Читать книгу Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд - Страница 3

Два противника, решивших помериться силами в июне 1812 года, были номинальными союзниками до момента объявления войны.

Союзничество продлилось ровно пять лет – с того момента, как после эффектного поражения России при Фридлянде в 1807 году был подписан Тильзитский договор. После его подписания царь Александр остался в стороне от происходивших в Европе событий и мог только наблюдать, как императорская Франция, подобно волне, постепенно заполняет Европу, растекаясь от равнин и спускаясь к дальним краям континента. Эта волна поглощала все островки сопротивления, принадлежавшие членам каждой королевской семьи и каждому мелкому владыке от Лиссабона до Москвы. Такую цену Россия заплатила за свою неудачную попытку предотвратить падение империи Габсбургов в битве при Аустерлице в 1805 году, когда она была союзницей австрийцев, и за промедление в оказании военной помощи Пруссии, когда в следующем году это государство бросит вызов Франции в битве при Йене*.

В феврале 1807 года между русскими войсками и Великой армией произошло несколько стычек во время битвы при Эйлау, но четыре месяца спустя, при Фридлянде, русскую армию наголову разгромили, после чего на плоту, стоявшем на якоре посередине Немана, состоялась знаменитая встреча двух самых влиятельных людей в Европе.

По условиям этой встречи, следствием которой стал Тильзитский мирный договор, царь Александр фактически развязывал руки Наполеону для объединения завоеванных государств; некоторые из них, как, например, вновь созданное Великое герцогство Варшавское, оказались отрезанными от находившейся под царским владычеством Польши, что только подстрекало остальные ее субъекты к отделению от России. И все-таки эти территории не могли стать тем камнем преткновения, заставившим Александра и его советников отказаться от соблюдения договора, а Наполеона вынудившим напасть на Россию. Сопротивление части русской аристократии также вряд ли было обусловлено желанием отомстить за унижение, пережитое при Аустерлице, когда они готовились уговорить царя скорее заключить мир, чем рискнуть подвергнуть себя опасности и позволить своим подданным заразиться идеями революции. Причиной раскола – как это обычно случается, если народы воюют между собой, – послужили напряженности, возникшие из-за нарушенной торговли, когда Россия стала сначала молчаливо, а под конец самым вопиющим образом нарушать Берлинские соглашения о континентальной блокаде. При помощи блокады Наполеон намеревался победить Британию, запретив ее судам швартоваться в континентальных портах, и тем самым разрушить ее торговлю. Британия – единственная европейская страна, продолжавшая вести войну против Франции. С короткими перерывами она делала это с того дня, как отрубленная голова французского короля Людовика XVI упала в корзину на площади Революции. И она будет продолжать делать это, явно или скрыто, до тех пор, пока не прозвучит последний картечный залп при Ватерлоо три года спустя. Британия будет не только блокировать Францию с моря, воевать с ней на суше в Испании и Португалии, она объявит о своей готовности заплатить любой стране, которая присоединится к ней в борьбе с Наполеоном. Цена этих непрекращающихся усилий, войны, которая велась сейчас половиной поколения, была чудовищной, но Британия зашла уже слишком далеко, чтобы бросить Европу на волю рока и ограничиться только демонстрацией своего бесспорного превосходства на море, начавшегося с победы у Нила и закончившегося при Трафальгаре.

Британия рассматривала громадную царскую империю как самую большую прореху в стене, которую Наполеон выстроил вокруг Европы. Для офицеров французской таможни было сравнительно просто гарантировать, что, за исключением небольшой, хорошо контролируемой контрабанды, Берлинские соглашения будут выполняться в таких портовых городах, как Копенгаген, Гаага и Триест. Но совсем иное дело – закрыть для всех британских товаров рынки России и предоставить российским купцам возможность пользоваться всеми преимуществами этой сомнительной свободы. Даже когда был подписан Тильзитский мирный договор, постоянный приток британских товаров шел в страны континента через Россию, и царь Александр, несмотря на то что он открыто восхищался Наполеоном, совсем мало делал или совсем ничего не делал, чтобы остановить этот поток. Таким образом, политика Наполеона, направленная на разрушение Британии, с самого начала была обречена на неудачу. В 1812 году континентальная блокада закончилась полным провалом, и исправить положение мог только мир, подписанный на завоеванной русской земле.

Имелись и другие, более мелкие причины для обоюдного гнева. Царь обложил пошлиной ввозимые в Россию французские товары. Негодование после неудач последней войны продолжало терзать некоторых русских профессиональных военных. Территория Ольденбурга, принадлежавшая жене русского престолонаследника, аннексировалась Францией. Все три причины только способствовали разрыву, но принципиальным разногласием оказался кавалерийский натиск Наполеона, с которым он определял свою политику с тех пор, как решил развестись с Жозефиной и жениться на женщине, способной подарить ему наследника.

В то время, летом 1809 года, Наполеон вел серьезные разговоры о том, чтобы выбрать в жены сестру русского царя, пятнадцатилетнюю Анну. Но это намерение не вызывало одобрения у русской знати, и царь мешкал с ответом Наполеону, для которого слово «терпение» звучало как богохульство, и он, прекратив свои попытки, женился на дочери Франца, императора Австрии. Официальной причиной отказа от женитьбы на русской великой княжне он объявил тот факт, что она еще слишком молода, чтобы родить сына, тогда как Мария-Луиза, 18 лет от роду, более способна сделать это.

Ее мать родила 13 детей, а прабабушка – 26.

Александр разделял нежелание своих советников способствовать брачному союзу между домами Романовых и Бонапартов, но был тем не менее крайне раздосадован поспешной женитьбой Наполеона на более уступчивой австрийке. Это послужило еще одним диссонансом в одностороннем дуэте двух самодержцев, который разыгрывался за счет Европы последние пять лет. Когда выяснилось, что лучшие из французских батальонов и их блестящие военачальники увязли в войне на Пиренейском полуострове, отношения Александра со своим другом и союзником заметно охладились. Все больше запрещенных британских товаров просачивалось в Европу. Все больше лазеек и поправок подыскивалось, чтобы обойти условия Тильзитского мирного договора. Александр уклонялся от прямого ответа, и Наполеон, впервые в своей жизни наслаждавшийся миром у себя дома, потакал ему, но начиная с середины 1810 года каждый участник этой игры, где обе стороны блефовали, понимал, что она в конце концов приведет к войне. В 1811 году велись усиленные приготовления, и посольства продолжали сновать между Санкт-Петербургом, Москвой и Парижем вплоть до весны 1812 года. Однако после этого конфронтация стала неизбежной. Это было равносильно тому, что либо Наполеон допустит царя в качестве равного партнера в деле раздела и полной реорганизации Европы, либо Александр будет вынужден извиваться, как червяк на крючке, чтобы заслужить милость Наполеона. Для этого ему придется прекратить все контакты с Британией, смириться с присутствием французских гарнизонов в Пруссии и быть готовым к перспективе того, что рано или поздно каждый поляк из подвластных ему территорий станет под французский триколор, лелея надежду на возрождение древнего Польского королевства.

1 июля, вскоре после того, как он получил от царского посланника, генерала Балашова, вежливый отказ, Наполеон написал царю письмо, выдержанное в тоне огорченного, снисходительного отца, пытавшегося урезонить своевольного сына: «Я перешел через Неман глубоко убежденный, что сделал все, что в моих силах, чтобы избавить человеческий род от этих досадных злоключений, во имя удовлетворения моей репутации, чести моего народа и святости соглашений…

Теперь меж нами война. И даже сам Господь не сможет исправить содеянного. Но я всегда готов к предложениям о мире…»

На этот елейный призыв Александр ответа не прислал. С почти полумиллионной армией, в течение недели пересекшей его границу, у него были дела, которые он мог счесть более неотложными.