Читать книгу Три сестры мушкетера. Время поиска - Роман Иванович Веков (Кукуев) - Страница 32

История оказалась и вправду романтической. Отец Калерии, Тимофей Степанович, вопреки семейной традиции стал не военным, а художником, закончив Петербургскую академию с отличием и получив пенсионерство в Италии для дальнейшего совершенствования в мастерстве. Не смотря на вольнодумные настроения, распространившиеся в начале двадцатого века, учиться потомку старинной фамилии в общедоступном заведении вместе с пусть и талантливыми представителями разночинного населения было, в общем-то, невместно. Но все дело объяснялось тем, что в детстве Тимофей Степанович упал с лошади и сломал обе ноги. Ноги почему-то плохо срослись, он остался хромым и для военной службы сделался непригоден. Ему можно было бы заняться филологической наукой, потому что все в роду Дерзайцевых наследственно обладали большими способностями к изучению языков, но рано обнаружившийся живописный талант окончательно определил жизненный выбор.

В Риме Тимофей Степанович жил на Русской вилле, водил дружбу с кем полагается и очень увлекался античными древностями. Наделавшие много шуму раскопки в Двое и открытие английским ученым Шмерлоттом связи Древнего Рима с Древним Китаем были тогда у всех на устах.

Затем произошла японская война. Русская вилла наполнилась патриотическими настроениями. В Италию приезжали на лечение пострадавшие в боях соотечественники. Но Первая Мировая война и дальнейший переворот в России изменили все. Связь с родственниками прекратилась. Русские эмигранты наводнили Европу, но отношение к ним сделалось двояким: с одной стороны – вроде те же знакомые лица, а с другой – теперь уже без средств к существованию. Образовывались и фонды, и общественные вспоможения – но зачастую дело кончалось лишь банкетами и патриотическими речами. Каждая новая порция эмигрантов была еще беднее, чем предыдущая. Рассказывались совершенно невероятные вещи о жизни в неведомом Харбине, и все эти новости казались русским, жившим за границей с дореволюционных времен, полной фантасмагорией, но как бы то ни было, доходы с родины перестали поступать, поэтому следовало серьезно думать о заработках, а не уповать на вдохновение.

Так случилось, что кроме живописи, Тимофей Степанович интересовался еще архитектурой и театром. На стыке этих явлений и проявилось его дарование. Он сделался, как говорили тогда, оформителем, или, по-современному, дизайнером. Получив хороший заказ на оформление гостиницы в Швейцарии, он собирался к отъезду, но неожиданно в гостях у приятеля-портретиста встретился с семьей своих соседей по Дерзайцевскому имению. Это был рано постаревший друг его детства, бывший офицер, герой всяких сражений, отчаянный монархист, женатый как раз на сестре упомянутого приятеля. Выяснилось, что они, пережив все, какие можно, ужасы гражданской войны, с двумя погодками-сыновьями и пятилетней дочкой оказались в Риме.

Хозяин дома, отправившись вечером проводить Тимофея Степановича, признался ему, что совершенно растерян, так как не имеет возможности оставить эту семью у себя. Он и так едва поддерживает прежний образ жизни, а взяв на свое попечение еще и семью сестры, сразу же впадет в нищету. Мечтательный Тимофей Степанович неожиданно для самого себя вдруг спустился с небес на землю и подумал, что если бы неожиданно приехал кто-либо из его многочисленной родни, он и сам бы встал перед подобной дилеммой. Он не спал всю ночь, а наутро отправился к приятелю и с полной ответственностью предложил всей семье вновь прибывших эмигрантов ехать с ним в Швейцарию. Друг детства с чувством жал Тимофею Степановичу руку, его жена, естественно, разрыдалась, и все порешили, что как только он там обоснуется, то выпишет к себе и всех остальных.

И через пару месяцев они приехали к нему. Поначалу Тимофей Степанович ужасался собственному альтруизму, но как-то незаметно привязался к детям. По художественной натуре и любви к уединению он считал себя совершенно непригодным для семейной жизни, тем более что из-за хромоты всегда стеснялся женщин: прогулки были затруднены, танцы – так и вовсе невозможны. А тут судьба навязала ему такую невероятную, тем не менее, украшенную улыбками детей, обузу.

Бывший офицер сумел в конце концов найти не очень высоко оплачиваемую, но постоянную, работу преподавателя верховой езды в местном спортивном клубе, а Тимофей Степанович шел в гору и даже сделался модным. И поскольку жили они все вместе, то не бедствовали – мальчиков определили учиться, а когда подросла всеобщая любимица дочка Сашенька, ее отдали в самый дорогой пансион.

Жизнь текла, все как-то устраивалось, и даже тень предстоящей Второй мировой как-то не слишком зловеще нависала над маленькой нейтральной Швейцарией.