Читать книгу Янмэйская охота - Роман Суржиков - Страница 10

– Давай улетим, – сказала Низа.

После ужина сидела на балконе, смотрела на скалы в розовом свете закатного солнца, слушала хармоново тревожное молчание (а молчал он о том, как не хочется, как, тьма сожри, не хочется иметь во врагах Второго из Пяти) – и вдруг сказала так, будто этими словами дается ответ на все возможные вопросы:

– Давай улетим.

Хармон подождал, не будет ли продолжения. Его не было, и Хармон запоздало хохотнул.

– И куда ж мы полетим, а?

– Куда-нибудь, – сказал Низа.

– А чем мы там займемся?

– Чем-нибудь.

Он снова подождал – не засмеется ли девушка. Нет, она в своих словах ничего смешного не видела.

– Ха-ха, – осклабился Хармон. – Это ты прекрасно выдумала – куда-нибудь, чем-нибудь. Завидую я вам, молодым!

– Что я сказала не так? – ощетинилась Низа.

– Да то, что думать надо наперед! Сначала думать – потом делать, а не наоборот. Сбежим мы отсюда – наживем сильного врага. А у меня, чтобы ты знала, и в Южном Пути враги имеются. Значит, ни Южный Путь, ни Шиммери нам не подходят. В Литленде война, в Рейс тоже нельзя – сама догадайся, почему. Этак мы еще в воздух не поднялись, а треть Полариса уже вычеркнули.

– Осталось две трети, – сказала Низа.

– Потом, как туда долететь? Это ж не просто – взлетел и пошел. Надо каждый день садиться, ждать нужно ветра, пополнять запасы. А где садиться, чтобы ни бандитам, ни шаванам, ни Второму в лапы не попасть?

– Сверху далеко видно. Найдем место.

– А когда прилетим туда, куда ты хочешь, – на что там жить будем? За поместье много не выручишь, если продавать в спешке. Небесный корабль никто кроме Второго не купит. Вот и будут только те деньги, что у меня накоплены, а их осталось всего-то…

Осталось их тысяча двести эфесов, и Хармон вовремя сообразил не называть сумму вслух. Сумма эта в двести сорок раз превышает цену самой Низы. Не стоит обозначать ее словом «всего-то».

– …не так уж много. На пару лет хватит, а там и все. Как жить, спрашивается?

– Проживем, не пропадем.

– Вот молодежь!.. Ну, и куда же ты хочешь податься?

– Говорят, в Альмере неплохо. И в Короне тоже.

– В Короне теперь Ориджины, они твои враги.

– Не знаю. Они мне вреда не причиняли.

Хармон всплеснул ладонями:

– Вот же святая беспечность! Знала бы, как я тебе завидую. Взять вот так и бросить все, ни о чем не думая…

– Что – все? – спросила Низа.

– Ты о чем?

– Что ты не можешь бросить, славный?

– Да говорю же – все!

– Ну что – все?

– Тьма тебя сожри, сама что ли не понимаешь? Поместье – раз. Деньги за шар – два. Саму жизнь – три. Все только наладилось, устроилось – как тут, понимаешь…

Низа отвлеклась от заходящего солнца и цепким взглядом впилась в лицо Хармона.

– Славный, я тебя полгода знаю. Ты многое имеешь, но я не замечала, чтобы ты хоть что-нибудь ценил.

– Вот это придумала!..

Низа смотрела с полной уверенностью, и слова застряли в горле Хармона. Он стал мысленно перебирать. Чертов шар ценю! Нет, не ценю, купил для Низы и для денег. Тогда – ценю Низу. Да нет, тоже не очень, если разобраться. Приятно об нее самолюбие потешить, но чтоб ее саму, как человека… Только дважды вспыхивала искра – когда поссорились и когда шар сорвался. В остальное время – холодно. Тогда – деньги ценю. Я торговец, тьма сожри! Как мне не ценить монету?.. С ужасом Хармон понял, что и здесь промашка. Это раньше он деньги ценил! Раньше за две тысячи эфесов продал бы что угодно не задумываясь – и шар, и Низу, и мать родную! А теперь сомневается вот, колеблется. Нет уже той беззаветной любви к деньгам, и без нее – пусто и страшно. Если даже не деньги, то что же ты любишь, Хармон Паула?!

Всего только одной вещью он точно дорожил – но о той вещи Низа не знала. Ответить было нечего.

– Хм… Я, знаешь, ну… А сама ты что ценишь?

– Имеешь коня и седло – имеешь все. Так в Степи говорят. Значит: если ты свободен и можешь скакать верхом, то все найдешь, что нужно.

– Вот прямо все?..

– Я не понимаю тебя, славный. И других южных богачей – тоже. Деньги нужны для свободы. Тем больше денег – тем больше ты можешь. Но если тебя монета приковала к земле – зачем она нужна?

Это было очень много слов по меркам Низы. Она уже сказала больше, чем за иную неделю. Но видно так была важна тема, что Низа добавила еще:

– Боюсь, славный, Дух Степи тебя проклял. Ты не видишь ценности того, чем владеешь, а когда увидишь – будет поздно. В твоем стойле стоит небесный конь. Ни у кого в целом свете такого нет. Взлетай и лети куда хочешь, над горами и реками, над степью и морем. Ни Моран Степной Огонь, ни шиммерийский принц, ни герцог северян, ни владычица – никто так не может, только ты! И я, если позволишь. А ты эту свободу хочешь сменять на золото! Знаешь, почему тот маркиз не торговался с тобой? Да потому, что он зрячий, а ты слеп.

Она яростно сверкнула глазами – и вдруг сникла, осунулась, будто монолог и чувство истощили ее. Пролепетала:

– Прости, славный…

Поднялась.

– Постой! – бросил Хармон.

Но не нашел, что еще сказать. Не дождавшись его слов, Низа ушла.

* * *

Хармон Паула напросился на обед к бургомистру Корнелию с единственной целью: расспросить о Втором из Пяти. Не грубо, но настойчиво он повернул разговор в нужное русло: что это за граф-аббат, насколько он влиятелен вообще в Шиммери и конкретно в Мелисоне? Уж простите мне глупые вопросы, просветите приезжего невежу. Обрадованный величиною своих познаний и возможностью их высказать, Корнелий начал издали – сперва рассказал про Совет Пяти.

Шиммерийское дворянство славится плодовитостью и с огромной охотой устраивает будущее своих детей путем брачных договоров. За пару веков получилось так, что вся высшая знать породнилась между собой, и в каждой вельможной семье присутствовал хотя бы один родич короля. Каждая семья могла попробовать учинить переворот в свою пользу – что неоднократно и делала. В начале семнадцатого века за десять лет сменилось семь королей, и тогда знать решила: довольно. Все-таки первая мечта шиммерийцев – богатство, а для торговых успехов нужна стабильная власть. Пять сильнейших родов договорились меж собою: первый из них займет престол, остальные не будут претендовать на него, зато получат право голоса в важнейших государственных вопросах. Король обязан учитывать мнение совета и уступать, если большинство против него. Совет обязан уважать королевскую власть, кто уличен в заговоре, тот покидает совет. Так и возник Совет Пяти.

Исторически сложилось так, что каждый род, входящий в Совет, более других преуспевал в одном деле: Первый из Пяти – в зодчестве и наемном воинстве, Второй – в торговле чаем, Третий – в виноделии, Четвертый – в шелке, Пятый – в кораблестроении. Помимо того, каждый из Пяти владел шахтами, где добываются искровые очи, и, что особенно важно, секретом их огранки. Кроме Пяти, многие вельможи выращивали чай, торговали шелком, строили корабли, возводили дворцы, собирали наемничьи бригады, – но никто, кроме Пяти, не мог добывать и гранить очи. Эту монополию Совет Пяти берег особенно свято. А к слову сказать, огранка – главное, что есть в очах. Не сказочно сложно найти сырое око в горных породах, но огранить его так, чтобы годилось для оружия, – это великое мастерство!

Титул Первого из Пяти носит законный правитель Шиммери. Во времена владыки Телуриана Первым был король Франциск-Илиан. Ох и славно он правил! Солнечное королевство и прежде не бедствовало, а при Франциск-Илиане буквально потонуло в достатке. Мастер Корнелий помнил, как на собрании гильдии виноделов решено было повысить цены на треть, а год спустя – еще на треть, и продажи от этого все равно не упали. Столько денег пришло в Лаэм, что горожане почти отучились торговаться! И все благодаря Франциск-Илиану. Потом король удалился в святое отшельничество, а власть передал принцу. Гектор тоже справлялся недурно, пока не позволил шаванам себя побить. Печаль и позор! Говорят, Степной Огонь применил идовскую хитрость. Чтобы обмануть Гектора, принес в жертву двух своих лучших всадников. Да, именно в жертву. Отрубил им головы и нагой искупался в их крови, тогда Темный Идо дал ему победить. Вот такие эти шаваны. Ты, славный Хорам, будь поосторожнее со своей Низой. Я понимаю, коль уплатил за нее цену, то жалко теперь прогнать, но все ж остерегайся, мой тебе совет.

Хармон внес поправку в ход беседы:

– А что вы, мастер Корнелий, скажете о Втором из Пяти?

Бургомистр на глазах расцвел. Историю графа Куиндара, Второго из Пяти, знал всякий образованный человек в Шиммери, – кроме Хармона. Как говорилось выше, знатнейшие семьи ревностно хранят секрет огранки боевых очей. Каждый из Пяти выбирает одного из своих ближайших родичей, чтобы тот лично овладел секретом и мог присматривать за наемными мастерами. Даже одна из шестнадцати дочерей Франциск-Илиана умеет гранить искровые очи! Молодому лорду Хорею Куиндару выпала та же судьба. Он был третьим ребенком в семье и не мог унаследовать власть, потому овладел фамильным секретом и стал мастером-огранщиком. Но вышло так, что старшая сестра Хорея нашла прекрасного жениха и укатила не то в Южный Путь, не то в Закатный Берег, а старший брат Хорея так расстроил отца своим разгулом, что был лишен наследства. И вот лорд-огранщик получил титул графа и стал Вторым из Пяти.

Он уделил мало внимания исконному делу семьи – чайным плантациям. Занялся тем, что было ему близко, – очами. Ездил в столицу, беседовал с владыкой Телурианом, описывал все возможные применения очей – не только в оружии, а и в двигателях, станках, и всякой другой машинерии. Добился того, что Корона на половину повысила закупки очей, и стал героем среди шиммерийской знати. Сам король Франциск-Илиан здоровался с ним за руку! Но где-то около Шутовского заговора – не то сразу после, не то ровно перед – случился поворот.

В землях Второго из Пяти находится чудо природы: Бездонный Провал. Это творение богов само по себе не принадлежит никому, но землями вокруг Провала владеют графы Куиндар, в том числе и тою скалой, на которой стоит Башня-Зуб – цитадель Максимиановского ордена. В башне над бездною прочно обосновался монастырь, а графы Куиндар привыкли ему покровительствовать. Когда Хорей Куиндар унаследовал титул, аббат монастыря стал приглашать его в гости, чтобы отдать дань уважения. Но Хорею все выходил недосуг, больно он был занят искровыми делами. Лишь на четвертом году своего правления Второй из Пяти нашел время и посетил монастырь. То ли беседуя с аббатом, то ли читая священные тексты, то ли заглядывая в бездну, покрытую туманом, граф Хорей решил изменить свою жизнь. Он отправился в духовную семинарию и за четыре года получил сан святого отца. Он не ушел от власти, продолжал заседать в Совете Пяти и торговать очами, но сделался ближе к богам и стал лучше слышать их волю. Обитель-у-Бездны граф теперь посещал регулярно и благодетельствовал ее щедрыми дарами, среди которых бывали даже Предметы. Когда почил настоятель, максимиановские братья единодушно избрали новым аббатом Хорея Куиндара, Второго из Пяти. Так мастер-огранщик стал сперва графом, затем богачом, а затем и святым.

Ничто из услышанного не порадовало Хармона Паулу. Граф Куиндар представлялся человеком умным, влиятельным и целеустремленным. Если он решил завладеть небесным кораблем – кто помешает?

– Скажите, мастер Корнелий, что вы знаете о Третьем из Пяти? Он же хозяин здешних мест, верно? Нет ли у него каких-нибудь конфликтов со Вторым?

Корнелий очень удивился. Какие конфликты, зачем? Вот с принцем Гектором у Третьего вышла ссора, это правда. Будучи царем виноделов, Третий из Пяти снабжал двор принца лучшими винами и водил с Гектором дружбу, построенную на почве любви к жизненным усладам. Но однажды его высочество позарился на лучшую альтессу Третьего – и увел. С тех пор Третий из Пяти не раз посещал короля-пророка, уговаривал вернуться на престол и скинуть Гектора. А поскольку пророк отшельничал в Обители-у-Бездны – считай, в гостях у Второго, – то Второй с Третьим недурно поладили.

– То бишь, если Второй из Пяти решит покуролесить в землях Третьего, тот не станет препятствовать?

– Покуролесить – это вы имеете в виду что-нибудь, противное закону? И с чего бы члену Совета Пяти такое делать? А тем более, в чужих землях! Нет, славный, на сей счет будьте совершенно спокойны: если где-нибудь на Севере такое и делается, то у нас в Шиммери – никоим образом!

Хармон покинул дом бургомистра, чувствуя нечто противоположное совершенному покою. А на улице, к тому же, случился конфуз. Спеша сесть в экипаж, Хармон столкнулся с прохожим. То было странно, ведь в Мелисоне прохожих довольно мало и передвигаются они неторопливо. Но этот возник будто из-под земли, Хармон ударился в его крепкое плечо и чуть не упал. Прохожий поддержал его:

– Осторожнее, славный. Берегите себя.

– Благодарю, – ответил Хармон и попытался сесть в бричку, но прохожий все еще сжимал его плечо.

– Пришло время, славный. Я надеюсь, вы сделали выбор.

Хармон уставился на прохожего, и первой мыслью было: какого черта, рано еще! А второй: тьма сожри, он ведь не южанин. Светлая борода, блеклые глаза, жесткие скулы – все приметы человека, рожденного северней Дымной Дали.

– Вы изволите шутить? Кто вы такой?!

Прохожий поднял край рубахи, показался кинжал на поясе, а рядом с ним – мешочек вроде кошелька. Прохожий сунул туда руку и подал Хармону два треугольных клочка бумаги: белый и черный.

– Сообщите господину о вашем решении.

Хармона пробил холодный пот.

– Ваш господин – граф Куиндар? Передайте ему, что нужно больше времени. Передайте, что я должен поговорить с ним лично. Не с маркизом, а лично со Вторым. В нашем деле есть политические нюансы, так ему и передайте!

Прохожий не раскрыл рта, только поднес бумажки ближе к лицу Хармона – белую и черную.

– Мне необходимо поговорить со Вторым из Пяти! Ему следует узнать, кто я таков и откуда прибыл. Со мною связаны очень влиятельные люди!

– Выбирайте, – сказал северянин.

Хармон сглотнул.

– Я… не стану. Я не решил еще, слышите?!

– Ваше право, – равнодушно сказал прохожий и открыл перед Хармоном дверцу экипажа.

Хармон ничего не заметил. Лишь дома, сходя с брички, он увидел: откуда-то – из складок одежды, из щели дверцы – вылетел и упал наземь угольно-черный клок бумаги.

* * *

– Друг Онорико, ты ведь знаешь всех в Шиммери, верно? Не сможешь ли устроить мне встречу с одним человеком?

– Мой славный друг и благодетель, ради тебя я устрою встречу с кем угодно! Если бы Праматерь Мириам жила в Лаэм, я и к ней пришел бы со словами: «Темноокая, прими и выслушай славного Хорама Паулину, человека огромной и чистой души!»

– Мне нужен Второй из Пяти.

– Уууу… – архитектор счастья подергал себя за ус. – Боюсь, недопонимание вкралось между нами. Я знаю всех в Лаэме, но Второй из Пяти обитает в Пентаго, а там не знаю никого. Велика моя грусть, что вынужден отказать тебе.

– Не грусти, а крепко подумай! Ты знаком с толпой вельможного народу – авось кто-нибудь знает кого-нибудь, кто имеет выход на Второго.

Онорико сник на глазах.

– Сия дорога усеяна трудностями, как кладбище – костями. Видишь ли, славный, бесчисленные мои знакомцы и приятели делятся на тех, кого боги одарили большим достатком, и тех, кого обделили. Связи в среде высшей знати имеют первые. Но как раз у них-то, в виду их финансовой успешности, мне неоднократно случалось занимать.

Рико стал вслух перебирать видных лаэмцев, которые наверняка свели бы его со Вторым из Пяти, если б не злились из-за просроченных долгов.

– Я дам тебе денег, и ты вернешь какой-нибудь долг.

– Долг вернется, а злость останется… Эх, славный, сложна моя жизнь, как танец на палубе в шторм.

– А Ванесса-Лилит? Она же у тебя белокровная дворянка, знакома с видными светскими дамами. Может быть, она…

– Моя луна тоже гневается из-за денег, а точнее – из-за их отсутствия.

– Но ты немало монет подбросил ей, когда ездил в Лаэм.

Рико изобразил непонимание, а затем удивление.

– Как ты мог подумать, славный! Ты поразил меня в самое сердце ядовитой стрелою! Каждая агаточка из твоих денег потрачена сугубо на нужды дела. Моя совесть…

– Оставь, – отмахнулся Хармон. – Не было бы у меня больше печали. Подумай и скажи: если Ванесса утихомирится, она сведет меня со Вторым?

Рико погрузился в самые глубины своей памяти. Время от времени он выныривал, бросал пару фраз о какой-нибудь знакомой жены, набирал воздуха в легкие и погружался вновь. Из десятого нырка он вынес жемчужину: кузина мужа старшей сестры Ванессы – наперсница некой вельможной леди из Пентаго. Имени леди Рико не вспомнил, как и имени наперсницы, но Пентаго – маленький город, там все вельможи отлично знакомы меж собою!

– Я дам тебе пятьдесят золотых… сто. Езжай к жене и умасли, как сможешь. Купи платьев, парфюмов, зонтик, карету. Забросай ее подарками, а когда она растает – отправляйтесь вместе в Пентаго. Найдите сестру, кузину, хоть святую прабабку – но добейтесь приема у Второго из Пяти.

С того мига, как прозвучало слово «сто», глаза Рико пылали вдохновением.

– Все сделаю самым блестящим образом, дорогой мой Хорам! Я куплю такие роскошные подарки, что Ванесса рухнет без памяти, а когда очнется – захочет дарить мне любовные ласки неделю без перерывов. Но едва ее губы коснутся моих, я строго скажу: «Это позже, луна моя, сейчас не время для страсти». Мы оседлаем горячих коней и помчимся прямиком в Пентаго, и не будем знать отдыха, пока Второй из Пяти не выслушает нас. Я клянусь тебе, славный: если Ванесса-Лилит желает, чтобы ее выслушали, то жертва уже никак не спасет свои уши от звуков голоса Ванессы!

Архитектор счастья перевел дух.

– Что сказать Второму?

– У тебя славно подвешен язык. Найди правильные слова, передай вот какой смысл. Пусть Второй из Пяти не обижается на меня, ибо между нами не обида, а недопонимание. Я не хотел отклонять его щедрое предложение, а только искал компромисса. Хочу сохранить для себя и Низы возможность хоть иногда летать по небу. Чтобы воплотить это желание, предлагаю следующее: пускай Второй возьмет меня на службу главным по небесному судостроительству. Если он желает строить корабли, то ему нужен помощник, который бы этим заведовал. Есть только два человека, знающих это дело: я и мастер Гортензий. Второй из Пяти наймет меня, а я найму Гортензия – и дело закрутится. Клянусь, я так все налажу, что каждый месяц будет взмывать новый шар. Флот Второго из Пяти покроет все небо, как облака. А я получу хорошее прибыльное дело и перестану маяться от скуки, а Низа сможет летать, когда ей захочется. Все будут счастливы!

Онорико отвесил уважительный поклон.

– Скажу тебе как архитектор счастья: твой план, Хорам, – это подлинный дворец всеобщей радости. Главное – успеть осуществить его прежде, чем гнев Второго из Пяти перерастет в действие.

– Потому, друг мой, скачи прямо сейчас, без промедления!

И Хармон бросил на стол горку монет.

Рико умчался в Лаэм, сгорая от нетерпения, как молодой жеребец.

Хармон велел Гортензию так подготовить шар, чтобы можно было взлететь за кратчайшее время. Еще он подрядил четверку городских мальчишек поочередно следить за дорогой и немедленно сообщать о каждом чужаке. Затем спустился в подвал и раскрутил Светлую Сферу, и в божественном мерцании прочел: на сей раз он все сделал правильно.

Впрочем, Хармон был не настолько наивен, чтобы просто взять и поверить в успех будущих переговоров. Если Второй из Пяти так могуч, то он испытает соблазн не договариваться, а силой забрать небесный корабль. Нужно найти доводы, чтобы Второй вступил в мирный диалог с Хармоном и прислушался к просьбе. Лучшим доводом было бы спрятать небесный корабль, чтобы никто, кроме Хармона, не мог его найти. Звучало смешно: ну как его спрячешь? Даже без газа внутри шар громаден, его не всунешь под кровать, не запихнешь в щель за комодом. Можно улететь на нем – но тогда все окрестные зеваки будут глазеть и легко укажут Второму направление. Да больше того: возможно, шпионы Второго из Пяти уже сейчас есть в Мелисоне. Как же спрятать шар?

Хармон рассмеялся, когда понял ответ. Это было до смешного просто, но человек, непривычный к полетам, ни за что не догадается. Облачной ночью Хармон взял в помощь Гортензия и за каких-то полчаса укрыл небесный корабль в тайном месте.

Затем спросил изобретателя: не имеет ли тот родичей в каком-нибудь глухом селе? Гортензий вспомнил своих дядю с тетей, проживающих в одном городишке в Изеринском графстве – таком глухом и забытом богами, что Мелисон рядом с ним покажется блестящей столицей империи. Хармон приказал:

– Друг мой, езжай туда прямо сейчас, проведай престарелых родичей.

– Сейчас? – удивился Гортензий. – Среди ночи?..

– Это создаст тебе ряд неудобств, но поверь: такое дело, как встреча с родичами, не терпит отлагательств. Особенно если речь идет о людях пожилых. А чтобы ты испытывал искреннюю радость и мог озарить ею унылую жизнь дяди с тетей, я дам тебе десять золотых.

– Просто так?! – Гортензий выпучил глаза.

– Да. Не в счет шара, а просто за то, что ты без промедления выполнишь свой родственный долг. Только не забудь по дороге дважды сменить извозчика, да так, чтобы они друг друга не видели.

– Звучит так, славный Хорам, будто ты хочешь меня от кого-то спрятать. Говоря честно, мне от этого становится слегка не по себе.

Лучшая ложь – половина правды. Потому Хармон ответил так:

– Ты прав, Гортензий. Нынче на базаре я услышал скверные беседы, будто бы горожане решили расправиться с моею Низой. Ближайшими днями они могут наведаться в поместье и устроить бучу. Вот потому я забочусь о твоей безопасности и о сохранности шара, ибо ты и небесный корабль никак не связаны с шаванкой и не должны пострадать ни за что.

Гортензий солидно кивнул:

– Весьма здравые рассуждения, славный. Я полностью и всесторонне согласен с ними. Но как же ты и Низа? Не лучше ли вам тоже отправиться погостить к моим родичам? Они охотно примут вас, особенно если накинешь еще пару эфесов.

– Благодарю за гостеприимство, но я не оставлю поместье на поругание. Мы с Низой возьмем в руки арбалеты и дадим отпор всякому посягательству. А когда мелисонцы уймут свои хищные порывы – тогда я пошлю тебе весточку, и ты вернешься. И главное: никуда ни ногой из того городка. Я ведь буду писать именно туда, и если мое письмо не найдет тебя – как получишь остаток оплаты за шар?

Существовал риск, что Гортензий решит остаться и помочь Хармону, но весьма малый. Тщательно все взвесив, изобретатель не стал спорить, а взял деньги и быстро укатил, еще и прихватил с собой студента, чтобы в дороге было не страшно.

Слуги уходили ночевать в город, так что Хармон остался в поместье вдвоем с Низой.

* * *

– Тысяча золотых, – сказал Меркос, пожевав слова.

Он был омерзителен: широкий, грубый, заросший настолько, что едва видны глаза; сквозь сальные волосы блестели золотые серьги, в щербатом рту торчал золотой зуб. Меркос не был ни легендарным пиратом, ни прославленным пиратом, он был просто капитаном торгового судна с подозрительно вооруженной командой, носил на поясе саблю и кривой кинжал, а на плече – попугая. Вероятно, он мог подойти Могеру Бакли, но…

– Тысяча золотых.

– Тьма сожри! За эти деньги можно купить корабль!

Меркос пожевал слюну и сплюнул набок.

– Купи.

– Дело займет одну ночь. Одна чертова ночь стоит тысячу эфесов?!

Попугай переступил с лапки на лапку, Меркос почесал ему грудь.

– Да.

– Ты думаешь, раз я приезжий, то меня можно обманывать как угодно. Но я не из тех, слышишь? Я знаю, что сколько стоит! Могу заплатить триста эфесов, и ни агаткой больше!

Бакли лгал. На деле, он не имел и трехсот. Леди Магда Лабелин выдала ему на розыски Хармона сто пятьдесят золотых, из коих теперь осталось немногим больше сотни.

Меркос щелкнул попугая, и тот хрипло хохотнул:

– Харрр. Харрр.

– Тысяча золотых, – сказал капитан.

– Будь ты проклят!

Бакли покинул комнату Меркоса, спустился на первый этаж трактира, где орали и пили моряки с золотыми серьгами в ушах, а оттуда вышел на улицу, в беснующийся пляшущий город.

Вчера в Золотую гавань вошла эскадра Магды Лабелин, и с тех пор празднества не прекращались ни на час. Взметались фейерверки, ревели слоны, музыканты терзали струны, певцы и торговцы надрывали глотки, горожане пили, плясали, тискали женщин – своих ли, чужих, кто здесь разберет. Подлинной причиной праздника была, конечно, не леди Магда – уродливая дочь униженного лорда. Дело в том, что для встречи с леди Магдой в Лаэм съехались первые вельможи королевства. Принц Гектор Шиммерийский покинул свой дворец и выехал в город – впервые после возвращения из Литленда. До сих пор заливал вином горечь поражения, а тут воспрял духом и показался на люди. Граф-винодел Огюст-Римар, Третий из Пяти, привел в Лаэм процессию блестящих всадников, за коими тянулась вереница телег с бочками отличного вина, и каждую восьмую из них горожанам отдали бесплатно. Четвертый из Пяти, царь шелка, явился с батальоном танцовщиц в самых ярких и пестрых одеждах, какие только может вытерпеть человеческий глаз. Слоны тоже были его. Слоны, тьма их сожри! С будками на спинах! Пятый из Пяти, владелец множества верфей, устроил морской парад. Белые паруса, алые паруса, серебряные, черные… Взгляни на море – не увидишь воды. Из пресловутого Совета Пяти только Второй не явился в Лаэм, но прислал своего вассала, некоего маркиза, который тоже чем-то блистал, чем-то дивил гостей, чем-то ублажал мещан… Расчет у всех у них был прост. При Северной Вспышке Лабелины бежали из своей столицы – наверняка с накопленным золотом. Прежний доход Лабелинов рухнул – нет больше монополии на торговлю с Севером. Значит, Лабелины будут искать новый источник дохода, значит, вложат свое золото во что-то. В корабли? Шелка? Вино?..

В торжествующем городе, предвкушающем богатство, Бакли кипел от злости. Все шло косо, криво, не так. Хармон должен был найтись быстрее, праздник – начаться позже. Еще вчера утром за глорию можно было купить любые сведения, если только человек владел ими. Теперь мещане воротили нос и от Бакли, и от глории, и от любого серьезного разговора. Тут праздник, вино, пляски, женщины! Какой Хорам, кому он нужен? Ничего не помню, думать лень… Парни Могера честно трудились, не давая кутерьме сбить себя с дороги. Девять стерег северные ворота; Семь и Восемь рыскали по тракту, подсаживались к извозчикам – не вспомнит ли кто Онорико-Мейсора; Дейв продолжал шерстить алхимиков. Толку было – с козла молока. Никто не видел, не помнил, да и помнить не хотел.

А меж тем наступила пора идти на почту. По согласию с леди Магдой, в день ее прибытия Бакли оставил в почтовом ведомстве записку о своих успехах, а через сутки там же должен был получить ответ. Сутки миновали. В записке для «господина Мо» значилось: «Явись во дворец принца. М.Л.».

Могер Бакли не любил дворцов, тем более – таких роскошных. Эти пальмы, фонтаны, колонны, скульптуры; этот полированный мрамор, что бьет по глазам, эти блистающие стражники, мимо которых страшно пройти. С каждым шагом вглубь дворца Бакли чувствовал себя все мельче и ничтожней. А тут еще длится проклятый праздник – шатаются вельможи с пьяными глазами, мечутся слуги, хохочут женщины; смердит благовониями, пролитым вином, потными телами. Бакли казался себе мышью на пиршестве котов. Пока стражники вели его к леди Магде, он твердил себе: «Но если я найду тысячу эфесов, и если Меркос справится с делом. Если я найду, если Меркос справится!..»

Приемным покоем леди Магды служил огромный зал под арочным потолком. Леди Магда возлежала в бассейне, облаченная в купальное платье. Двое здоровенных мужиков обмахивали ее опахалами, мышцы перекатывались на их голых торсах. Лабелиновские мечники остались у входа, Бакли один приблизился к бассейну.

– Здравствуй, крысеныш, – голос миледи звучал неопределенно. – Видал мой подарок?

Она плеснула водой на здоровяков.

– Можно ли при них говорить, прекрасная леди? – усомнился Могер.

– Они глухи и немы. И покорны, как старые кони. Оказалось, на рынке рабов встречается нечто поинтереснее плоскогрудых шаванок.

– Вам подарил их принц, миледи? Как вы им приказываете, если они глухи?

Миледи шлепнула по воде пухлой рукой.

– Бакли, будь добр, напомни-ка, в чем заключался твой план.

Его насторожило слово «твой». Будь план полностью удачен, леди Магда звала бы его «наш» или «мой».

– Прекрасная леди, мы планировали скупить все излишки оружейных очей, накопленных шиммерийцами, и по дешевке распродать их всем, кто считает себя врагами северян. Натравить на Ориджина свору псов, вооруженных искрой, а заодно добиться обесценивания рыцарского сословия как такового. В результате проклятые нетопыри потеряют и репутацию, и много крови.

– Ага, ага… – леди Магда рассеянно болтала большим пальцем ноги, торчащим над водой. Это очень раздражало Бакли. – А каким образом ты намеревался сэкономить миллион эфесов моего лорда-отца?

И снова – «ты».

– Мы собирались, прекрасная леди, устроить торги между пятью главными шиммерийцами. Толкнуть их на конкуренцию, сбить цену, купить только у того, кто запросит дешевле. Когда остальные будут кусать себе локти, подсунуть им идею продать очи напрямик врагам северян – тем же шаванам или приарху.

– Отличная придумка! Чертовски мудрая!

– Прекрасная леди… – Бакли растерянно поклонился.

– Крысеныш, пройди по залу, оглядись по сторонам. Здесь собраны все дары, которые я получила от шиммерийцев. Видишь амфоры с вином? Видишь чаши с благовониями? Видишь мраморных баб в шелках? Представь: скульптуры нарочно для того, чтобы показывать платья. А вон там стоит сундук с чаем. Сраный сундук со сраным чаем. А там – присмотрись, присмотрись – макет острова. Большой макет острова с крохотным макетиком дворца на берегу. Принц Гектор готов продать мне чудесный остров по сходной цене. Раз уж столицу моих предков сожрал нетопырь, то мне нужно новое жилье, не правда ли? И рабы, да. Потребуется много рабов для ублажения всех моих прихотей, чтобы купаться в наслаждении каждую минуту, и никогда… – она яростно ударила по воде, – никогда, никогда не думать о том, как нас поимел Ориджин!

– Я так сочувствую, миледи… – залепетал Бакли. Магда рявкнула:

– В задницу! Твое сочувствие и твой план! Четверо из Пяти шиммерийского совета уже заключили договора о продаже очей! В течение месяца очи будут отправлены – угадай, кому? Второй и Третий из Пяти продают свои запасы Фарвеям. А Первый и Четвертый – о, какая прелесть! – герцогу Ориджину! Герцогу сраному недоноску Ориджину!

Бакли выпучил глаза:

– Миледи, я не знал… Может, еще можно…

– Хрена лысого можно! Это не я говорю тебе, это мне сказал принц Гектор! Нет, он сказал три пуда сладостей, но смысл прост: хрена лысого вам, леди Магда! Меня поимела в зад орда шаванов, и я хочу дружить с великим воином, а не с неудачницей, которую тоже поимели в зад!

– Прекрасная леди…

Она подняла пухлую руку и сделала некий знак. Рабы бросили опахала и схватили Бакли.

– Ты спрашивал, как ими управлять. Вот как!

Леди Магда сделала новый знак. Могера швырнули на край бассейна и вдавили голову в воду. Он забился и заметался, колотя руками, пуская пузыри. Безнадежно. Руки рабов были выкованы из бронзы. Бакли тонул, как котенок. Вода залила нос и глотку, хлынула в кишки и легкие. Он ослеп от смертного ужаса.

Потом ощутил удар по затылку и сумел сделать вдох. Перекатился на живот, закашлялся. Его стошнило водой с остатками обеда.

– Какая мерзость, – бросила леди Магда. Рабы снова стояли подле нее, поднимая и опуская опахала.

– П-п-простите… – таково было первое слово Бакли, вернувшегося к жизни.

– Исправь все, – приказала леди Магда. – Придумай правильный план. Например, такой. Юг славится наемными убийцами. Есть гильдия асассинов, что зовутся широкополыми. Найди их и закажи нетопыря. Иди сделай что-то другое, чтобы Ориджин сдох. Нет, чтобы обосрался, а потом уже сдох.

– Д-да, миледи.

– И вот что… – она поковыряла воду пальцем ноги. – Не знаю, что веселее: утопить тебя или продать в рабство. Если не справишься за неделю, я это выясню.

Мокрый, дрожащий, раздавленный Бакли выполз в коридор, согреваясь одной-единственной утешительной мыслью: слава богам, это уже кончилось. Однако он ошибся.

– Ко мне, подонок.

Барон Хьюго Деррил, железный пес Лабелинов, несмотря на жару был облачен в парадный мундир.

– Чем могу служить, милорд?

– Лучше всего ты послужил бы мне, исчезнув со света. Но для начала изволь ответить: где Хармон?

– Простите?..

Барон процедил ледяным тоном:

– Хармон Паула Роджер, торговец, укравший Светлую Сферу.

– Его розыски ведутся полным ходом, ваша светлость. Мы уже многого достигли и вышли на горячий след, только требуется еще немного времени.

– А как ты надеешься настигнуть его теперь, когда он узнал о нашем появлении и залег на дно?

– Не извольте беспокоиться, ваша светлость! Примите мои заверения, что все будет выполнено наилучшим образом! Я только что от леди Магды, и ее светлость совершенно не беспокоилась по поводу Хармона, поскольку…

– Поскольку не ее честь задета. Этот мерзавец обманул не леди Магду, а меня. За его поимку ты ответишь передо мной.

Барон не стал угрожать Могеру, лишь подержал его на взгляде, как на вертеле. Слов и не требовалось, Бакли видал случаи, как люди отвечали перед бароном: одного разорвали на куски четверкой лошадей, другого секли, пока ребра не показались из-под мяса.

– Да, милорд, ваша светлость. Негодяй будет пойман, клянусь честью!

– Какой еще честью! – фыркнул Хьюго Деррил. – Пошел вон.

* * *

Что сделал Бакли, выбравшись из дворца? Он очень хотел сделать что-нибудь, дабы перестать чувствовать себя настолько жалким. А чувство было очень сильно. Тут не поможет просто стравить парней меж собою и поглазеть на драку. Он велел своим помощникам убраться подальше – искать широкополых, что бы это не значило. Сам же пошел в бордель.

Его не устроили заведения, гнездящиеся вокруг Золотой гавани, как и те, что возле Изобильного спуска. В окрестностях Залива Альбатросов Бакли нашел дрянной дешевый притон – лишь там имелось то, что требовалось. Он уплатил двойную цену за комнату и тройную – за шлюху. Хозяин борделя спросил, задобренный щедростью:

– Какую красавицу прислать к вам, славный господин? Если соблаговолите подождать всего-то полчаса, освободится лучшая из моих фиалок!

– Нужна не фиалка, а свинья. Покажи самых жирных.

Из трех толстушек Бакли выбрал самую прыщавую – и наиболее похожую на леди Магду. Дал хозяину еще глорию:

– Нас не должны беспокоить.

Отвел шлюху в комнату и запер дверь на засов.

– Чем вас порадовать, господин? – глупо и жалко улыбнулась шлюха.

Бакли сунул кляп ей в рот. Свалил на пол, задрал подол, оголив жирные ягодицы. Шлюха дернулась, он рявкнул, чтоб лежала смирно. Вынул из штанов кожаный ремень и принялся стегать, оставляя на заду шлюхи красные полосы. Она пыталась вырваться, тогда он бил ее по голове и спине, сильнее. Потом она смирилась, замерла без движения, тихо всхлипывая с каждым ударом.

– Как вам такое, прекрасная леди? – приговаривал Бакли. – Я доставил вам удовольствие? Вы насладились, прекрасная леди?

В конце концов он обессилел, приятная истома и покой наполнили его. Отбросил ремень, сел, удовлетворенно разглядывая шлюху. Как же она была ничтожна! Сопливая тряпка, а не человек.

– Проваливай, – приказал Бакли.

Она едва смогла подняться, так что он сам выкинул ее за дверь. Хотел уйти, но был так расслаблен, что не мог сделать ни одного лишнего шагу. Он заперся и безмятежно уснул прямо в комнате борделя.

Когда Бакли раскрыл глаза, рядом с ним сидел человек.

Кровь ударила в виски, остатки сна как ветром сдуло. Бакли метнулся взглядом к двери – все еще заперта на засов, к окну – ставни по-прежнему закрыты. Однако человек неоспоримо сидел в шаге от Бакли. Бордельный вышибала? Помощник шерифа? Он не походил ни на то, ни на другое: хорошо одетый, но не в мундире, жилистый, но не здоровяк.

– Кто ты такой, тьма сожри?!

Бакли рванулся, чтобы сесть, но человек придержал его за плечо:

– Шшш, осторожно, не порежьтесь.

Лишь теперь Могер заметил на своей груди нож. Тонкий блестящий стилет лежал у него на ребрах острием в сторону шеи.

– Видишь опасность? – спросил человек. – Дыши ровно, не делай резких движений, и я помогу тебе.

Он протянул руку и молниеносно схватил стилет, как хватают ядовитую змею. Взмах – и нож исчез под одеждой человека.

– Теперь ты в безопасности, славный. Можешь подняться.

– Кто ты? Что за чертовы шутки с ножом?!

– Лучше начать с того, кто ты. Ты – тот, у кого есть трудности, и они проистекают от людей. А я – тот, кто может уладить трудности с людьми.

Он приподнял шляпу и с достоинством поклонился:

– Родриго, широкополый.

– Ты – асассин?

– Я избавляю людей от проблем с другими людьми. Если у тебя есть такие проблемы – скажи «да», и продолжим беседу. Если нет – скажи «нет», и я уйду.

Бакли, наконец, вдохнул полной грудью:

– Ах, так ты хочешь наняться ко мне! Какого черта пугал меня ножом?!

– И в мыслях не имел такого. Напротив, хотел вызвать у тебя доверие. Ведь посуди: если бы я собирался причинить тебе вред, то наша беседа даже не началась бы.

– Ладно, умник. Идем.

Когда покидали бордель, хозяин проводил Могера тяжелым взглядом, но ничего не сказал. Двое вышли на улицу ранним утром – в лучшее время для секретных разговоров. Кто гулял всю ночь, сейчас уже спит; кто не праздновал – лишь только встает из постели. Улицы пусты, никаких лишних ушей.

– Чтобы ты знал, Родриго, я не люблю внезапных гостей. Рассказывай, откуда ты взялся.

– Моя гильдия имела большое желание предложить услуги твоей госпоже, леди Магде. В Лаэме все предлагают ей услуги, даже слонозаводчики. А мы чем хуже? Но незадача: при нашем-то ремесле на прием к герцогине просто так не придешь. Мы сообразили: леди Магда наверняка держит на службе кого-нибудь для разных негерцогских дел. Присмотрелись к ее людям, послушали, что говорят стены, узнали о некоем господине Мо. А когда я увидел, в каком настрое ты покинул дворец, то подумал: ха-ха, этому парню мои услуги тоже пригодятся. Я был прав, а?

Повадки Родриго понравились Могеру. То есть, конечно, никому не по вкусу просыпаться с ножом возле шеи, но логику Бакли понял и оценил. Также оценил и то, что Родриго легко и много болтал. Не скрытничал, не напускал высокомерия, не давил грозным молчанием. Если можно хоть каплю доверять парню с подобным ремеслом, то Родриго эту каплю заслужил.

Бакли задал еще несколько вопросов. Родриго ответил хорошо: не слишком правдиво, но и не врал сверх меры. Бакли спросил: что Родриго может сделать за деньги? Он и тут по уму: не стал рвать рубаху, мол, что угодно. Сказал: ты опиши сначала с кем и какую проблему имеешь, а я отвечу, справлюсь ли и за какую цену.

Бакли решился и выложил две задачи.

Родриго промолчал целый квартал, лишь потом дал ответ:

– Второе будет стоить тысячу пятьсот эфесов.

У Бакли отвисла челюсть.

– Ты думай, что говоришь! Дрянной скряга Меркос просил тысячу! У него был готовый корабль и экипаж, но я ответил, что тысяча – чистый грабеж. А ты просишь полторы, и ничего еще не имеешь!

– Парень, если ты видел глаза Меркоса, то знаешь: главная беда с ним – отнюдь не цена. Ты хочешь довериться этому шакалу с его командой? Они не знают другого закона, кроме своего кошелька.

– Прости, Родриго, но чем ты лучше?

– Во-первых, Мо, ты видишь мои глаза. Если при своем ремесле ты до сих пор жив, значит, немного понимаешь в людях. Во-вторых, я найду не цельную команду, а россыпью: там двух, там трех, там четверых. Они не смогут поднять бунт, поскольку не знают друг друга. А мы всегда сможем стравить их меж собою.

– Но они будут подчиняться тебе.

– Мне это не нужно. Хочешь – пошли со мной своего парня, я каждому матросу представлю его капитаном. Власть тебе, мне – только деньги.

Это очень улыбалось Могеру, но…

– Но полторы тысячи! У меня их нет.

Родриго пожал плечами:

– Я-то свое слово сказал, дальше тебе решать.

– Я подумаю, – буркнул Бакли. – Ну, а первое дело?

– Один эфес.

Бакли моргнул:

– Ты поможешь всего за золотой?

– Верно. За золотой и обещание подумать о втором деле.

– Обещаю, – сказал Бакли и дал южанину эфес.

– Присмотрись получше к Ванессе-Лилит, – сказал Родриго.

– Ты знаешь Ванессу-Лилит?

– Я знаю всех, кого стоит знать в Лаэме. Белокровная Ванесса часто выходит в свет. Это значит что? Что она не стесняется. А это на что намекает? Ей хватает денег на новые платья, шляпки, зонтики и пудру. А из этого что следует?

– Нашла богатого любовника?

– Тогда она ходила бы с ним, но ходит с детьми. Нет, друг Мо, Ванесса-Лилит получает деньги от мужа.

– Но он к ней не приезжал. Кредиторы следят за домом, увидели бы!

– Я не сказал, что приезжал. Я сказал: передал деньги. Монетки не сами пришли, их принес человечек. Он знает, где найти Онорико.

– И проку с того? Человечка-то мы не знаем.

– А какой нынче день, братец?

Бакли вытаращился:

– Причем тут?..

– Не следишь ты за святым календарем, Праматерей обижаешь. Нынче – праздник Весенней Зари, день светлых начинаний. Если Рико хочет нового счастья с супругой…

– Сегодня он пришлет подарок! А ты хорош, Родриго!

– Благодарствую, друг Мо.

Парни Могера Бакли ворвались в дом Ванессы с черного хода. Как все дворянки, она проснулась поздно и сейчас только села завтракать с двумя детьми и парой слуг.

– Вы – бандиты? Настоящие бандиты?! – радостно завопил мальчонка, увидев головорезов.

– Умный ребенок, – хохотнул Восемь, снимая с пояса тесак.

Ванесса с достоинством поднялась им навстречу.

– Боюсь, господа, тем вечером вы меня не поняли. Я – белокровная Ванесса-Лилит, дочь славного Арктин-Лиона, внучка Праматери Людмилы. Вы горько пожалеете, если за минуту не покинете мой дом.

Звучало весьма внушительно, но собачьим чутьем Могер уловил женский страх.

– Взять ее.

Девять ринулся исполнить приказ. Старый слуга попытался защитить хозяйку: метнулся к камину, схватил кочергу. Самоотверженно, но глупо: Девять легко уклонился и одним ударом швырнул старика на пол. Что-то хрустнуло в голове слуги, когда она стукнулась о стену. Служанка – возможно, жена старика – бросилась к лежащему, завыла.

– Заткни ее, – приказал Бакли.

Восемь рубанул, и вой прекратился. Повисла неестественная тишина. Дети молчали с большими круглыми глазами – видимо, мать еще не объясняла им, что такое смерть.

– Ты нам солгала, миледи, – произнес Могер. – Ты не видела мужа, но получала от него вести. А может ли такое быть, чтобы он не написал тебе, где находится?

Ванесса схватила со стола нож.

– Взять, – рявкнул Бакли.

Девятка выбил нож, крутанул женщину, обхватил сзади, сжав руками ее груди. Она пнула его голень каблуком, но не так сильно, чтобы сбить с ног. Девять толкнул ее, бросил на колени и намотал на кулак ее волосы.

– Дамочка готова слушать, – доложил Девятка.

– Так вот, милейшая, ты нам солгала. Я такого не прощаю. Смягчить наказание ты можешь одним способом: скажи, где Рико.

– Вас найдут и четвертуют, – прошипела Ванесса.

– Только если ты о нас расскажешь. Но тебе будет сложно это сделать без языка и глаз, и пальцев. А выбор у тебя таков: страдать одной или вместе с детьми.

– Я не знаю, где Рико.

– Не верю.

Бакли поймал за шиворот малую дочь Ванессы. Кроха не сопротивлялась: видимо, о насилии ей тоже еще не рассказали. Счастливый ребенок.

Бакли растопырил пальчики на ее ладошке и принялся загибать по одному.

– Раз… Два… Когда все загну, начну ломать… Три…

– Вы чудовище! – крикнула Ванесса. – Вы не человек! Тварь Темного Идо!

– Четыре… Пять…

– Да есть ли у вас сердце! Опомнитесь!

– Первый лишний, – Бакли крепко схватил мизинчик девочки.

– Не надо, Могер, – шепнул Дейв.

И тут в дверь постучали: два удара, три, два.

– Папа-ааа! – завопил мальчонка и кинулся в прихожую.

Кроха выкрутилась из пальцев Бакли, побежала, повисла в руках Дейва. Ванесса взорвалась воплем:

– Рико, беги! Зови шерифа!

Девять вмазал ее лицом о стол.

Мальчик успел добраться до двери и дернуть засов. Семь нагнал его, отшвырнул с пути, распахнул входную. За порогом стоял Онорико-Мейсор – от ног до головы в белом, с букетом роз в одной руке и коробкой в другой. Коробку украшала золотая лента.

Семь схватил его за грудки и втащил в дом, захлопнул дверь. Толкая ножом меж лопаток, вбросил Рико в гостиную.

Он побелел, выронил цветы и коробку.

– Ванесса, милая! Сирена, Альдо!.. Боги, что это?!

– Онорико-Мейсор, я полагаю? – уточнил Бакли.

– Я все заплачу! Вдвойне, втройне! Теперь у меня много денег! Скажите, кто вас послал, сколько я должен!

Бакли покачал головой:

– Мы не за деньгами. Нам нужен Хорам.

Рико обмер, пожевал губы.

Бакли медленно произнес:

– Сейчас ты начнешь врать, но сначала ответь: мальчик или девочка? Девочка или мальчик? Ты только ответь, а потом уже ври.