращение потрепанной штормами «Ниньи» породило настоящую дипломатическую бурю. Открытия Колумба кардинальным образом меняли геополитическую расстановку сил в Европе и создавали серьезную угрозу португальской гегемонии в морских сношениях со странами Дальнего Востока. К счастью для самого адмирала, дальше обвинений дело не пошло, и хотя придворные советовали скорому на расправу – в том числе и собственноручно – Жуану II попросту «избавиться» от неудобного первооткрывателя, в полдень 15 марта 1493 года Колумб благополучно сошел на пирс испанского порта Палос.

Территориальные споры – хотя, по сути, соперники делили еще даже не открытые земли – между двумя ведущими на тот момент морскими державами, Испанией и Португалией, в конце концов уладил заключенный 7 июня 1494 года Тордесильясский договор[37]. Проблема эта привлекла внимание далеко за пределами Пиренейского полуострова. Латинский перевод писем Колумба печатался в Париже и Базеле, в Италии его отчеты переложили в стихотворный размер, а в Испании путевые дневники выдержали тринадцать переизданий!

Колумба захлестнула волна славы и всеобщего обожания. Католические короли Изабелла и Фердинанд подтвердили все обещанные ему титулы и звания, даровали адмиралу личный герб и окружили всеми возможными почестями. Неудивительно, ведь Колумб заявлял, что золота в открытых им землях хватит не только на отвоевание у османов Гроба Господня, но даже и на то, чтобы «открыть душам дорогу в Рай». В качестве доказательства великого мореплавателя всюду сопровождали вывезенные им в Старый Свет шестеро индейцев. Живые экспонаты носили с собой клетки с невиданными в Европе птицами, заморские плоды, цветы и, разумеется, образцы золота.

Долгое время считалось, что среди первых «даров» т. н. «Колумбова обмена»[38] Европе был и… сифилис. По свидетельству современников, первая волна заболевания «люэсом»[39] захлестнула портовые города Испании в 1493 году, вскоре после возвращения эскадры из Нового Света. Славно погуляв для начала на родной земле, многие авантюристы из команды Христофора Колумба уже в следующем году влились в ряды наемников французского короля Карла VIII и участвовали в Первой итальянской войне.

22 февраля 1495 года армия вторжения без особого сопротивления овладела Неаполем. Празднества по случаю легкой победы затянулись на целых два месяца, по итогам которых минимум треть королевских солдат заразилась сифилисом. Пьетро Бембо в своей «Истории Венеции» писал: «Вскоре в городе, занятом пришельцами, вследствие контагия[40] и влияния светил началась жесточайшая болезнь» [41].

Войско на глазах теряло боеспособность, и потому Карл VIII не придумал ничего лучшего, как отправить больных по домам, запустив тем самым полномасштабную эпидемию, вскоре переросшую в пандемию. Еще до окончания века голландцы, называвшие сифилис «испанской хворью»[42], завезли его в Россию, а к 1512 году болезнь косила людей уже в японском Киото. Количество жертв только в Европе оценивается историками в шокирующие 5 миллионов человек.

Вопрос о том, действительно ли матросы Колумба привезли сифилис с Гаити, остается дискуссионным. В качестве контраргумента приводятся не только предположения о наличии сифилиса у того или иного знаменитого исторического деятеля, страдавшего недугом со схожими симптомами, но и археологические находки, которые неопровержимо доказывают, что сифилисом в Европе болели задолго до экспедиции Колумба. Так, специфические повреждения костной ткани, присущие жертвам именно этой болезни, обнаружены в захоронениях, датируемых еще XIII веком.

С другой стороны, генетический анализ современного вируса подтверждает родство бледной трепонемы – возбудителя сифилиса – с семейством южноамериканских трепонем, тогда как обнаруженные «доколумбовы» жертвы болезни, скорее всего, были носителями другого штамма, не передающегося половым путем. Как бы то ни было, версия о причастности Колумба к первой эпидемии сифилиса вошла в анналы не только истории, но и литературы:

Пока остальные теряли головы от «золотой лихорадки» и прочих завезенных из Нового Света болезней, Колумб активно занимался подготовкой второй экспедиции. К ее организации подошли с большим размахом – на сей раз к берегам Нового Света отправились 17 кораблей, груженных всем необходимым для заселения открытых земель, и около полутора тысяч будущих колонистов.

25 сентября 1493 года флотилия отбыла из Севильи и уже 3 ноября появилась у Антильских островов. Обитатели архипелага встретили пришельцев не столь радушно, как безобидные жители Сан-Сальвадора, – в посланную за пресной водой шлюпку полетели стрелы, оборвавшие жизнь одного из матросов. В лесах Гваделупы разведывательная группа испанцев и вовсе угодила в ловушку местного племени каннибалов. Несмотря на численное превосходство, лишь нескольких своих товарищей люди Колумба сумели отбить живыми.

Когда 27 ноября эскадра подошла к месту, где годом ранее потерпела крушение «Санта-Мария», настроение на кораблях уже было далеко от праздничного предвкушения. На берег сходили со всеми возможными предосторожностями, и не зря – на месте Навидада разведчиков ждало лишь застарелое пепелище. После тщательного расследования удалось восстановить детали произошедшего.

Пока одни первопоселенцы дрались из-за добытого золота и захваченных туземных женщин, другие продолжали грабить индейцев. С каждым разом испанцы забирались все дальше и дальше, пока не посягнули на владения Каонабо, самого воинственного из местных вождей. Наказание не заставило себя ждать – люди касика атаковали Навидад и убили всех, кого застали внутри частокола. За остальными еще несколько дней шла кровавая охота, к которой присоединились и другие пострадавшие от жадности пришельцев гаитяне.

«Так они и поступили с теми людьми, что оставались здесь, – писал Колумб в отчете, – потому лишь, что последние были беззаботны. Ибо, как бы они ни были малочисленны и сколько бы они ни давали поводов индейцам поступить так, как они поступили, никогда эти индейцы не отважились бы причинить испанцам вред, если бы видели их в состоянии боевой готовности».

Чтобы не подрывать боевой дух команды дурными ассоциациями, Колумб не стал восстанавливать сожженный Навидад. По его приказу новое поселение – значительно лучше защищенное, чем первое, – заложили на северо-востоке острова. Здесь колонистов ждала новая напасть: в лагере разразилась эпидемия неизвестной европейцам тропической болезни. Положение усугублялось жарким влажным климатом, нехваткой питьевой воды и отсутствием привычной пищи.

Не впасть в отчаяние участникам экспедиции помогала лишь весть о найденных неподалеку от нового лагеря богатых золотоносных реках. «Те из них, кто все это видел и собственными руками отбирал образцы, – писал Колумб Изабелле и Фердинанду, – вернулись обрадованные и так пространно рассказывали о великом изобилии золота, что я не решаюсь даже передать их слова Вашим Высочествам».

В итоге «золотая лихорадка» победила тропическую. Без вьючных животных новоиспеченным старателям из числа колонистов приходилось переносить намытое золото от места добычи на собственных спинах. 2 февраля 1494 года дюжина кораблей с грузом золота и пряностей отправилась обратно в Испанию. Спонсоры экспедиции приняли отчет адмирала и первые дивиденды от его рискованного предприятия с большим воодушевлением. Совсем иначе положение оценивали сами колонисты.

Особенно негодовали прибывшие вместе с Колумбом дворяне, громогласно обвинявшие адмирала в обмане – вместо легкого обогащения они нашли на Гаити лишь каждодневный тяжелый труд, все плоды которого забирала себе корона. Некоторые пытались утаивать полученное от индейцев золото, но воровство жестоко каралось. Вместе с вожделенным металлом виновные лишались ушей или даже носа…

Не меньшее разочарование испытывал и сам Колумб. Управление истощенными, больными и озлобленными людьми оказалось не тем, чего он ожидал от статуса вице-короля райских островов. Да и неуемная страсть к исследованию новых земель не позволяла сосредоточиться на скучном администрировании колонии. Сначала Колумб во главе небольшого вооруженного отряда сбежал от забот и назревающего мятежа вглубь острова, а 24 апреля 1494 года и вовсе на трех кораблях покинул Гаити.

5 мая адмирал обнаружил Ямайку. Навстречу испанским кораблям устремились десятки лодок с вооруженными туземцами. Отогнать их удалось только пушечным огнем. Аналогичный прием ждал людей Колумба и на берегу. Только когда пришельцы спустили собак, островитяне в ужасе отступили. Эффект, произведенный видом и лаем свирепых сторожевых псов, не остался без внимания испанцев – впоследствии они активно применяли против индейцев специально натасканных собак.

В отсутствие Колумба был окончательно утрачен контроль над колонистами. Убийства, грабежи и прочее насилие стали обыденностью. Если сам вице-король воспринимал индейцев хотя бы как потенциально ценное имущество, то его преемники относились к гаитянам как к бессловесному рабочему скоту. Туземцы сотнями гибли от рук испанцев, от привезенных ими болезней, многие кончали жизнь самоубийством.

Приведенные из Испании братом Колумба Бартоломео три корабля с провизией странным образом лишь усугубили ситуацию. Часть мятежных участников первого состава экспедиции воспользовалась моментом, захватила прибывшую эскадру и вернулась на ней в Старый Свет, где их лидеры приложили все усилия, чтобы выставить своего бывшего командира в наихудшем свете. Впрочем, их наветы оказались недалеки от истины.

В названный в честь королевы город Ла-Изабелла Колумб вернулся терзаемый обострившимся в походе ревматизмом и, еще сильнее, неудачей – ни один из виденных им берегов не был искомой Азией. Вместо того чтобы навести порядок среди своих бесчинствующих «подчиненных», адмирал счел за лучшее направить их разрушительную энергию в более безопасное русло. В итоге весь 1495 год он посвятил завоеванию Гаити силами прибывших вместе с его братом испанских солдат.

От былой дружбы между аборигенами и европейцами не осталось и следа. Любой проступок или даже намек на сопротивление испанцы карали смертью. Покорившимся Колумб установил налог золотом или сукном[44], а не сумевшие его выплатить обращались в рабов и высылались в Европу. До Старого Света живыми добирались не все. Так, из четырех сотен гаитян первой «партии» живого товара в дороге умерло двести человек…

Испанцы не только применяли грубую силу, но и действовали хитростью. Главную опасность для них представлял касик Каонабо, прежде уже осмеливавшийся выступать против «железнобоких» пришельцев из-за океана и даже предпринимавший попытку штурма одного из их фортов. Колумб распорядился захватить дерзкого вождя в плен и лично руководил этой операцией: «…а затем уж надо будет найти наилучший способ для захвата Каонабо – такой, какой покажется наиболее удобным, использовав при этом его мнимую дружбу с Контрерасом, дабы Каонабо уверился в христианах, не питал подозрений и не думал, что мы собираемся причинить ему зло. Вы должны также захватить его братьев, которые выйдут вместе с ним».

Касик попался в западню и был отправлен в Испанию для лицемерного суда за «сожжение поселения Навидад и другие преступления против короны». Корабль, в трюме которого держали пленника, попал в шторм и затонул вместе со всеми, кто был на борту. Еще более горькая судьба постигла впоследствии его вдову и наследницу. Анакаона – что в переводе означает Золотой Цветок – увела остатки своих людей на другую часть острова, но уже в 1503 году испанское коварство настигло ее и там.

Женщина пыталась умиротворить испанцев, организовав в их честь большой праздник, на который прибыла вся племенная знать. Когда вожди собрались в большом доме, Николас де Овандо[45] приказал подпереть двери и поджечь строение. 80 человек внутри сгорели заживо. Сама Анакаона была арестована и через три месяца повешена в испанской столице острова. Сегодня она почитается как национальная героиня Доминиканской Республики.

Военные успехи не приносили Колумбу успокоения. Все его щедрые обещания оставались невыполненными: морское сообщение с Индией или хотя бы Китаем не установлено, горы золота не найдены, даже дело обращения дикарей в христианскую веру не сдвинулось за прошедшие годы с мертвой точки. Чтобы исполнить хотя бы последний пункт, Колумб повелел воздвигнуть по всему острову высокие кресты: «Делать же это следует непременно, так как, хвала Господу, земля принадлежит христианам, и вы должны поступать так, чтобы память о том сохранилась навечно».

Помимо этого адмирал приказал вырезать на деревьях имена Католических королей. Если последняя мера и польстила самолюбию Изабеллы и Фердинанда, то никакой практической пользы венценосной чете не принесла. Доходы от колонии на Эспаньоле едва покрывали затраты на ее содержание[46], и в 1495 году разочарованное испанское правительство в одностороннем порядке отказывается от обязательств перед Христофором Колумбом.

Согласно высочайшему указу отныне любой из подданных испанской короны мог снаряжать корабли для поиска и добычи золота в Новом Свете. Спешно прибывший в Испанию Колумб сумел вернуть себе часть обещанных привилегий, но загнать иберийского джинна обратно в бутылку ему оказалось не по силам – искать счастья и славы на «райских островах» уже ринулись авантюристы всех мастей[47].

Одна из версий античного мифа, упомянутого в начале этой главы, гласит, что Геркулес не прорубал Гибралтарский пролив, а, напротив, сильно сузил имевшийся природный канал, чтобы чудища из глубин «океана мрака» не могли попасть в европейскую ойкумену. Сын Зевса даже не подозревал, что настоящие чудовища до поры таились как раз на берегах Средиземного моря, запертые там, покуда Колумб не показал им дорогу в Новый Свет…