Читать книгу Полное и окончательное. Хроника мифа - Роман Невич - Страница 5

Самый тяжелый в мире больной

БОЛЕЮТ ВСЕ… И ВСЕ БОЛЕЮТ ПО-РАЗНОМУ. НО, КАЖЕТСЯ, В МОЕЙ ЖИЗНИ БОЛЕЗНИ, БОЛЬНИЦЫ И БОЛЬ В ЦЕЛОМ ИГРАЮТ КАКУЮ-ТО ОСОБУЮ РОЛЬ.

ВООБЩЕ-ТО, «САМЫЙ ТЯЖЕЛЫЙ БОЛЬНОЙ В МИРЕ» УЖЕ БЫЛ; ИЛИ, МОЖЕТ, ТЫ ХОЧЕШЬ НАУЧИТЬ ЛЮДЕЙ ПРАВИЛЬНО БОЛЕТЬ?

ПОЖАЛУЙ, НЕТ, СКОРЕЕ, Я САМ ХОТЕЛ БЫ НАУЧИТЬСЯ ПРАВИЛЬНО ОТНОСИТЬСЯ К БОЛИ. ТЕМ БОЛЕЕ, ЧТО «МАТЕРИАЛА» И ВРЕМЕНИ ДЛЯ ЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ ПРЕДОСТАТОЧНО…

Приблизительно такие мысли я начинаю записывать большими, корявыми, расползающимися печатными буквами вскоре после того, как прихожу в себя. Так же странно, по-детски, выглядят и мои первые письма родным.

И все это уже было: больница, письма, разновеликие печатные буквы…

Палата №6

МАМОЧКА

МНЕ ЗДЕС

ОЧНЬ ПЛОХО

КАЖДЫЙ ДЕНЬ

ОРУТ МАЛЕНЬКИЕ

КОГДА ПРЕДЁШ

СПРАСИ У ВРАЧА

ЧЕРЕЗ СКОЛКО ДНЕ-

Й МЕНЯ ВЫПИШУТ

ЦЕЛУЮ РОМА

***

МАМА ЗДРАВСТВУЙ! Я

ПИШУ АТВЕТЫ, НА ТВОИ

ВОПРОСЫ Я. СЕБЯ, ОЧЕНЬ, ХОРОШО

ЧУВСТВУЮ, МАМА МНЕ. НАДО

РУБАШКУ ЭТА! ПОРВАЛАС

У НАС ПОЛАТА МАЛЕНЬКАЯ

Я! ТОЖЕ, ЛЕЖУ. НА КОЙКЕ И

ВСЕ КОЙКИ. ЗАНАТЫ В КРОВАТ

Е ХОРОШО ПАМЕЩАЮСЬ. Я СОВСЕМ

НЕСПЛЮ НОЧЬЮ. ОРУТ МАЛЫШИ

ДА. МАМА, Я ИХ, ПОЛУЧИЛ, ОЧЕНЬ

ОБРАДЫВАЛСЯ Я ОЧЕНЬ СКУЧАЮ

КОГДА ПИШУ ПЕСМО, ПЛАЧУ И

ТАК! ВСЕГДА ПЛАЧУ. ВСЕГДА

СМАТРЮ В ОКНО, ЖДУ В, ОКНЕ

МАМА ПЕРЕВЕРНИ НАДРУГУЮ СТОРАНУ

МАМА ПРАСИ У ВРАЧЕ

ЧТОБ КОГДА ТЫ ПРЕД-

ДЁЖ ЧТОБ МЕНЬА СЕЙЧАЗ

АТПУСТИЛИ СТАБОЙ

ДАМОЙ ОЧЕНЬ ЖДУ. КАЖД-

ЫЙ ДЕН ПРЕХОДИ К.

ОКНУ И КРИЧИ ВО ВЕСЬ

ГОЛОС ОЧЕНЬ ЖДУ

ХОЧУ УВИДИЦА

***

МАМОЧКА ЗДРАВСТВУЙ

ТЫ НАПЕШИ СВОЙ

НОМЕР ТЕЛЕФОНА! КОТО-

РЫЙ У ТЕБЯ НА РОБОТЕ

Я МОЖЕТ ПОЗВОНЮ, ТЕБЕ

МАМА В ПОЛАТЕ У НАС

НОРМАЛЬНО. КОГДА УТРОМ

ПРОСЫПАЮСЬ И ТАК ДРОЖУ.

МАМА ПРЕНЕСИ МНЕ

ТЁРТОЙ, МОРКОВКЕ.

МАМА МНЕ ТАНК ОЧЕНЬ

ПОНРАВЕЛСЯ. ВРАЧ МА-

МА ПЕРЕВЕРНИ ЛИСТОК

ВРАЧ. СКОЗАЛА ЧТО, ВСЕХ

ВЫПЕШУТ ЧЕРЕЗ

МЕСЕЦ. МАМА Я, ТАК,

ХОЧУ ДАМОЙ. ТУТ, ЕСЬТЬ

ИГРОВАЯ. ИГРОВАЯ ТАМ

ГДЕ ИГРАЮТ, ТАМ ЕСЬТЬ

ТЕЛЕВИЗОР МЫ ТАМ СМОТ-

РЕМ ЕГО МАМА ТОКА ТЫ МНЕ

НЕЗВОНИ ПОТОМУШТО, ТЫ

НЕЗНАЕШ ТЕЛЕФОН.

ЦЕЛУЮ

***

МАМОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ.

МАМА ПОЧЕМУ ТЫ ТАК МАЛО

ПИШИШ. Я ХОЧУ, ДАМОЙ. МЕНЯ

ВЫПИШУТ ЩЕРЕЗ МЕСЕЦ ЭТО ТОЩНО.

ПОЩЕМУ. ТЫ С РАБОТЫ ТАК РАНО ПРЕХОДЕШ?

МАМА НОВЕРНО

МНЕ НЕ РАЗРЕШАТ ПОЗВОНИТЬ, ТЕ-

БЕ. МАМА У НАС ЕСТЬ МАЛЬЧИК

ГРИША ОН РАЗБИЛ СТЕКЛО

ИСТЁКЛА, БЫЛИ У МЕНЯ НАКОЙКЕ.

МАМА ПОЗВОНИТЬ МНЕ

НЕРАЗРЕША ЭТО ТОЧНО, НО

МОЖЕТ Я САМ НЕЗОМЕТНО

ПОЗВОНЮ ТЕБЕ. МАМА

ПРЕНЕСИ МНЕ В ПОДАРАКЕ

ЖУВАЧКУ. ДЕЛА ПЛОХО КОГДА

ТЁТЕНЬКА ПЛОХАЯ МЫ

ПОЧТИ ВСЁ, ВРЕМЯ, ЛЕЖ-

ЫМ В ПОСЬТЕЛЯХ. МАМА

ЛАЖЫМСЯ! МЫ КОГДА

ТЁТЕНЬКА ПЛОХАЯ МЫ

ЛАЖЫМСЯ, ПРЯМО ПОСЛЕ

УЖЫНА. АКОГДА, ДОБРАЯ

ОНА ЕЩЁ ДАЖЕ РАЗР-

ЕШАЕТ СМОТРЕТЬ В ИГР-

ОВОЙ ТЕЛЕВИЗОР

***

МАМА И ПАПА ЗДРАВСТВУ-

ЙТЕ. МАМА КУПИ МНЕ

ЖУВАЧКУ. МАМА МНЕ

ДАВАЛИ ПРОГЛАТЫВАТЬ

ТРУБОЧКУ. МАМА АЛА

ИВАНОВНА ГОВОРИЛА ШТО

ТРУБОЧКА ТНКОЯ! А ОНА

ВОТ – ТАКОЙ ТОЛЩЕНЫ.

ТОКО ЕЁ НЕВСЮ ТАЛК-

АЮТ ВРОТ ШТБ. ПОТОМ

ВЫТАЩИТЬ. ЦЭЛУЮ

РОМА

***

МАМОЧКА, ЗДРАВСТВУЙ

БОЛШОЕ ТЕБЕ СПОСИБО

ЗА, ПОДАРКИ. ОЧЕНЬ ВКУСТНЫЕ

ТВОИ, ПОДАРКИ МАМА ПОЖА-

ЛУСТА, НЕЗАБЫВАЙ, МЕНЯ

ПОТАМУШТА, Я, ТЕБЯ, НЕКОГДА

НЕКОГДА! НЕЗАБЫВАЮ

МАМОЧКА Я НЕХОЧУ ПЕРЕХ-

ОДИТЬ, ВДРУГУЮ! ПОЛАТУ

МЕНЯ НЕПЕРЕВЕДУТ

ОЧЕН, БЛОГОДОРЮ, ЗА ПОД-

АРКИ. МА-

МА В. ОКНО НЕЧЕГО, НЕВИД-

НО. ТАКШТО НЕСМАТРИ

ПЕРЕВЕРНИ ЛЕСТОК

КОГДА, ПРЕДЁЖ, С ПОДАРК-

ОМ ПРОСИ, У, ВРОЧА ЧТОБ

ПРЕШЛА, КОМНЕ ЗА ПЕСЬ-

МОМ НЕВ КОКУЮ НЕБУДЬ

ПОЛАТУ, А В, 6 ПОЛАТУ

ЗАПОМНИ ШТО Я В. 6

ПОЛАТУ, ОЧЕНЬ ХОЧУ ДАМОЙ

ЦЕЛУЮ РОМА

***

Сколько мне было? Лет пять-шесть, судя по тексту. Хроника больничного времени началась.

И «Палата №6» – как точно. Со всеми атрибутами: «плохо», «плачу», «не сплю», «дрожу», «жду», «очень хочу домой»; но «не разрешают», «не отпускают», что-то дают, держат, лечат, заставляют, обманывают – все по классику: насилие и жертва, человек и система, сила и слабость, страх и страсть.

Могли и побить, наверное, и, хотя физического насилия я тогда избежал, – вербальное помню точно.

Моя дизентерия, кроме глотания «трубочки» (т.е. гастроэндоскопии), обязывала к прохождению еще одной малоприятной процедуры; после нее, как меня заблаговременно предупредили, надо срочно бежать в туалет. Я успел, но к такому напору… оказался не готов. Пострадали не только пол и стены, но, кажется, даже потолок. Уборщица пришла в неописуемую ярость и в ее выражении не стеснялась.

Потом я пытался прятаться от нее до самого конца моего пребывания в больнице.

Но не только уборщицу – мне удалось поразить и врачей. Это случилось, когда я сам решил сыграть во врача и накормил таблетками всю нашу шестую палату. «Поразительным» было даже не то, что мне удалось где-то что-то взять и раздать незаметно для взрослых (к счастью, это оказались какие-то безвредные «витаминки»), но то, что абсолютно все больные, включая самых мелких крикунов, безропотно приняли мое «лекарство».

Ну а «разобрать» градусник, чтобы посмотреть, что там серебрится у него внутри (а потом забавными мягкими шариками раскатывается по кровати) – это просто здоровое детское любопытство. Парня давно пора выписывать; как они этого не понимают?..

Страх и ненависть

Почему-то на этот раз я точно знаю, что мне было четыре. И вполне уверен, что физического наказания мне избежать не удалось. Вообще, возможно, именно в тот год я по-настоящему научился бояться…

Мы идем с мамой в магазин, закрытый «Военторг», на территории ракетной части. Она заходит, я остаюсь снаружи вместе с другими детьми, играющими в ожидании своих мам. Идет военный и перед входом изящным щелчком отбрасывает горящую сигарету. Я мгновенно подхватываю ее и тут же в окружении восхищенных зрителей делаю огромную затяжку. О!!!..

Восторг в глазах зрителей сменяется ужасом, мои – лезут из орбит, я задыхаюсь, кашляю, чуть не падаю – вся эта сцена занимает секунды.

А мама уже здесь, но вне себя: ее трясет – сначала от страха, наверное, потом от гнева, – и теперь она в ярости. Через пустую витрину она видела все. У нее еще нет слов; она просто хватает меня за руку, и мы бежим домой.

Там я наказан и слегка бит, но, видимо, все еще в шоке от пережитого; и экзекуция не производит на меня особого впечатления.

– Будешь еще?

– Не бу-у-ду, – вполне искренне, сквозь слезы…

К шести я научился пускать дым, не кашляя и не задыхаясь, но глубоко не затягивался – курил «не в себя», как мы тогда говорили.

Праздник непослушания

Самое яркое детсадовское воспоминание примерно того же периода – про то, как я из него убежал. Детский сад – это, конечно, не совсем психбольница, но давления и принуждения в нем хватало. И, в отличие от героев чеховской «Палаты», один из которых, насколько я помню, смирился с ролью жертвы, а у другого не хватило сил для противостояния окружению, однажды я взбунтовался. И сил у меня хватило, чтобы в неудержимом гневе вырваться из рук воспитательницы, выскочить за ворота и рвануть…

Как я бежал! Я летел, опьяненный свободой, и это чувство запомнил навсегда.

Конечно, далеко убежать мне не дали, но вкус освобождения я ощутить успел и почувствовал, пусть и не вполне осознанно, что окружению – воспитателям (власти, социуму) – можно сопротивляться и можно даже «победить» его на какое-то время.

Тот бунт был уже не первым и, конечно, не последним: «праздник непослушания» только начинался.

– Так ты будешь слушаться? – сколько раз слышал я этот вопрос?

– Буду, – отвечал я, отворачиваясь и глядя в сторону…

Так, постепенно и незаметно, я отказался «слушаться» других, но одновременно и самого себя я тоже потихоньку переставал слышать.

Дух сопротивления

А вот победить боль мне тогда так и не удалось.

Каждую весну и лето я жестоко страдал от непонятного «конъюнктивита». Проснувшийся во мне «дух противоречия» побуждал сопротивляться и бороться с ним изо всех сил. Гнев сменялся отчаянием, отчаяние – яростью.

Однажды, полностью потеряв голову, я помню (и, значит, все-таки не совсем «полностью»), как выбегаю из квартиры во двор, задираю в небо свои красные, воспаленные, больные глаза – кулачки сжаты – и взвываю изо всей мочи: «Не могу – у – у – у!..»

Чего здесь было больше? Гневный укор и отчаянная мольба слились в этом «у – у – у…»

***

Боль естественна, природна, нормальна – полагаю я сегодня. Бороться с ней бессмысленно и бесполезно: она приходит и уходит сама. (В отличие от искусственного человеческого страдания, которое можно раскручивать бесконечно.) Но не думаю, что смог бы объяснить это страдающему шестилетнему ребенку. До некоторых вещей доходишь не сразу и только на собственном опыте.

Поэтому уроки боли и страдания продолжаются, возвращаясь иногда странными циклами. Номера и обстановка «палат» меняются – атрибуты те же.

А мой конъюнктивит прошел тогда, как обычно, к середине осени. Но на этот раз, как потом оказалось, – навсегда. Врачи были правы: «Возрастное».