Читать книгу Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд - Страница 4

Гигантские армии, состоявшие из варваров или полуцивилизованные, маршировали по Европейскому континенту со времен падения Римской империи. Но еще никогда под единовластным командованием одного человека никто не видел таких военных сил: военные резервы Франции, низинной Европы, Италии, Германии, многонациональной Габсбургской империи, части Польши, части Испании и сфер влияния далеко за пределами открытых границ. Это был лидер, имперский символ которого, бронзового орла, водрузили над Кадисом, в Померании, в Литве и даже так далеко на юге, как в Калабрии, в конце итальянского «сапога». Короли, принцы, герцоги, графы, местные царьки и чиновники высокого и низкого ранга, подкупленные, запуганные или изгнанные со своих территорий, стояли перед выбором: вернуться обратно второстепенными сатрапами либо поискать себе постоянного убежища за Ла-Маншем или по ту сторону Атлантики. Италия была покорена, Испания и Португалия опустошены французскими армиями. Положение Голландии и Саксонии понизилось до статуса территории, поставлявшей рекрутов для Великой армии. Пруссию с ее военным наследием Фридриха Великого разгромили в течение одной короткой кампании. Громоздкая империя Габсбургов, просуществовавшая более шести столетий, была побеждена в 100 небольших и полудюжине более крупных сражений и предлагала мир ценой династического альянса. Французские войска держали свои гарнизоны и на восточных берегах Адриатики, и на границах наполовину несуществующей Оттоманской империи. И только на Пиренейском полуострове французские орлы встречали упорное сопротивление.

Но это было не все. Объединение завоеванных земель шло с опасной быстротой. Двое из братьев Наполеона заняли опустевшие троны, третий имел созданное для него королевство. Три сестры Наполеона заправляли в другом месте, одна делила трон с маршалом Франции, мужья двух других были шутами. Территория, ныне известная как Западная Германия, стала Рейнской конфедерацией, а ее номинальные правители получали указания из Парижа. Апогеем французского триумфа с 1792 года может считаться прочтение титулов некоторых бывших якобинцев – соратников по оружию Наполеона: герцог Истрии, герцог Данцигский, герцог Альбуйерский, князь Ваграмский. «Если у них самих такие звучные титулы, – сказал Наполеон, лишь наполовину шутя, – что они могут возразить против моего?»

За 16 лет военная империя настолько разрослась, а количество завоеванных народов так увеличилось, что трудно даже представить всю дьявольскую пестроту армии, ввязавшуюся в русскую авантюру жарким июльским днем 1812 года. Она состояла, как минимум, из 18 национальных формирований, часть из которых пошла на войну по собственному выбору, часть подчинилась команде своих побежденных и вовсе не обрадованных перспективами участия в этом походе правителей, остаток же был неохотно набран из бывших противников французов. Как минимум половина этой армии состояла из сомнительного военного материала, но вот люди, командовавшие ими, таких недостатков не имели. Все без исключения командиры – люди умные, смелые, за их плечами была не одна война. Именно их военный опыт должен был лечь в основу этой армии и объединить вокруг себя остальных. В летние дни по понтонным мостам через Неман прошли: швейцарцы, австрийцы, пруссаки, поляки, иллирийцы, рейнские немцы, северные итальянцы, неаполитанцы, саксонцы, баварцы, вестфальцы, португальцы, испанцы, литовцы, венгры, голландцы и хорваты. Но настоящее ядро армии составляли французы. Позднее Наполеон и начальник его генерального штаба Бертье имели возможность убедиться в этом.

При подсчете огромных потерь французов становится понятно, что изначальную мощь Великой армии оценить трудно. Ее ядро составлял генерал Гурго, один из помощников Наполеона, в распоряжении которого было не менее 350 тысяч штыков и 984 орудия, а по другим оценкам, немного больше, по некоторым – даже вдвое больше.

Один французский историк в своих оценках доходит до числа в 355 тысяч пехотинцев, 59 тысяч кавалеристов и 1200 орудий[4]. Другой даже называет цифру чуть менее 500 тысяч человек, из которых только половина годилась для участия в военных действиях. Если кто-нибудь начнет считать солдат по национальным группам, число участников похода станет более правдоподобным: 145 тысяч французов, 30 тысяч пруссаков, 45 тысяч итальянцев, 25 тысяч немцев, 30 тысяч австрийцев, 70 тысяч солдат других национальностей, собранных вместе, а кроме того, большой кавалерийский резерв и Старая и Молодая гвардия – отборные части, не входящее в общее число французских солдат. Указанное количество не включало в себя сопровождающих армию людей, так что, получив нечто среднее после оценки всех источников, можно полагать, что реальная военная сила действующей армии превышала 350 тысяч человек с более чем тысячей орудий и порядка 150 тысяч человек, сопровождающих армию (нонкомбатантов), из которых более всего было маркитантов, погонщиков скота и торговцев. Все они работали за линией основных военных коммуникаций. Большое количество войска и гражданских, оставленных в гарнизонах на всем пути следования армии, действовали севернее или южнее направления движения основного войска.

Как уже было сказано, участники похода имели разную военную выучку. Среди французов более половины, включая всю гвардию, были ветеранами, некоторые из них недавно перевелись из военных гарнизонов, расквартированных в Испании и тихой Германии. В основном это люди, сражавшиеся вместе с Наполеоном в итальянских кампаниях и еще в 1799-м маршировавшие через Синайскую пустыню, чтобы осадить Акр. Вряд ли среди них нашелся хотя бы один, кто не принимал участия в серии блестящих побед, венчала которую великолепная пятерка: Маренго, Аустерлиц, Йена, Фридлянд и Ваграм. Среди ветеранов было немало таких, кто, несмотря на возраст, уцелел во всех этих войнах. Это, например, солдат Старой гвардии Бургойнь, чьи воспоминания о кампании являются самыми красочными военными мемуарами, которые когда-либо мог написать армейский сержант любой армии. Ветераны Великой армии, эти ворчуны, в совершенстве освоили науку выживания. Едва ли какая-нибудь сила могла их одолеть, и, хотя большинство из них имели мало уважения к различным авторитетам, включая императора, они были глубоко привязаны к своим полкам и своим товарищам.

В Великой армии без преувеличения говорили, что даже крысы дохли с голоду там, где проходили ветераны. Эти люди могли маршировать и неделями сражаться за урожай награбленных капустных листьев. Они не имели семей, которые бы связывали их за пределами казарм. Они жили, чтобы сражаться и грабить, и свидетельства их непобедимости восходят еще к тем дням, когда Дантон и другие республиканские ораторы набирали армию из мальчишек, чтобы наголову разбить профессиональные армии королей Европы, бросивших вызов революции. Их преданность, если о ней вообще можно говорить, принадлежала только императору, хотя они могли и критиковать его, если дела шли плохо или если они сомневались в мудрости принятых им решений. Эта группа, ядро его войска, усиливалась и другими такими же мужественными кадрами, вроде молодых офицеров, наподобие Марбо, который вырос под грохот орудий и возмужал под бронзовыми наполеоновскими орлами и чей военный опыт в его 25 лет был несравнимо выше, чем военный опыт большинства старших офицеров любой армии в истории. Немало таких людей находилось и в простых полках, их присутствие служило примером для новобранцев и придавало им мужества в их первой кампании.

Боевые качества войск союзников тоже были очень разными. Самыми преданными и наиболее агрессивными из всех Наполеон считал поляков, многие из которых сражались вместе с французами еще с того момента, как Бонапарт вступил в Варшаву в 1807 году, и чьи уланы считались одними из лучших в его армии. Следующими после поляков энтузиастами, ввязавшимися в это предприятие, были некоторые из южных немцев, согласившиеся скорее воевать на стороне французов, чем быть вместе со своими северными братьями – пруссаками. После них шли некоторые итальянские полки под командованием пасынка Наполеона, принца Евгения де Богарне. Несмотря на свое южное происхождение, эти люди пережили суровую русскую зиму намного лучше многих северян, и, кроме всего, это были войска, заслуживавшие доверия. В конце этого списка шли австрийцы, участвовавшие в кампании потому, что Наполеон недавно женился на дочери их императора, и малые национальные группы: испанцы, чье правительство воевало с Францией на другом конце Европы, португальцы, правительство которых активно поддерживало Веллингтона в борьбе с Наполеоном на испанском полуострове, и голландцы, чья родина уже присоединилась к Франции, а на ее троне сидел брат Наполеона, Луи, которого корона только тяготила, из-за чего он впал в немилость.

Самое слабое звено императорской армии, без сомнения, 30 тысяч пруссаков, размещенных по самому левому флангу, куда они попали за свои настроения. Пруссия продолжала страдать после катастрофических поражений при Йене и Ауэрштадте и медленно возвращалась к жизни как единая нация, ожидая того дня, когда она вернет себе былую независимость. Патриотизм еще теплился среди гражданского населения прусских городов и деревень. Тугендбунды – национальные освободительные союзы – уже набирали силу, только подогреваемые жестокой политикой французов, как никогда при спокойной обстановке. Французский курьер, в одиночку скачущий по Пруссии, мог не опасаться за свою жизнь так, как в оккупированной Испании, где французов с постоянно возраставшим риском вынуждали перемещаться от одного военного поста до другого.

Впрочем, сила наполеоновской репутации позволяла удерживать эту многоязыкую армию вместе вплоть до поражения. Никто не мог предвидеть, что военная машина такого качества и таких размеров будет уничтожена в течение недель. Когда это случилось, не особо ревностные союзники разбежались, как шайка разбойников. Не пройдет и пяти месяцев с момента возвращения Наполеона во Францию, как выжившие в этом походе солдаты союзных контингентов пойдут воевать против него, те же, кто остался с императором, соберутся дезертировать с поля боя, что многие из них и сделают во время Саксонской кампании следующего года.

Выпавшие на долю почти сорокатрехлетнего Наполеона трудности едва ли повлияли на его физическую форму. Он, страдая от редких приступов болезни мочевого пузыря, все еще был в состоянии провести весь день в седле, а ночью диктовать свои приказы. Его ум живо реагировал на непредвиденные обстоятельства, и единственным, что могло повредить этому, была присущая императору тенденция избегать возможного риска при принятии решений. Один из случаев такой «предусмотрительности» случайно совпал с обострением болезни мочевого пузыря и, наверное, стал причиной поражения в этой кампании.

Под прямым командованием Наполеона находилось несколько самых блестящих солдат всех времен, людей, чьи легендарные имена, личная доблесть и тактическая выучка были бесспорными в глазах их врагов.

Первый корпус возглавлял маршал Даву, суровый профессиональный солдат, чья настойчивость, строгость по отношению к непокорным штатским и нешуточное чувство долга снискали ему прозвище «железный маршал». Будучи фанатично преданным Наполеону, он был блестящим стратегом, наверное самым лучшим из маршалов. Его личная репутация оставалась незапятнанной даже тогда, когда Наполеон лишился своей власти. Он – единственный офицер высшего ранга во Франции, который с чистой совестью мог вернуться под Наполеоновы стяги с орлами после побега императора с острова Эльбы в 1815 году.

Вторым корпусом командовал маршал Удино, сын пивовара, когда-то бывший гренадером. Вскоре его армия отделится от основных сил, и он будет вынужден вести самостоятельную войну против Витгенштейна на левом фланге. Удино – бесстрашный человек – становился, однако, импульсивным, когда рядом не было руководящей руки Наполеона. Успех операции здесь, на левом фланге, обусловился тем фактом, что Удино был ранен в начале кампании и командование перешло к блестящему и эксцентричному Сен-Сиру, бывшему мастеру на все руки, получившему свой маршальский жезл в России, что само по себе явилось уникальным достижением.

Несравненный Мишель Ней командовал Третьим корпусом, находясь в самом центре и возглавив пехотное наступление. Ней, блестящий тактик, считал, что для объективного планирования нужен трезвый расчет. Обычно он находился в гуще сражения, среди своих стрелков и поэтому не мог осуществлять руководство повсюду, но как лидер и вдохновитель солдат он не знал себе равных. В этой кампании он заслужил безграничное восхищение как у друзей, так и у врагов.

Принц Евгений, здравомыслящий замечательный человек, пасынок Наполеона, смелый, умный и безгранично преданный императору, командовал Четвертым корпусом, состоящим из итальянцев. Он с лихвой прославился во время этого похода. Князь Понятовский, польский патриот, командовал Пятым корпусом. Шестой корпус в начале кампании, до момента ранения Удино, возглавлял Сен-Сир. Генерал Ренье, большой друг Нея и такой же, как он, ветеран, бесстрашный в бою, командовал Седьмым корпусом, а охотник до удовольствий младший брат Наполеона Жером, король Вестфалии, неудачно выбранный командиром Восьмого корпуса, находился на правом фланге Великой армии.

Жером не долго продержался на своем посту. Вскоре его сняли, и он, преследуемый гневом своего ужасного брата, отправился домой.

Маршал Виктор, бывший мальчишка-барабанщик и до революции сержант, напыщенный, импульсивный человек, которого никто не любил, с репутацией агрессивного бойца, сопровождавшей его уже очень давно и ставшей впоследствии причиной многих бед для его товарищей, командовал Девятым корпусом.

Маршал Макдональд, сын выходца из шотландского клана, командовал ненадежными прусскими солдатами на левом фланге. Он не принял в кампании такого активного участия, как остальные. Маршал Ожеро, бывший лакей и «солдат удачи», возглавлял Одиннадцатый корпус, но оставался с гарнизонами в Германии, в то время как основные силы армии продвигались в глубь страны. Маршал Мюрат, зять императора и самый известный кавалерист в мире, командовал Двенадцатым корпусом, находящимся в центре, и был задействован всю дорогу до самой Москвы.

Мюрат, наверное, самый колоритный из людей, окружавших Наполеона. Он славился демонстрацией на поле боя своего блестящего позерства, проявлявшегося в экстравагантных нарядах, которые он себе придумывал, и плюмажах. Вооружившись золотым маршальским жезлом, Мюрат лично возглавлял многие из своих атак, и, еще до появления армии в Вильно, его балаганные выходки уже стали предметом обсуждения на биваках казаков, на которых они действовали как красная тряпка на быка.

Шварценберг, австрийский генерал, находился на самом краю правого фланга вместе с Тринадцатым корпусом, состоявшим из австрийцев, против их воли втянутых в эту войну. Через несколько месяцев он предаст французов. Пройдет чуть более года, и он возглавит войска Габсбургов в новой коалиции, созданной для того, чтобы разжать сдавившие Европу имперские тиски.

Вместе со Старой и Молодой гвардией, состоявшей из 40 тысяч ветеранов-усачей, были трое других известных военачальников, маршалов и командиров, прошедших самую лучшую выучку в наполеоновской школе ведения войны. Старой гвардией командовал Бессьер – вежливый, спокойный и внимательный человек, безгранично преданный своему императору.

Мортье, сын мелкого фермера, возглавлял Молодую гвардию. Во время отступления, похоронившего репутацию многих, он сумел сохранить свою честь. У добродушного великана Мортье никогда не было врагов, а восхищавшиеся им британцы выражали в его адрес намного больше комплиментов, чем столетие спустя Восьмая армия Монтгомери в адрес генерала Роммеля[5]. Солдаты очень любили и его, и Бессьера. К третьему маршалу, скакавшему вместе с гвардией, пятидесятилетнему Лефевру, некогда королевскому сержант-майору, а теперь герцогу, ветераны испытывали не только уважение, но и глубокую привязанность. В самые трудные дни отступления маршал демонстрировал мужество и стойкость, которые сделали бы честь и намного более молодому человеку.

Вместе с армией двигались шесть соединенных между собой обозов и один осадный парк, которым командовал генерал Эбли, невероятно способный сапер, по этому случаю спешно выписанный из Испании. Но главнее всех этих людей был работавший день и ночь мозговой центр армии Наполеона, маршал Бертье, участвовавший во всех войнах императора начиная с первой Итальянской кампании 1796 года.

Непоколебимая репутация Бертье как начальника генерального штаба была поистине превосходной. Он обладал феноменальной памятью и имел более высокие, чем у Наполеона, административные способности. Должность Бертье была очень сложной, поскольку многие маршалы испытывали неприязнь друг к другу и никто из них не мог смириться с тем, чтобы сражаться под командованием другого. Поэтому Бертье выступал еще и в качестве своего рода третейского судьи между соперниками, стремившимися к императору. Его физическая выносливость равнялась его блестящему таланту администратора. Маленького роста, аккуратно одетый человек с изысканными манерами, он мог днями идти без отдыха, сохраняя тем не менее такую же ясную голову, как и в первые часы похода. Бертье был незаменим до тех пор, пока помогал координировать стратегию других и не проявлял собственной инициативы.