Читать книгу Морфо - Роман Игоревич Сидоркин - Страница 7

Молодой, гладко выбритый мужчина с идеальным пробором в халате сидел, закинув ногу на ногу в гостиной уютного подмосковного коттеджа. Он читал сводку, предоставленную ему по сенаторскому запросу. Его помощники и местные чиновники давали прямо противоположные сведения. По словам помощников, в Чечне за последние полгода пропало пятьдесят человек – все они подозревались местными властями в гомосексуализме. По непроверенным данным, этих людей тайно отправляли в трудовые лагеря, где содержали в ужасных условиях, заставляли выполнять рабский труд – за еду, а также обрабатывали религиозной пропагандой, усиленной психическим воздействием недоедания и недосыпания и, возможно, психотропными веществами. Лагеря «исправления» были устроены в духе понимания властями региона гомосексуальности одновременно как болезни и как проявления нечистой силы.

Также электронная сводка на экране планшета сообщала о нескольких случаях задержаний активистов, пытавшихся отстаивать права гомосексуалов в Чечне. Давались ссылки на видео в закрытых облачных хранилищах. О судьбе активистов впоследствии ничего не было известно, из чего делался вывод, что их уже нет живых. Все материалы были закрыты, в том числе о лагерях: ни МВД, ни ФСБ России не расследовали эти случаи.

Местные же чиновники по-хамски отписывались в том ключе, что никаких гомосексуалов в регионе вообще нет и даже быть не может, потому что «в нашем народе таких людей нет – не рождаются».

Читая это, молодой мужчина хмурился, потирая кончиками большого и указательного пальцев друг об друга. Он видел в явном неуважении российских законов признаки оформившейся сепаратной феодальной теократии, где первые лица публично используют подданническую риторику, чтобы качать деньги из федерального центра, а в своих видео, исходя из сделанных по его запросу переводов на русский, между собой называли главу региона «шахом». Его, как государственного мужа, интересовала вся эта картина в совокупности, но сторонний человек разглядел бы в нём и признаки страха. Что-то явно его беспокоило, помимо откровенного плевка в лицо российскому правопорядку.

Вошла роскошная, высокая женщина – его жена. Она подошла, поцеловала голову мужа. На лице хозяина дома изобразилась странная улыбка, в которой уголки губ ушли вниз.

– Будешь завтракать? – спросила она.

– Нет, спасибо. Мне нужно кое-куда отъехать.

– У вас же сегодня нет заседания, – расстроенно сказала молодая женщина.

– Дела отечества всегда требуют внимания, – твёрдым, мужественным голосом ответил он.

– Ладно, надеюсь, смогу тебя дождаться вечером, – сказала она с укором и пошла из комнаты, заметно качая бёдрами.

Муж проводил её глазами. «Она ведь это специально, – думал он – провоцирует. У женщин одно на уме. Она не понимает, как важно то, что я делаю. Хочет, чтобы всё внимание было её».

Он не часто баловал жену своим вниманием, особенно после того, как у них родился первый ребёнок. Успокоив себя выполнением биологического долга, молодой сенатор с головой ушёл в дела государственные.

Он встал, спросил у ассистента не отменена ли встреча – ответ был отрицательным, собрался и выехал.

Апартаменты, в которых жил сенатор от Чечни Бекхан Сулейманов, находились в центре Москвы. От пробок не спасала даже мигалка. Некоторые водители нарочно не уступали дорогу. «Суки», – цедил сквозь зубы сенатор, видя, как легковушки и джипы игнорируют светошумовые сигналы – материальное воплощение его статуса.

Они свернули с узкого шоссе на набережной во двор. Шлагбаум откинулся, они оказались в кирпичном колодце, на который со всех сторон пялились огромные стёкла. Двери распахнул вежливый швейцар, хотя они могли открываться автоматически – признак наличия человека с восточной ментальностью в доме. Холл был стандартным для таких апартаментов, но на этаже, где жил Бекхан, всё было устлано коврами с восточным орнаментом. Он выкупил весь этаж.

В дверь звонить не пришлось – уже знали про его визит. Навстречу вышел человек с короткой, жиденькой бородой. По некоторым признакам специальной косметики было видно, что он прилагал огромные усилия, чтобы сделать её густой и длинной, но против генов не пойдёшь.

– Добрый день, – официально поздоровался Николай.

– И тебе добрый день, – ответил другой сенатор, специально подделывая акцент – на самом деле он хорошо говорил по-русски.

Жестом он пригласил Николая пройти. За дверью оказалась небольшая комнатка с подушками на полу вместо кресел и чем-то вроде скатерти в центре – вместо стола. Сенатор всячески подчёркивал своё происхождение в глазах гостя. Может быть в его доме были комнаты поудобнее, но для приёма не очень близких людей он использовал эту.

Коля с достоинством присел на одну из подушек, устроившись как можно в более свободной позе, насколько позволяло положение сидящего на полу. Бекхан уселся напротив, привычно скрестив ноги.

Вошли женщины с закрытыми лицами, они поставили мелкие чашки с чаем и сухими пирожными и вышли. Хозяин явно не рассчитывал проводить долгий и тёплый приём.

Внутри Николая зашевелилась неприязнь, но он здесь для дела, а потому в принципе не обязан любить этого человека.

– Я так понимаю, вы про моральные ценности говорить приехали? – спросил Бекхан, самоуверенно растягивая слова.

Он взял одну из чашек и качнул ей, приглашая Николая присоединиться к чаепитию.

Не будучи уверенным, что не роняет своё достоинство в восточной системе ценностей, он тем не менее взял чашку и отхлебнул.

– Россия в окружении врагов, – сказал он убеждённо – нам нужно консолидировать все здоровые силы, чтобы защититься.

– Не только защититься, но и ответные удары наносить, – вставил собеседник.

– Это тоже. Но мы должны быть уверены хотя бы в том, что общество огорожено от радужной чумы.

Бекхан понимающе скривил губы.

– Сами по себе эти люди отвратительны – это противоестественно, когда люди спят с людьми своего пола. Но в случае России они ещё и политически окрашены. В большинстве они являются сторонниками так называемых универсальных ценностей, которые навязывает Запад, маскируя под ними свои шкурные интересы. Логика тут проста: они поддерживают гомиков и лесбиянок здесь, а те, чувствуя поддержку из-за границы, неизбежно становятся пособниками Запада. В этом проблема.

– Угу, – не раскрывая рта, ответил чеченец.

– Я считаю, здоровые политические силы России должны соединиться и единым фронтом ударить по всей этой нечисти.

Собеседник промолчал.

– Я слышал кое-что про вас, – Николай сказал это так, будто ждал, что тот его спросит.

– Что же? – действительно спросил Бекхан.

– Про то, как вы разбирались с геями в Чечне.

Собеседник слегка пожал плечами.

– Такая решительность нам понадобится в будущем. Но пока надо действовать хотя бы в рамках правового поля, а потом уже посмотрим. Мы – члены коллегиального органа, – Николай сделал многозначительную паузу – поэтому нам нужна поддержка друг друга.

– Что ты предлагаешь?

От неожиданности Николай опешил. Тот обратился к нему на «ты» так естественно, что это сложно было расценивать как оскорбление. Николай расценил это как некий акт дружбы со стороны восточного человека, но оставил в своём мозгу этот пунктик. Надо будет получше его узнать. Неуважения к себе он не потерпит.

– В ближайшее время мои помощники подготовят законопроект, по которому в России будет введён полный запрет на публичное упоминание ЛГБТ-активности, а также использование их символики. До этого запреты действовали ограниченно, нам нужно добиться полной маргинализации этой темы, чтобы общество поняло: либеральная эпоха в России закончилась – теперь управляют традиционалисты, руководствуясь принципами, дарованными нам Господом, чтобы жить как люди, а не как дикари.

– Ваша конституция не даёт ввести полный запрет.

Николай пропустил мимо ушей это «ваша».

– Конституция подлежит трактовке. Нам нужна большая общественная волна, чтобы расшевелить всех, включая Конституционный суд. Эти старые трусы пропустят всё, если почувствуют силу. В них живёт ещё советская привычка следовать «генеральной линии», они с удовольствием забудут и о своём статусе, и о неприкосновенности, если на них чуть поднадавить. Текущие запреты также могут быть истрактованы как нарушающие конституцию, но они их не отменяют, хотя к ним обращались с исками. Да если они даже отменять поправки, это ни на что не повлияет – прецеденты уже есть. Прошлые запреты касались защиты детей, теперь, я думаю, общество готово к следующему шагу – полному запрету всей этой мерзости. Мне нужно, чтобы вы публично поддержали этот законопроект в Совете Федерации. Я выдвину его, но нужна ещё группа сенаторов, которые сразу выскажутся «за», чтобы заставить остальных не раздумывать. Частью меня поддержат приверженцы православия, но голос национального меньшинства, желающего сохранить свой традиционный уклад, станет очень весомым аргументом. В России сейчас очень любят традиционно настроенные нацменьшинства, – Николай всё-таки не выдержал, чтобы не подпустить ему шпильку за «вашу конституцию».

– Я поддержу. Считаю, стране нужен оздоровительный крен, чтобы наконец прийти к истинному Богу, который ниспослал нам столь благодатную землю.

Николай выходил за ворота жилого комплекса. Он сам не знал почему, но чувствовал себя очень униженно. Тот как-то так строил диалог, что, не говоря ничего унизительного прямо, всячески подчёркивал превосходство даже в мелких деталях. К примеру, какого бога он называл истинным? Николай знал, что он мусульманин, поэтому ответ на этот вопрос вызывал в нём понятные чувства: Бекхан говорил так, словно вопрос об исламизации России – это лишь вопрос времени. Конечно, такая риторика его бесила, но он не был готов отвечать столь же искусно, потому что привык действовать прямо.

Ничего, он учтёт это в будущем.

Вечером, когда он вернулся домой, его встретила красавица-жена. Она была ослепительно, но в то же время по-домашнему одета – близость их постели сквозила сквозь каждую деталь её наряда.

– Дети уже спят, – многозначительно сказала она – кто-то чересчур увлёкся работой и давно не обращал внимания на жену.

Николай немного нахмурился – он не хотел делать этого сейчас. В голове столько всего, а она опять о своём.

На столе был лёгкий ужин. Он знал, что она специально приготовила его таким: он часто использовал наполенный желудок как повод уклониться от супружеской обязанности.

Жена сама открыла бутылку вина и налила ему полбокала. Николай чувствовал, что сегодня уклониться никак не получится, поэтому старался собраться, выбрасывал все мысли из головы, чтобы остаться с ней наедине.

– Ох уж эти животные инстинкты, – пробормотал он шутливо.

Но внутри себя он понимал, что, если бы она не была столь настойчива, он бы предпочёл сон.

Когда супруга залезла на кровать и оттопырила зад, наполовину обнажив ягодицы, он испытал привычное раздражение. Её поведение казалось ему глупым, но что хуже того – неестественным. Оно не находило реального отклика у него внутри, поэтому Николаю казалось, что она прикидывается и делает это очень неумело. В каком-то смысле ему казалось, что она так себя унижает. Он привычно выдавил единственную доступную положительную эмоцию для таких случаев: кривую улыбку, которая не уходила вне зависимости от того, на каком этапе близости они находились.

Пришлось привычно сосредоточился на каких-то смутных образах у себя в голове, чтобы хоть как-то возбудиться. Происходящее его сильно подавляло – он не мог достичь полноценной эрекции, поэтому уходил в состояние полутранса, где его не смог бы достать гормональный запах жены и её изгибы. Что этим женщинам всё время надо?!

Член так и не пришёл в достойное состояние, несмотря на все её усилия. Из-за стыда пришлось выключить свет. Надеть презерватив на мягкую, податливую ткань было трудно. Он надеялся, что хотя бы от самого проникновения ствол наконец примет достойную форму, но ошибся. Когда стало очевидно, что так корячиться – только вызывать неуважение к себе в себе самом, он остановил спектакль.

Темнота радовала – не надо было держать на лице извиняющуюся улыбку.

– Ничего, я понимаю, ты устал. Я всё понимаю, – гладя его по плечу, на ухо шептала она.