Читать книгу Остров страха. Возрождение - Роман Грачёв, Роман Грачев - Страница 6

Празднование моего юбилея стихийно продолжалось. Точнее, продолжалось «отмечание», поскольку никаких праздничных торжеств с тостами и задуванием свечей я больше не планировал. Но слово «спасибо» мне пришлось произнести еще энное количество раз.

Днем в понедельник, когда я вернулся домой от Марины, отметились бывшие коллеги по рекламному агентству. У них я по-прежнему был на хорошем счету, хотя и не устраивал широкой отвальной при увольнении (кстати, до сих пор не могу найти ответ, почему я этого не сделал; снова избегал большого скопления людей, собирающихся по мою душу?). Около двух часов позвонила бухгалтер Галина-Свет-Евгеньевна, которую мы так звали за солнечную улыбку на круглом лице и постоянную готовность выдать из кассы мелочь до зарплаты. После стандартных здравиц и пожеланий творческих успехов она сообщила, что в конторе почти не осталось старичков, с которыми я работал. На своих местах по-прежнему сидели она, секретарша Катя Акулова (о, Катя, благослови Господь твои буфера!) и непосредственно босс, тридцатилетний волосатик Шура Сысоев, сын богатого папы, открывший агентство на семейные деньги. Часто такие беззаботные хипстеры проваливают дело уже на старте, но «Форум-С» до сих пор не просто держался на плаву, но и бороздил водную стихию брассом. Заслуга в том принадлежала исключительно коллективу…

– …и тебе в том числе, Максим, – закончила свою пламенную речь Галина Евгеньевна. – Не будь тут таких светлых голов, я бы сама давно по миру пошла. Бухгалтеров сейчас как говна за баней, а мне в моем возрасте только крестиком вышивать.

Кажется, она всплакнула. Или это насморк?

– О каком возрасте вы говорите! – засмеялся я. – У нас с вами разница-то…

– Внуки уже растут, – напомнила добрая тетушка. Я боялся, что она затянет долгую песню о своем житье-бытье, но Галина быстро взяла себя в руки. – Ладно, что-то я всё не о том, Максимка дорогой. В общем, ты у нас умница, талантище, и мы все очень тобой гордимся! У нас до сих пор над твоим столом висит фотография, где ты откусываешь кусок торта двадцать третьего февраля. Такой смешной…

– Серьезно?!

– Ага! Сысоев хотел продать ее на аукционе за бешеные деньги, но мы не позволили… Ох, ладно, целую тебя! Не теряйся, заглядывай как-нибудь!

После ее звонка я разогрел себе обед – пару жареных куриных ножек и вареную картошку, – заварил чай со смородиной и уселся перед компьютером в прикрытом шторами углу комнаты. Я не открывал социальные сети с вечера субботы и сейчас боялся даже представить, какая лавина поздравительных сообщений накроет меня. Рука отвалится отвечать.

Так и вышло. Я насчитал больше восьмидесяти уведомлений и в очередной раз убедился, что только в свой день рождения, а особенно в юбилей, можно оценить реальный масштаб своей личности и ее место в истории. Восемьдесят, мать их, сообщений! На двадцать больше, чем год назад! Я расту? Или старею? Говорят, старикам у нас везде особый почет.

Подписчики и друзья забили праздничным спамом не только мою личную страницу, но и официальное сообщество «Писатель Максим Шилов», которое завел для меня в «ВК» неутомимый Яшка. Писали школьные друзья, многих из которых я мог идентифицировать лишь по фотографиям, писали рядовые читатели, выражая признательность и благодарность за подаренные волшебные мгновения. Отметился и мой нынешний выпускающий редактор издательства «Эксмо». Влад написал, что я один из самых геморройных авторов, с которыми ему доводилось сотрудничать («Твои бесконечные тире и авторские ремарки в скобках выведут из себя кого угодно!»), но он с удовольствием примет в работу следующую мою книгу, если она будет короче предыдущей в два раза. Разумеется, он шутил – кто же откажется от такого жирного гуся, как Максим Шилов, каким бы поносом он ни страдал, – но его слова затронули минорные струны в моей душе. Мысли о следующей книге, на которую все надеялись, я все еще прятал в самом дальнем ящике на своем «чердаке».

Я прочел ВСЕ сообщения. Когда-то я уверил читателей и подписчиков, что «никто не уйдет обиженным», и с тех пор старался держать слово. Но отвечать каждому унылым «спасибо, очень приятно» я не стал.

Я написал небольшой благодарственный пост в своем сообществе, адресовав его сразу всем, кто нашел время меня поздравить. Этого было вполне достаточно. Затем я доел обед, бегло просмотрев новостные ленты, постоял на балконе, наблюдая, как дородная пожилая женщина в розовом халате поливает цветочную клумбу под окном. Жизнь текла себе дальше. У кого-то тонким ручейком, у кого-то широкой спокойной рекой, а у иных и шумным горным потоком, облизывающим острые камни. Но все равно всё течет…

Я зевнул. Не вздремнуть ли часок-другой?

Я мог бы соврать, что видел мистический сон, не поддающийся разгадке, и даже попробовал бы описать его в деталях. Многие авторы, работающие в том же жанре, что и я, слишком уж увлекаются препарированием подсознания и мучают результатами этих опытов читателей. Но я не из таких. Когда во время чтения я натыкаюсь на многостраничные описания снов, мне хочется отложить книгу или перелистать ее туда, где продолжается действие, тем более что эти чертовы сны редко влияют на сюжет.

Так что врать не буду. Безымянный Остров с презентационных фотографий Марины Сотниковой не привиделся мне в час послеполуденной сиесты. Я вообще о нем забыл, как забыл и о доме, что приглянулся мне с первого взгляда.

Может, и зря. Глядишь, все потом сложилось бы иначе…

После сон-часа я чувствовал себя великолепно, организм уже не напоминал мне о вчерашних безобразиях и даже голова не болела, как часто бывает, если просыпаешься на закате. Я выпил чаю, заглянул в электронную почту. Ящик был забит письмами, в том числе от всяческих служб, сервисов и магазинов – они тоже жаждали меня поздравить и предлагали сумасшедшие скидки на увеличение объема облачных хранилищ, покупку штанов и спа-процедуры. В соцсети я в тот день больше не совался. Хватит с меня праздников, после них трудно возвращаться к обычной жизни. По мне так уж лучше ровное течение будней, чем эмоциональные качели. На качелях трудно писать.

Время шло к вечеру, солнце скрылось за соседними многоэтажками, и мой дом погрузился в полумрак. Я решил принять ванну. По моему разумению, это было бы достойным завершением послепраздничного дня: налить бокал красного вина, опуститься в теплую воду, нацепив наушники с Дэвидом Боуи, и валяться до тех пор, пока не закончится альбом и вода не станет ледяной. Я разделся до трусов и уже начал приготовления – вставил в дно ванны пробку, включил кран, выкопал из ящика рабочего стола большие наушники, которые я использовал только дома, закрываясь от звуков внешнего мира, – как зазвонил телефон. Я не успел спрятаться, меня поймали злые люди, которые только сейчас вспомнили, что Максу Шилову стукнуло пятьдесят.

Поначалу я решил не отвечать и даже не смотреть, кто звонит. Я подумал, что перезвоню позже, когда выйду из нирваны. Однако проблема была в том, что Дэвид Боуи хранился у меня на смартфоне. Черт бы побрал умников, придумавших систему, в которой вся твоя жизнь замкнута на эту гребаную плоскую штуковину размером с «покет бук»!

Я вернулся в комнату. Смартфон неистово хрюкал на столе у ноутбука, заглушая вибрацией даже Джеффа Линна. Звонил Яша. Я не мог отдохнуть от него даже один день!

– Ты подловил меня в самый неподходящий момент, – сказал я, не отвлекаясь на приветствия. – Если у тебя хорошие новости, так и быть, прощаю, но если испортишь мне настроение перед…

– Тогда мне отключиться, что ли? – Голос приятеля не внушал оптимизма. Яша был чем-то расстроен… а может, просто сам мучительно долго приходил в себя после вечеринки. Я надеялся на второе.

– Нет, давай уже говори.

– Сашка Рябов умер.

Я плюхнулся на диван. Точнее, сел, но как будто упал. Что-то холодное и тупое уперлось мне в грудь. Так обычно и реагируешь на известия о чьей-то смерти, даже если не сразу соображаешь, кто именно умер. Я завис на мгновение, перебирая в памяти, как в записной книжке, имена друзей, знакомых и коллег. Вспомнив, что Сашка – мой бывший ведущий редактор из «Эксмо», я поник.

– Вот черт… блин…

– Угу. У меня была такая же реакция.

Я опустил руку с телефоном, посмотрел в окно. На балконе соседнего дома, отражающем стеклами лучи заходящего солнца, мужик в белой майке-алкоголичке вытряхивал содержимое мешка из пылесоса. В моей ванной шумела вода. По телевизору, который я никогда не выключал, шел какой-то боевик с Джейсоном Стэтхэмом. Жизнь продолжалась… но кто-то все-таки умер.

Я прислонил телефон к уху. Лившиц не отключился, но он молчал.

– Что случилось? – спросил я. – Когда? Откуда ты узнал?

– Слишком много вопросов, амиго. Я прочел об этом в его аккаунте, друзья завалили ее «светлой памятью» и «землей пухом». Кто-то даже предположил, что Сашка сейчас бегает по радуге, как усопшая собачка или кошка.

– Блин, – повторил я.

– Вот именно. Сорок два года, жена, сын, родители, велосипед, не пил и не курил… Поговаривали о проблемах со здоровьем какого-то неврологического характера, но в медицинскую карту, естественно, никто не заглядывал.

– Он поэтому ушел из «Эксмо»? Из-за здоровья?

– Не знаю. Возможно. Я звонил ребятам из издательства, думал, они в курсе, все-таки долго вместе работали, но никто не отвечал. Тогда я начал ковыряться в комментариях к траурному посту. Сведения разнятся, но, похоже, Сашуню нашего убил инсульт, прямо на улице Зорге, недалеко от центрального офиса «Эксмо». Черт его знает, что он там делал, он же уволился еще полгода назад. Прочел твою рукопись «Умереть вместе», а потом внезапно откланялся, оставив всех своих авторов. Кстати, он мне так и не рассказал, в чем причина. Может, тебе что-нибудь говорил?

– Мы созванивались в последний раз где-то в октябре. Не по делу, просто так. С ним же в основном контактировал ты.

– Да, точно. – Лившиц протяжно вздохнул. – Вот такие дела, амиго. Извини, если испортил тебе вечер. Как сам-то?

– В порядке. Вот собирался принять ванну.

Яшка хмыкнул:

– Ты там поосторожнее с водной стихией! Не утони!

– Ни в коем разе.

– Ладно, я спать, что-то башка гудит. Пока!

Боуи я решил не слушать. Как-то грустно стало, а старина Дэвид мог усугубить мое настроение. Впрочем, на красное вино это не распространялось. Я погрузился в теплую воду, сделал глоток из бокала, поставил его на стиральную машину. Я смотрел в потолок и думал о Сашке Рябове.

Не сказать, что мы были такими уж друзьями, хотя общались довольно тепло. Саня с самого начала повел себя как серьезный профессионал, предпочитающий не отвлекаться на мелочи. Текст триллера «Плей-офф», рассказывающего о пятерых друзьях-спортсменах, угодивших в переплет во время отдыха в охотничьем домике в лесу, попал к нему от его коллеги. Тот забросил файл в Сашкину папку с пометкой: «Средненько, но, может, ты что-то увидишь» (спасибо, что не отправил сразу в корзину; мне бы, по-хорошему, поставить безвестному самаритянину бутылку отборного виски). Саша прочел роман за один вечер, на следующий день позвонил и разнес его вдребезги, утвердив меня в мысли, что я никудышный писатель и мне лучше сосредоточиться на рекламе страховых полисов.

– Начнем с того, что вещь абсолютно вторичная, – говорил Рябов, растягивая слова и предложения до таких размеров, что меня подмывало дать ему разгонного пинка. – Это «Десять негритят» и «Зловещие мертвецы», помноженные на «Техасскую резню бензопилой». Но!

Это неимоверное ямщицкое «нннооо» я запомнил на всю жизнь.

– С учетом русского колорита и узнаваемости реалий выглядит неплохо. Давайте попробуем.

И мы попробовали. Он даже не поинтересовался, получится ли у меня серия, как это делали многие другие редакторы, отвергавшие мои тексты лишь на том основании, что я не Дарья Донцова с яйцами. Саша просто принял в работу одиночный роман – и роман выстрелил. Стартовал с символических четырех тысяч экземпляров, а потом на волне «сарафана» и хорошей прессы много раз допечатывался.

Так Саша стал моим Ангелом-водителем в мире большой литературы.

После второй моей книги, детективной драмы «Волки», он уже принимал рукописи без рассуждений. К моменту выхода «Спящих», позже превратившихся в сериал, я стал одним из тех жирных котов «Эксмо», которым полагался элитный корм «Royal Canin» вместо колбасных обрезков.

Во время моих визитов в Москву мы с Сашей вместе обедали. Встречались недалеко от офиса издательства – обычно это был ресторан «Мясо» на соседней улице – и обсуждали наши текущие дела и дальнейшие планы. И хотя плотными контактами с редактором заведовал Яша Лившиц, иногда Сашка звонил мне, чтобы поинтересоваться, над чем я работаю, или просто поболтать. Его манера растягивать слова действовала на меня расслабляюще. Хороший он был парень, комфортный.

Как же так?

Я сел, сбрызнул лицо. Вода остыла, пора было вылезать. Я уже поднялся на ноги, как вновь зазвонил смартфон, который я прихватил вместе с бокалом вина. На дисплее красовалась улыбающаяся мордашка Марины Сотниковой. Я поставил на аватарку фото десятилетней давности, когда на ее лице было меньше морщин.

– Максик! Выезжаем завтра в девять утра! Удобно?

– Вполне.

– Я поеду на своей машине, потому что мне после встречи с твоей хозяйкой надо будет еще проехать дальше. Я буду у тебя во дворе в девять, поедешь за мной. Все, целую!

Я допил вино и вылез из ванны. Остаток вечера я намеревался провести за просмотром какого-нибудь ужастика из вселенной Джеймса Вана. В самый раз при моем настроении.

Впрочем, «Заклятие 2» я смотрел вполглаза. Лежа на диване перед телевизором, я снова и снова возвращался к вопросам: почему Саша Рябов ушел из издательства после прочтения «Умереть вместе» и почему он мне не позвонил, чтобы поделиться впечатлениями? Он ведь всегда так делал.

Утром в назначенный час мы тронулись в путь. Час-пик еще не миновал, но я жил почти на окраине города, поэтому до автострады мы долетели быстро.

Давно я не выезжал на своем «сандеро» так далеко. На заре своей литературной карьеры я практически не вылезал из машины, отматывал тысячи километров по области и совершал вылазки к соседям – в Курган, Екатеринбург, Уфу. Высматривал натуру, делая сотни фотографий, смотрел на то, как живут люди в других городах, гулял по незнакомым улицам, съедал килограммы местной еды, кормил уток на прудах и реках. Однажды чуть не поцапался с одним башкирским полицейским, который решил, что я не слишком уверенно для автомобилиста держусь на ногах. Возвращаясь домой из таких вояжей, я в благостном изнеможении падал в ванну, а потом в кровать, отсыпался, как Дракула, а на следующий день расшифровывал начитанные на диктофон заметки и наблюдения. Добрая половина начинки моих романов состояла из собранных мной в путешествиях ингредиентов.

Но, как писал наш великий баснописец Крылов, «мартышка к старости слаба глазами стала». Очки меня не так уж сильно смущали, я пользовался ими лишь для чтения, а вот задница настоятельно требовала более бережного к себе отношения. Сидеть часами за письменным столом, а потом еще и в кресле автомобиля – это прямой путь в… куда он там ведет, этот путь? В общем, со временем я стал больше ходить пешком и пользоваться городским транспортом.

Во вторник, 14 мая, я несся по автостраде под самую драйвовую музыку, какую смог откопать в своей мобильной фонотеке. Выезжал из города под «Metallica», разгонялся на просторе до ста двадцати в компании «Nirvana», а когда немного подустал от гитарных истерик, перешел на «Duran Duran». Мимо проплывали свежевспаханные поля, салатовые березовые рощи, редкие деревеньки с приземистыми избами и компактными кладбищами под боком. Я всегда поражался этой шаговой близости погостов в маленьких поселениях: вышел из дома – и ты уже поминаешь усопших. В больших городах это целый ритуал, отнимающий добрую половину дня.

Голубой «ярис» Марины держался в сотне метров впереди, не отрываясь и не притормаживая. Несколько раз я терял его из виду, когда мой обзор перекрывали фуры и едва плетущиеся автобусы, и тогда Марина просто прижималась к обочине и ждала моего появления.

Один раз она позвонила. Я принял звонок по громкой связи.

– Ты еще не притомился, Шумахер? Можно сделать остановку, размять руки-ноги.

– Сравнение с Шумахером давно не комплимент, – с усмешкой огрызнулся я. – Парню здорово досталось, если ты помнишь.

– Помню. Но он разбил голову не во время гонки, а катаясь на лыжах, так что сравнение корректно. Мы тормознем или что?

– Валяй.

Марина ожидала меня на небольшой дорожной выемке у поворота направо, в сторону села Ишалино. Слева от шоссе располагались автозаправочная станция и пара магазинов. Марина, одетая в бежевый костюм с короткими штанами, обнажавшими щиколотки, сидела в своем водительском кресле, открыв дверцу и опустив ноги на землю. Она жевала бутерброд. Я припарковался позади «тойоты», бампер к бамперу.

– Мальчики налево, девочки направо? – сказал я, подходя к подруге. Солнце слепило нещадно. Только сейчас я хватился, что не взял с собой ни солнечных очков, ни бейсболки с длинным козырьком.

– И отчего мальчиков всегда тянет налево, – с ухмылкой заметила Марина. – Тут вообще-то есть нормальный туалет, с умывальником и сушилкой для рук.

– Знаю. Много лет езжу по этой дороге. – Я оперся локтем о крышу «тойоты». – Рассказывай, что там у нас с хозяйкой «избушки на курьих ножках»?

Марина запихнула в рот остатки бутерброда, быстро прожевала, отряхнула руки.

– Сразу скажу, дамочка непростая, хмурая. В январе схоронила мужа. Держать избушку ей не по силам, хотя еще вроде молодая, подтянутая. Всем бы пенсионерам таких сексуальных жен… В общем, тошно ей в доме одной. Решила переехать к детям в Подмосковье, здесь почти всё распродала, остался только этот домик… И отчего людей так тянет поближе к Москве, а? Скажи мне, писатель, инженер человеческих душ.

– Видимо, оттого же, отчего мальчиков тянет налево. И я, кстати, ничего не смыслю в человеческих душах, что б ты знала.

– Смелое признание. Только не говори журналистам.

Мимо нас пронесся пассажирский микроавтобус, обдав волной теплого воздуха. Я подумал, что мы не очень безопасно припарковались – какой-нибудь лихач, у которого дрогнет рука на руле, запросто выбьет страйк. К счастью, движение здесь в будний день с утра было не очень оживленным.

– Что в твоей дамочке такого уж непростого?

– Слишком требовательна для человека, который торопится избавиться от имущества. Обычно ведь как бывает: снимается человек с якоря, сбрасывает балласт быстро и дешево, не вдаваясь в подробности. А эта встала в позу, говорит, что хочет передать дом в хорошие руки. Как породистую собаку, ей-богу. Кстати, собака у нее тоже есть, бигль по кличке Гаечка, молоденькая еще, глупенькая.

– Ее она тоже передает в хорошие руки?

Марина пожала плечами, потянулась к пассажирскому сиденью за бутылкой воды.

– Может, и передает. Говорила, что Гаечка была очень привязана к мужу, ни на шаг от него не отходила, а когда он умер, скисла. С Татьяной Ивановной она теперь не очень-то дружит, так что я не удивлюсь, если тетка от нее избавится.

– А кто у нас был муж Татьяны Ивановны?

Маринка сделала глоток из бутылки.

– Точно не знаю. Был уже на пенсии, а в прошлом, кажется, предприниматель средней руки. На домик вот заработал. Больше ничего не скажу, будет желание, у нее расспросишь.

– О нем я хочу знать лишь то, что он умер не в доме. Призраки мне не к чему.

Рука с бутылкой, которую Марина подносила ко рту, замерла в воздухе.

– О-пань-ки, – медленно произнесла подруга. – А вот об этом я не подумала. Черт!

Она подняла на меня очумевший взгляд, слишком уж выразительный, чтобы я поверил в искренность эмоций.

– Хватит рожи корчить, дорогая. Поехали.

Маринка рассмеялась, шлепнула меня по ляжке.

– Не переживай насчет призраков. Деталей не знаю, но это был несчастный случай, вдали от дома. – Она занесла ноги обратно в салон, устроилась в кресле. – Давай не отставай, нам еще километров сорок пилить.

Мы тронулись в путь. Небольшой отдых сбил накал эмоций, и вплоть до пункта назначения я слушал в машине «Dire Straits».

По узкой асфальтированной дороге, петлявшей в гуще соснового леса, мы с Мариной еле ползли: она предупредила меня, что из-за любого поворота может выскочить неистовый отдыхающий с одного из местных домов отдыха, мчащийся в поселок за опохмелом. Кроме того, мы уже приближались к нашему коттеджному поселку, и я должен был визуально запоминать дорогу, чтобы без проблем уехать обратно.

Марина сообщила, что по левую руку от нас находится Озеро, но оно пока скрывалось за лесной чащей. К нему – точнее, к базам отдыха, расположенным на его восточном берегу, – вели редкие проселочные тропки, по которым едва могли протиснуться малогабаритные автомобили. Лишь в одном месте, где ворота пансионата выходили прямо на дорогу, я увидел в просвете сверкающую на солнце зеркальную гладь водоема.

– Чуть меньше километра, и будет поворот налево, – сообщила штурман Сотникова по громкой связи. Бампер ее дамской машинки юлил у меня перед глазами, и мне приходилось внимательно следить за поведением тормозных огней.

– Заметь, опять налево, – пошутил я.

– Всё и всегда! – согласилась Марина. – На том стояло и стоять будет!

Вскоре признаки жизни вдоль дороги исчезли, и мы просто катили по лесу, виляя влево и вправо. Вопреки предостережениям Марины, встречные машины нам не попадались, да и лес становился все темнее и гуще. Я подумал, каково это – жить в такой глуши.

Свои сомнения я озвучил при следующем сеансе связи. Марина предупредила меня, что сбрасывает скорость, потому что «уже подъезжаем».

– Душа моя, а мы точно туда едем? Ощущения такие, что цивилизация с ее теплыми туалетами осталась где-то позади.

– А вот это интересный вопрос, – хохотнула она. – Ты не поверишь, когда мы… Так, всё, за мной, и потихоньку!

Дорога внезапно лишилась асфальта и действительно ушла влево почти под прямым углом. Я едва успел сманеврировать. Если бы не путеводная голубая задница «яриса», я точно сосчитал бы росшие по обочинам сосны.

– Ну ты, мать!.. – начал было я выражать свой «восторг», но Марина меня прервала.

– Потерпи минуту, Макс. Я в первый раз тоже чуть не обделалась, но все будет тип-топ.

И правда, через какое-то время деревья стали расступаться, пропуская нас на более свободное пространство. Вскоре я увидел впереди голубую полоску неба вверху и стальную линию Озера внизу.

– Добро пожаловать в Зомбиленд! – прокомментировала Марина. Мне не понравилось такое сравнение, но я промолчал.

«Ярис» выкатил на площадку, теперь снова асфальтированную, перед которой в разные стороны от центральных ворот тянулась невысокая стена из красного кирпича. Из-за стены торчали верхние этажи коттеджей с остроконечными крышами. Ворота из металлических прутьев были распахнуты, но перекрыты шлагбаумом. В глубину поселка уходила симпатичная улица с растущими по краю дороги аккуратными деревьями.

Марина остановилась перед шлагбаумом, заглушила мотор, вышла из машины. Я хотел последовать ее примеру, но она жестом велела оставаться за рулем. Пока она переговаривалась с охраной возле деревянной будки, находящейся по другую сторону стены, я осматривался вокруг.

Как и рассказывала Марина, поселок этот действительно был уже немолод. Почтенный возраст проступал во всем: в трещинах на асфальте перед воротами, в кое-где осыпающемся бетонном фундаменте стены, в ржавчине на воротах и даже в высоте деревьев, соседствующих с домами, – они явно были высажены не вчера. Я еще не знал, что ждет меня на территории, но уже здесь, на парковке (к слову, абсолютно пустой) через открытое окно я почувствовал запах, присущий давно обжитым местам. Не совсем ароматы старой деревни, но где-то близко к ним.

Хотелось бы мне здесь поселиться? Ответа на этот вопрос у меня еще не было. Все зависело от того, какие чувства возникнут при знакомстве с домом. И, разумеется, при знакомстве с хозяйкой, которая хотела «передать его в хорошие руки».

Дом стоял на отшибе, в стороне от основного жилого массива, где главная улица, застроенная коттеджами один краше другого, переходила в грунтовую дорогу, окруженную лесом. Принадлежность особняка к поселку подчеркивали лишь еще один пункт охраны – будка находилась в пятидесяти метрах справа от подъездной дорожки, возле таких же железных ворот со шлагбаумом – и столбы с проводами, тянущимися к крыше.

– Всегда будешь под присмотром, – заметила Марина. – Охрана здесь хорошая, внимательная, с тревожной кнопкой.

Мы припарковались у небольшого ельника в углу придомового участка, вышли на воздух. Наша «избушка на курьих ножках» стояла на лужайке, окруженной густой растительностью – соснами, березами, папоротником. Восточный берег Озера был пологим, дом притулился практически на широком спуске к воде, который начинался от конца асфальтированной дороги.

Мое образное мышление заработало с удвоенной силой.

– Как в самом сердце циклона, – сказал я, оглядываясь вокруг, – зеленого циклона с небольшой дыркой в боку. Тут ночью, наверно, страшно.

– У меня другая ассоциация: площадка, оставшаяся после посадки летающей тарелки на кукурузном поле.

– Еще страшнее.

– Да ладно тебе, не парься. Вон фонарь над крыльцом висит, а там за пригорком нормальное уличное освещение. Два шага – и ты в центре поселка. Да и охрана же рядом.

– А почему этот дом стоит здесь, как не пришей кобыле хвост? И где гараж?

– Вместо гаража здесь был деревянный навес, хозяин накрывал тачку чехлом. Навес сгорел. Об остальном спроси вон у нее.

Марина кивнула в сторону дома. Я обернулся.

На крыльце под деревянным козырьком, стояла хозяйка. Стояла, сложив руки на груди, и молча смотрела на нас. У меня по спине пробежал холодок.

Марина не врала: женщина выглядела лет на сорок с небольшим. Миниатюрная, стройная, в обтягивающих джинсах и длинной голубой рубашке, с черными волосами, ниспадающими на плечи. На вдову пенсионера она точно не тянула, однако и представить ее на танцполе с бокалом мартини тоже было трудно. Это было нечто среднее между зрелой мамашей подростков и молодой бабушкой, не желавшей возиться с внуками. Отчество «Ивановна» с ней никак не монтировалось.

– Она? – тихо спросил я, почти не шевеля губами.

– Угу. Я же говорила, непростая тетка.

– Да какая ж тетка…

Я вынул руки из карманов, шагнул к дому, натянув на физиономию улыбку, какой обычно пользовался на встречах с читателями.

– Здравствуйте! Вы, верно, Татьяна Ивановна?

Она склонила голову, как бы говоря: «Может да, а может – нет». Я немного растерялся.

На помощь пришла Марина.

– Здрасьте! Вот привезла потенциального покупателя, как и обещала. Это Максим.

Хозяйка отняла руки от груди и спустилась по короткой лесенке. Теперь нас разделяли всего несколько шагов. Вблизи я смог убедиться в точности своих выводов – эта женщина вышла замуж за человека значительно старше ее. Имел ли место брак по расчету? Не факт. Иногда в свои права вступает Ее Величество Любовь, при этом мужчина не располагает серьезными активами и имуществом и вряд ли оставит в наследство вдовушке яхты и виллы. У меня есть одна такая знакомая пара: ей тридцать, а ему пятьдесят два, она – менеджер по продажам, он – старый музыкант, пробавляющийся джазом в клубах и ресторанах. Выглядят вполне счастливыми.

Приблизившись ко мне, хозяйка протянула руку.

– Татьяна.

Я легонько ее пожал. Ладонь женщины была тонкая, нежная. Да и сама она походила на оранжерейный цветок. На лице – ни морщинки, ни трещинки, только тоска залегла в пронзительных серых глазах.

– Максим, очень приятно. Вот… приехал посмотреть дом.

Хозяйка кивнула. Особого радушия она не проявила, будто я был сто первым по счету потенциальным покупателем и сто первым, не внушающим доверия.

– Посмотрите сначала снаружи, или сразу пройдем внутрь? – спросила она нейтральным тоном.

– Сначала осмотрюсь снаружи.

– Хорошо. Думаю, здесь вы все уже увидели, пойдемте на задний двор.

Когда Татьяна повернулась к нам спиной, мы с Мариной переглянулись. Подруга лишь пожала плечами, закатив глаза.

Мы обошли дом. Слева почти вплотную к нему росли кривоватые березы, касавшиеся ветвями окон. Нам пришлось слегка поднырнуть под них, но особых неудобств это у меня не вызвало. За домом открылась пологая зеленая лужайка – точно такая, какой она предстала на фотографиях. Терраса занимала почти всю длину особняка, оставляя лишь место для двери и крыльца заднего выхода. Под ее крышей стояли стол и два плетеных кресла. Я уже мысленно представил, как буду сидеть в них тихим вечером, пить чай и читать детективы Сидни Шелдона. Проследив за моим восторженным взглядом, Татьяна сдержанно улыбнулась.

– Да, это мое любимое место в доме, – сообщила она, кладя руку на перила террасы. – Отсюда открывается красивый вид. Взгляните.

Я взглянул. Тропа, спускавшаяся от лужайки к водоему через прогалину в березовой роще, выглядела потрясающе. Она манила к себе, предлагала прогуляться, немедленно отринув все суетные дела.

– В беседке тоже хорошо отдыхать, – добавила Татьяна.

Лишь сейчас я обратил внимание на беседку. На фотографии она была центром композиции, а в действительности небольшая деревянная конструкция притулилась на краю лужайки рядом с небольшой цветочной клумбой, на которой пока ничего не росло. В отличие от своего экранного воплощения, реальная беседка выглядела несвежей. Стойки и перила потускнели и местами подгнили – видимо, от дождей. Круглый столик внутри немного завалился набок. Захотелось бы мне в ней работать или просто читать?

Татьяна вновь распознала мои эмоции.

– Да, к сожалению, выглядит не очень презентабельно, – сказала она без всяких извиняющихся ноток в голосе, – но свои функции выполняет. В ней можно сидеть во время дождя и не бояться намокнуть. Терраса для этого не годится, а беседка, как видите, укрыта деревьями.

Я кивнул, почесал лоб. Думаю, я выглядел при этом как покупатель, принявший окончательное решение свалить, но из вежливости продолжающий внимать словам экскурсовода.

– Если хотите, можете ее снести и поставить новую в другом месте, – заключила Татьяна. – Только не в береговой зоне, там ничего строить нельзя. Мой дом уже на границе стоит, так что…

Беседку в береговой зоне? – подумал я. – Это было бы очень здорово. Но надо для начала проинспектировать берег.

Татьяна продолжала что-то рассказывать, но я ее уже не слушал. Я смотрел на тропу. Мне захотелось спуститься по ней к Озеру, выйти на пляж, зачерпнуть воды, сбрызнуть лицо. Увидеть Остров. Я полагал, что в реальности он выглядит волшебно. Если уж бледная фотография со слабым разрешением так на меня подействовала, то живьем этот пейзаж должен был лишить меня дара речи.

Я ощутил дуновение влажного ветра, какой может быть только вблизи водоема. Словно услышав мои мысли, Озеро за березовой рощей прошелестело волнами. Я остановился в паре шагов от тропы, почувствовав, что под ногами у меня что-то шевелится. Я инстинктивно шагнул в сторону. Марина за спиной хихикнула, Татьяна улыбалась.

– Не бойтесь, она не кусается.

Под ногами у меня вертелся бигль – черно-бело-коричневый ушастик с торчащим хвостиком. Размером он был чуть больше кошки. Песик внимательно смотрел на меня, присев на задние лапы и высунув язык.

– Привет! – сказал я. – Ты откуда взялся, дружище?

– Это она, – пояснила Татьяна. – Девочка, Гаечка. Спала под террасой.

Татьяна подошла к нам, попыталась погладить собаку, но Гаечка вежливо отстранилась.

– Не любит меня, – без тени смущения произнесла Татьяна. – С рождения крутилась рядом с Николаем, на руках у него сидела, тапочки приносила, гуляла с ним по берегу. А меня как-то с самого начала… не знаю, невзлюбила, что ли…

Я присел на корточки, протянул руку к собачке, погладил. Странно, но меня она не отвергала, хотя и принимала ласки довольно сдержанно, великодушно позволяя себя погладить. Более того, Гаечка иногда косила взгляд на хозяйку, и в глазах ее можно было прочесть (если по собачьим глазам вообще можно было читать) безмолвный упрек. Мое воображение подсказало возможную реплику: «Не ври самой себе, хозяюшка. Это ты меня невзлюбила, а я просто ответила тебе взаимностью».

Так ли это было на самом деле? Вполне возможно – Татьяна не выглядела душкой, – но какое мне дело, я просто пришел покупать дом, а не копаться в богатом внутреннем мире его прежних обитателей.

Я поднялся на ноги. Гаечка в знак благодарности за уделенное ей внимание ткнулась мне носом в щиколотку и отправилась вперевалочку обратно к террасе.

– Компанейская девочка, – заключила Татьяна. – Хотите пройти на берег?

Я колебался. С одной стороны, я должен был оценить состояние жилища, в котором предположительно собирался жить – не проводить же мне дни, месяцы и годы в хлеву, где отваливается шпатлевка и хрюкают водопроводные краны, – но, по большому счету, меня в этом доме интересовала его близость к Озеру. Это была та самая мечта, о которой говорила на вечеринке в «Погребе» Марина Сотникова. Резиновая лодка у меня уже есть, и к ней теперь полагался соответствующий водоем – не случайный водоем, на который я смогу выбираться пару раз в месяц, а свой собственный.

Татьяна не сводила с меня глаз.

– Я бы хотел сначала…

Я не успел закончить. У Марины заорал телефон, и от этого рингтона мы с Татьяной чуть не подпрыгнули. Лужайку огласил хриплый женский речитатив из вступления к хиту восьмидесятых «Miss Broadway». Марина, смутившись, втянула голову в плечи и отошла в сторону, чтобы принять звонок.

– Фуф, – выдохнул я. – Так на чем мы с вами…

– Вы хотели пройти к Озеру, – напомнила Татьяна с ироничной улыбкой.

– Разве?

– Да. Это сразу видно. Вы же писатель, вас в первую очередь должны интересовать не бытовые удобства, а вид из окна… в широком смысле.

В моей груди разлилось тепло. Одно дело, когда тебе отгружают дифирамбы на специальных встречах, где гости знают, куда и зачем они пришли, и совсем другое, если известность неожиданно настигает в повседневной жизни.

– Вы меня узнали?

Татьяна быстро вернула меня на землю.

– Нет. Ваша подруга Марина вас так представила, а потом мне помог «гугл». Уж простите, я вас не читала.

– Вы ничего не потеряли. – Я постарался скрыть разочарование. – Но вы правы, я хочу пройти на берег.

– Пойдемте.

Я оглянулся на Марину. Подруга что-то оживленно обсуждала по телефону, жестикулируя и пиная ногами прошлогоднюю листву. Тяжела и неказиста жизнь российского риелтора…

Я шагал за хозяйкой. Тропу накрывала арка густых березовых и сосновых крон, ветви деревьев покачивались на легком ветру, что-то «нашептывали» мне, словно прислуга в замке при встрече вернувшегося из долгой поездки хозяина: «Рад видеть вас снова, милорд», «Добро пожаловать домой, милорд».

Впереди я наконец увидел краешек Озера и часть песчаного пляжа. Меня так и подмывало обогнать Татьяну. Она лишь однажды обернулась по дороге:

– Если вы понравитесь друг другу, я продам вам дом без всяких дополнительных условий.

Я открыл было рот, чтобы спросить, кого она имеет в виду под местоимением «вы», но хозяйка отвернулась.

Наконец мы вышли на берег.

У меня перехватило дыхание…

Мы, жители крупных городов, тесных и густонаселенных, лишены истинных представлений о пространстве (я не говорю о тех, кто часто бывает на море и представляет себе, что такое бездна). Наши территории – это квартиры, дворы, улицы с высокими стенами-домами, кварталы-лабиринты, небольшие скверы и парки. И когда случается из этой тесноты вырваться на настоящий простор, нас в первые минуты обязательно «накрывает». Как меня в тот день.

Озеро простиралось на полтора десятка километров в длину и ширину. Дальние берега выглядели серыми полосками с неровными верхними краями – Озеро было почти полностью окружено лесом. Даже не было видно зданий турбаз и санаториев, коими, по рассказам Марины, было забито все побережье. Обзор с правой стороны скрывал выходящий в Озеро метров на тридцать-сорок остроконечный лесистый мыс, подножье которого усеивали большие белые валуны. По левую руку было просторнее, но берег извивался, выдаваясь вперед и проваливаясь назад. Лишь чуть правее от центра над шелестящей водной гладью возвышался далекий Остров…

Нет, «возвышался» – это, пожалуй, перебор. Как я и рассказывал, Остров был похож на невысокую зеленую шапочку (если есть шапочка, то на чьей голове она сидит?) Я на глаз прикинул расстояние. Километра два-три, не меньше. Впрочем, вода искажала восприятие, расстояние могло быть каким угодно. Надо будет посмотреть на спутниковой карте.

Татьяна стояла у кромки воды. Волны облизывали ее босые ноги в резиновых шлепанцах. Я подошел и встал рядом.

Пляж был небольшим и почти не благоустроенным. Я увидел лишь один торчащий из песка дырявый зонтик и качели в виде широкой скамьи. И еще на правом краю пляжа от берега в воду уходил деревянный пирс на толстых сваях, оканчивающийся прямоугольной площадкой. Место для ныряния и рыбалки, решил я.

– Местные здесь не отдыхают и не купаются, – сказала Татьяна, вновь скрестив руки на груди и устремив взгляд вдаль. – Так что пляж, если вы здесь поселитесь, будет в вашем полном распоряжении.

– А почему они сюда не ходят?

– Ну… много причин. Во-первых, как вы могли заметить, выход к пляжу лежит через наш дом. Кому захочется каждый день ходить туда-сюда по чужому двору. Да и нам как хозяевам это не очень понравится.

– Кстати, у меня вертелся на языке вопрос, почему ваш дом так странно расположен, в стороне от основных кварталов.

Татьяна сделала шаг вперед, волна окатила ее ноги по щиколотку, чуть-чуть задев край коротких джинсов.

– Никакого поселка тут изначально не было, – ответила она, повернувшись ко мне, но не выходя из воды. – Это был одинокий дом, его построил чудак-отшельник с говорящей фамилией Чудов. Всю историю я не знаю. Кто-то говорил, что он успел пожить несколько лет, а потом вроде утонул в Озере, другие рассказывали, что он тихо умер своей смертью в городе, а дом в наследство перешел к его детям. Позже стал застраиваться поселок. Современный вид он приобрел уже в девяностых и нулевых, а этот дом… он как бы сам по себе. Мы с Николаем здесь были хозяевами из второго десятка.

Я невольно охнул. Новость о высокой ротации владельцев не добавляла дому очков. Выходит, что люди задерживались здесь ненадолго, а если и были какие-то долгожители, то все остальные, получается, пролетали со свистом. Почему?

Я бы задал этот вопрос Татьяне, но отчасти ответ нашелся сам. Если брать в расчет девяностые, о которых упомянула хозяйка, то иначе, наверно, и быть не могло, ведь даже сейчас горизонт планирования довольно узок. Мы быстро меняем машины, квартиры, дачи, работу, друзей, супругов, и наши старики, пожившие при советском режиме, когда всё создавалось «на века», смотрят теперь на нас с недоумением. Я до сих пор не рассказал своим родителям, что собираюсь разводиться и переезжать, потому что знал, какой будет реакция: «Двадцать пять лет вместе! Зачем новый огород городить! Вот мы с отцом…»

Знаю я вас с отцом. Как облупленных. И не надо «ля-ля»…

Чтобы отвлечься от несвоевременных мыслей, я спросил:

– А где купаются аборигены? Как можно жить на берегу озера и не пользоваться им?

– Они ходят на соседний пляж, вон за тем мысом. К нему ведет отдельная дорога от поселка. Там база отдыха «Волна». Вы, кстати, тоже можете туда ходить – через вторые ворота, тут рядом.

– Да, мы видели, когда подъезжали. Что вообще с поселком? Как соседи?

– Соседи разные. Кто-то живет только в летний сезон, кто-то круглый год. Есть такие, кто здесь с самого основания, уже третье поколение. Много новичков, которые продали городские квартиры, чтобы здесь уединиться. – Татьяна внимательно посмотрела на меня. – Вы, похоже, один из таких. Нет?

Я замялся. У меня еще не было точного плана.

– Ладно, давайте так, – сказала она. – Я сделаю вам скидку десять процентов от первоначальной суммы, если вы покупаете дом прямо сейчас. Марина оформит сделку быстро, она мне показалась толковым специалистом. Можете осмотреть интерьер, но уверяю вас, внутри все в полном порядке – мой муж был педантом. Что скажете?

Я развел руками. Посмотрел на далекий Остров. Опустил взгляд на ленивый прибой. Что тут скажешь? Я мог бы, наверно, поинтересоваться, от чего умер ее муж – меня так и подмывало это сделать! – почему дом сменил так много хозяев и почему, черт побери, сама Татьяна так молодо и эффектно выглядит. Но стоило ли? Она ведь была права: я покупал не дом, я покупал вид за его окнами.

– Договорились, – кивнула хозяйка, хотя я не издал ни звука.

Перед отъездом я осмотрел внутренности избушки и остался вполне доволен. Первый этаж, представлявший собой большую гостиную без прихожей, чем-то напоминал уютные и аккуратные номера пансионатов, спекулирующих на русской старине, разве что не хватало в центре огромного стола с цветастой скатертью и самоваром. Санузел с душевой кабиной размещался в блоке у торцевой стены дома. Справа от него пряталась кухня, а слева была лестница на второй этаж. Наверху располагались спальня и совмещенный с ней уголок, подходящий для кабинета (Татьяна сказала, что планировку можно изменить, но перегородки лучше не ставить – так просторнее). В банный пристрой, в который можно было попасть прямо из гостиной, я заглядывать не стал.

Прощаясь, мы условились встретиться завтра в городе в нотариальной конторе. Татьяна пообещала, что после подписания документов освободит жилище в течение пяти дней. Меня это вполне устраивало.

На обратном пути я разглядывал кварталы поселка: аккуратные двух- трехэтажные домики, ровные прямые улицы с асфальтом и фонарными столбами, пышная растительность, желтые трубы газопровода. Здесь действительно можно было жить круглый год.

Я набрал номер Марины. Она уже усвистала далеко вперед, торопясь по своим делам.

– Да, мой хороший? – прощебетала она по громкой связи.

– У меня только один вопрос: почему ты не нашла мне дом в глубине поселка? Я смотрю, здесь очень мило.

– Потому что я читала твои книги.

– И что из этого следует?

– Я знаю, о чем ты мечтаешь.

– То есть ты…

– До завтра, друг мой! Я позвоню за полчаса до выезда!

Она отключилась.

Я проехал центральные ворота поселка, козырнув охраннику, преодолел проселочную дорогу в джунглях и выкатил на шоссе.

Меня обуревали смешанные чувства. Двигаясь с неприличной скоростью сто тридцать, я думал, что в моих книгах действительно очень много меня. На первый взгляд, в этом нет ничего необычного и уж тем более предосудительного: когда пишешь от первого лица, ты волей-неволей наделяешь протагониста своими чертами характера, взглядами и предпочтениями. Однако умные читатели с наметанным глазом знают: иногда автор выводит в главном герое того, кем хотел бы стать сам, но по каким-то причинам не стал.