Читать книгу Абсолютный дрейф - Роман Николаевич Зимьянин - Страница 10

После того, как осчастливленные бульдозеристы ушли готовиться к чистке полосы свой ДТ-75, Генрих Агатин продолжил беседу с оставшимися в столовой полярниками:

– … Итак, вернемся непосредственно к обстоятельствам гибели Пэра Петерсона. Давайте подведем первые итоги наших встреч и попробуем вместе восстановить хронологию прошедшего вечера. Вечера и трагической ночи… Значит вчера, 17 марта в 20 часов мы все собрались на камбузе, чтобы отпраздновать момент пересечения 90-го градуса северной широты. Практически весь личный состав базы, а также его гости, находились в этот момент на глазах друг у друга, за накрытым столом. Как следует из ваших показаний, последними в столовую пришли радист Корней Ходкевич, начальник Ледовой базы Александр Кузьмич Федорчук и руководитель научной части экспедиции Николай Иванович Филиппов. Вне камбуза находились только сам Пэр Петерсон и передовая партия Мобильного лагеря – Ольгерд Буткус и Родион Пожарский. Все верно?

– Так все и было. И мы бы раньше подоспели. Но по пути к камбузу нас Корней перехватил. Говорит, Ольгерд радирует, что не может идти к Полюсу: у него, мол, собаки тяги в упряжках погрызли. На часы смотрю – «19.20»: меньше двух часов до времени старта, – вспомнил Филиппов.

– Ну, мы сразу назад в радиорубку. Николай Иванович выдрал Буткуса за срыв предстоящего перехода, а тот и ему и говорит: мол, не все потеряно. Если снарядить к ним на резервной упряжке кого-то из членов экспедиции, то новые тяги будут у него через каких-то полчаса, – подтвердил Ходкевич.

– Ну, а выбор кандидатов-то, собственно, и не велик был: сносно управлять собаками на незнакомом маршруте можем мы с Николаем Ивановичем, Шурка Кривонос да сам Петерсон, – уточнил расклад Федорчук. – Иваныч с гидробиологом плотно занимались приготовлениями к перелету на Полюс. Мне, как руководителю экспедиции, без особой необходимости базу оставлять запрещено. Вот и оставался Петерсон и его свежие гренландсхунды.

– Мы тогда побежали в палатку Петерсона и начали уговаривать его съездить к Ольгерду, – объяснил Филиппов.

– Не сразу согласился датчанин. Пока я ему пол-ящика «Белуги» не пообещал, ни в какую ехать не хотел, – не преминул указать на природный грешок усопшего Федорчук.

– Ох уж эти любители русской водочки, – вздохнул Агатин. – Ладно, пойдем дальше… Как видим, в 20.00 – плюс-минут пять минут – все мы находились в столовой. Где-то за полчаса до этого, Пэр Петерсон снарядил свою упряжку и выехал в Мобильный лагерь. Еще через час, в 21.00, стажер-радист Мобильного лагеря Родион Пожарский сообщил по «Иридиуму», что обе упряжки «перешнурованы», лагерь свернут и они с Ольгердом выдвигаются к Полюсу. Так? – Агатин перевел взгляд на Ходкевича.

– Точно. Я только собрался с Николаем Ивановичем в радиорубку идти, а тут Родя по «спутниковому» ему звонит, – вспомнил Корней. – Ну, Иваныч уже и на Родю сорвался: «Почему не по штатной радиостанции? Зачем батарею садишь, гаденыш?! Зачем такие деньжищи тратишь?». Видно, забыл, что КВ-радиостанцию они свернули вместе с лагерем …

– Родион о Петерсоне что-то сказал? – уточнил у радиста Гарри.

– Да тот сам трубку у Родиона видно перехватил и кричит Филиппову: «Коль–я, айм гоин бэк. Готов «Белугу!».

– В котором часу это было? –еще раз переспросил Ходкевича Гарри.

– В начале десятого вечера. Как раз программа «Время» началась. Ты же сам всех просил успокоиться, новости хотел послушать… – в беседу включился Шторм.

– Игорь! Я в отличие от тебя все хорошо помню. Но хочу еще раз вместе со всеми – публично! – зафиксировать контрольные временные точки вчерашнего вечера, – впервые за весь день сорвался уже сам Агатин. – Так… Движемся дальше, друзья… В 21.20 – 21.30 Пэр выезжает к нам и приблизительно в это же время начинают расходится первые участники вечера.

– Да. Мы с девочками ушли где-то в половине десятого, – подтвердила Инга, дочь Ольгерда Буткуса – одна из трех парашютисток, прибывших на Полюс для рекордного затяжного прыжка.

– Ага, а минут через пять вслед за ними ушли водолазики и наша «вторая эскадрилья. Ходоки, хреновы, – сально съязвил Шторм.

– Успокойся, Игорь! Я вместе с ребятами у-ходил. Мы вместе дошли до нашей па-латки. Девчата пошли к себе, а мы со вторым экипажем и глубоководниками – в нашу мега-халабуду, – попытался успокоить подчиненного Иосиф Чавадзе.

… Штатная жилая площадь Ледового лагеря состояла всего из трех палаток.

Самая большая, которую полярники сразу окрестили «холостяцкой халабудой», была отведена мужчинам. Правда, практически сразу из нее съехали на радость себе и оставшимся: трактористы – в техническую палатку; врач Деев – в свой походный медпункт; Федорчук с Филипповым – в «штабную палатку»; там же, в выгородке под радиорубку большую часть суток проводил радист Ходкевич. То есть фактически в «общежитии» постоянно проживало только 12 человек – гидробиолог, оба экипажа вертолетчиков (по паре пилотов, штурманов и бортмехаников), трое глубоководников, японский геофизик и сам Агатин.

В палатке чуть поменьше расселили трех парашютисток, завпищеблоком и молодую спутницу Гарри. А в самом маленьком и «комфортабельном» домике единолично проживал покойный Петерсон. На это имел он полное право, так как это жилище закупалось и доставлялось на Полюс на его личные средства.

Одним словом, все жильцы практически постоянно находились на виду друг у друга и пошлые намеки штурмана на то, что его коллеги в первые дни экспедиции закрутили роман с парашютистками не имели оснований.

– … Так. За вертолетчиками ушли мы с Алей… То есть в 22.00 в столовой оставалось 9 человек. Остальные, включая самого Пэра, были вне ее стен?.. Галина Васильевна, вы, когда последних гуляк проводили?

– Как Александр Кузьмич велели: в полночь трактористов и выставила, – доложила шеф-повар Галина Семутенко.

– А с трактористами кто кутил: доктор, радист и штурман?

– Ну, да. Впятером пили, «пятеркой» и на лед ушли, – не стесняясь вложила пьянчужек новому «боссу» повариха.

– Я сразу в рубку пошел, – тут же открестился от опасных собутыльников Ходкевич.

– А перед этими «хоккеистами» кто уходил? – продолжил дознание Генрих.

– Перед ними Петренко и «Мураками» этот или как его? Ну, в общем японец этот ученый. После – Александр Кузьмич. Он тогда и сказал этим гулякам: мол, еще полчаса и всем в «люлю»!

– Вы подтверждаете, Александр Кузьмич? Все так и было?

– Абсолютно. Где-то одиннадцать и было тогда на часах…

– Вы в свою палатку пошли?

– Нет. Я ненадолго зашел в общую палатку к Иосифу, спросил, как он себя чувствует. Потом к девчатам заглянул. Парашютистки уже спать укладывались, а твоей Алевтины еще не было, кстати… Затем – в радиорубку: посмотрел нет ли каких телеграмм или факсов. От Ходкевича, как понимаешь, в тот вечер пользы ожидать было нечего: по прибытии на свой круглосуточный пост их «радиовеличество» дали храпака…

– Вы б лучше проверили, где Петерсон бродит, – вдруг снова не сдержался Гарри.

– Да, я думал он уже давно «Белугу» трескает у себя в палатке!!! – попытался оправдаться Федорчук.

– Да, уж… Человек один уезжает из лагеря, отсутствует полночи, и все думают, что он просто решил попить на халяву русской водочки! Вот она наша национальная парадигма во всей своей радужной красе!

Успокоившись, Гарри обратился к Филиппову:

– А вы, Николай Иванович, почему Пэра не хватились? Вы же его лично к Буткусу отправили?

– Виноват, товарищи. Я же к отлету готовился. Одно проверил, другое… Постоянно между штабной палаткой и складами мотался с Кривоносом. Честно сказать, я решил, что его кто-то у камбуза перехватил и, признаюсь, даже обрадовался такой мысли…

– И даже звонок норвежский спасателей вас не насторожил? Как же так!? – Гарри окончательно поддался эмоциям.

– Виноват я. Виноват… Говорю же: подумал эти алкаши вместе с Петерсоном дурачатся и значения звонку не придал…

Покаянная реплика прославленного полярника окончательно повергла собравшихся в состояние всеобщего уныния и безысходности.