Читать книгу Под чёрным крылом войны - Розалия Степанчук - Страница 5

Тогда, в конце марта 1942 года дед Митяй оставил Витьку у себя, пожалел мальчишку – уж очень жалкий у него был вид. Конечно, лишний рот в доме, но и помощь деду не помешает. Решил Митяй хлопотать для мальца продуктовую карточку иждивенца. Собрался он в сельсовет, взял с собой вяленой и свежей рыбы, да и пошёл к секретарше. Насилу дошёл, но дело-то важное. Он долго переминался с ноги на ногу, комкая в руках шапку, пока секретарша ни прикрикнула: – Ну!

– Послушай, Макаровна, что я скажу. Прибился ко мне, значитца, мальчонка двенадцати годов, сирота беспризорная. Оставил я его у себя, буду ему дедом. – Дед замолчал, переживая заново, эту радость. – Но секретарше эта радость была не понятна.

– Ну, ладно. А чего ты от меня-то хочешь, Митрий?

– Так это… Значитца… Как бы это… Время-то сейчас, сама знаешь… С харчами-то… Карточку бы надо на него.

– Ещё чего, я в тюрьму пока не собираюсь! Кто он тебе, чтобы карточку выдавать? Документы у тебя на него есть? Нет, значит? Так и карточки нет!

Дед, молча, пристально смотрел ей в лицо. Макаровна смутилась, думая про себя:

– А говорят люди-то, мол, колдун этот дед. Наведёт порчу и майся тогда, никакие врачи не помогут. И сам он людей лечит травками, и помогает, говорят. – Размышляла Макаровна.

– Так что же мне с тобой делать, Митрий? – Сказала она вслух.

– Со мной – ничего. – Осмелел дед, видя её смущение. – Выпиши документ, что я его будто усыновил, значитца, али другой какой, тебе лучше знать. Ты у нас здеся, за всё про всё. А свидетельство его сгорело, мать его туды через коромысло. – Дед мрачно уставился на неё, не отводя глаз. – Макаровна невольно опустила взор, и сказала:

– Ну, ладно, приходи сюда с мальчиком, позовём двух свидетелей, и оформим усыновление.

– Когда же приходить-то?

– Завтра и приходи часов в 10.

Дед, довольный, поковылял домой. По пути зашёл к знакомой бабе, промышлявшей на базаре.

Достав два свёртка с рыбой, он отдал их бабе.

– Вот, на, рыбы-то, сама съешь, али продай, а мне-то, дай хлеба и сахарку. Внук у меня таперича, объявился, кормить его надо лучше, он у меня, значитца, исхудал весь. А, ежели, какая нужда у тебя приключится, присылай свою племянницу-то к нам с внуком. – Дед Митяй с удовольствием произносил эти приятные слова. Однако бабу эти слова ничуть не задели, сердце её очерствело.

Получив желаемое, дед, довольный, пошёл домой. Витька всё это время спал, набираясь сил.

Проснулся он к вечеру, перехватил, не глядя, то, что дедушка ему на стол поставил, и опять блаженно уснул на сундуке, счастливо улыбаясь. Одет он был в дедовы обноски, пока его одёжка не высохла после стирки, да и её надо было хоть как-то починить, другой-то не было.

Документ на Витьку и карточку они получили, и он стал деду законным внуком. Витька постепенно поправлялся и стал помогать деду, выполняя его поручения. Попутно, Митяй всерьёз обучал его искусству рыбалки, чтобы в любую погоду, и в любое время года с рыбой быть.

В мае лёд сошёл, но вода ещё была ледяная, а солнышко подогревало камни на берегу, и Витька, стоя с удочкой, снимал обувь, чтобы зря её не драть. На днях ему исполнится 13 лет, и он надеялся, что все его беды кончились. Ему очень нравилось жить у деда, о лучшем он и не мечтал. Он иногда вспоминал предвоенную жизнь в Ленинграде – с родителями; потом блокадную осень и зиму, детский дом, своих друзей, но эти воспоминания не тревожили его душу, прошлая жизнь отодвинулась куда-то далеко-далеко, да и о будущем он не думал – жил сегодняшним днём.

К ним с дедушкой на заимку наладилась прибегать девчонка лет 10—11, племянница торговки, у которой дедушка обменивал рыбу на продукты помимо карточек. Она садилась на тёплый камень на берегу, грея босые ноги, и, молча, наблюдала за Витькой. Витька не обращал на неё внимание. Но, вскоре, произошёл случай, который подружил этих, ушибленных бедой, детей.

Утро началось хорошо. Витька с дедушкой поели картошки с вяленой рыбой, попили кипяточку с конфетками. Дедушка сел чинить рыболовную снасть – «морду».

Прибежала из деревни тощая босоногая девчонка – за рыбой. Унюхала картошку в котелке, и стала глотать слюну. Дедушка всё понял, и дал ей картофелину и вяленую рыбёшку.

– Голодная девчонка-то. Видать, тётка не балует её разносолами. – Подумал Митяй. А та не стала обдирать с картошины «мундир», живо запихала её в рот, ободрала рыбку, и побежала с ней на берег. Там она села на валун, дожевала картошку, и стала наблюдать за Витькой, посасывая солёную рыбку, как конфетку.

Витька стоял на валуне с удочкой. Воды в речке сильно прибыло от талого снега. Течение стало бурным, и леску с крючком сильно относило в сторону. Витька повернул голову, собираясь спросить о чём-то дедушку, но его на берегу уже не было. И тут, неожиданно, удочку так дёрнуло, что Витька едва не выронил её. Это была бы катастрофа – леска и крючки товар дорогой. Он схватил удочку двумя руками, перебирая ногами для устойчивости, но оступился и рухнул в стремительный ледяной поток, не выпуская удочку из рук. Витька услышал истошный крик девчонки, и тут же, с головой ушёл под воду. Он оттолкнулся ногами от неровного дна, вынырнув на поверхность, успел глубоко вдохнуть полные лёгкие воздуха, прежде чем поток снова захлестнул его. Ещё раз, с большим трудом, он хватил глоток воздуха. До войны он жил недалеко от воды и хорошо плавал, но 6 месяцев голодовки и эвакуация подточили его силы.

Сознание ускользало от него, он словно проваливался в глубокую дремоту без сновидений. Его крутило и тащило, а потом вынесло на мелкий перекат, и зацепило за корягу, застрявшую на этом перекате. Это спасло ему жизнь. Дедушка, поспешивший на крик девчонки, сразу всё понял. Он нашёл беспомощного Витьку, который так и не выпустил удочку из рук с хариусом на крючке, вытащил его из холодных объятий воды, перевернул его животом на своё колено, и начал ритмично надавливать на Витькину спину. Вытекла из Витьки вся вода, которую он успел хлебнуть.

– Ещё не пришло твоё время-то отдать концы, парень. Мать её туды, через коромысло! Живи, давай! – Приговаривал дед. – Скажи спасибо девчонке – то, она меня позвала. Спасла она тебя.

Витька с трудом поднялся на дрожащие ноги, пошатываясь, и опираясь на деда, постепенно приходя в себя.

– Пойдём в избушку-то, снимешь мокрое, попьёшь, значитца, кипятку с травкой, да и ладно.

Потом Витька, измождённый, впал в тревожную дремоту, ему казалось, что он снова едет в машине через ледяное озеро, спасаясь от блокадного голода и холода.

Потом, согревшись от травяного настоя и под дедушкиным тулупом, уснул и проспал весь день и всю ночь. Утром кровь снова весело бежала по его жилам. Он с удовольствием попил рыбного бульона, в котором плавали кусочки нечищеной картошки и рыбы, пойманной им вчера. И еда эта показалась ему очень вкусной.

– Рыба-то с твоего улова, Витёк. Молодец, что удочку-то не отпустил, внучек. – Они оба были довольны и едой и друг другом. В опорках и обносках, в убогом жилище, при скудном и однообразном питании, они, тем не менее, оба были довольны своей жизнью.

А тут и девчонка прибежала, кое-какие продукты принесла за рыбу.

– Тебя как зовут, девочка? – Улыбаясь, спросил Витька.

– Танькой.

– А меня Витькой. Спасибо тебе, что ты дедушку позвала, а то я бы погиб.

Та только, молча, пожала плечами.

– А я думал, что ты немая – все молчишь и молчишь.

– Не, я не немая, я сирота. Тётка моя говорит, что я дармоедка, никому не нужная, вот я и молчу.

– А родители твои где?

– Да на фронте погибли. – Беспечно сказала она.

– Я тоже сирота. Но мне повезло – дедушка у меня добрый, заботится, и я буду о нём заботиться, когда он совсем стареньким станет. А подружки у тебя есть?

– Не-а. Кто со мной дружить-то станет?

– Я буду с тобой дружить. Ты нам с дедушкой нужна, потому что ты хорошая, правда, дедушка?

– И то – правда. Хорошие-то люди, стало быть, вместе должны держаться.

Осенью дети пошли в школу. Таня в четвёртый класс, а Витя – в шестой.

В 1944 году Витя закончил 7 класс, и дальше учиться не захотел, стал рыбачить с дедушкой. А тот стал часто болеть, на сердце жаловался. Витя привязался к деду всей душой, жалел его, и больше всего боялся остаться одному. А дедушка успокаивал:

– Тебе уж 15 стукнуло, на тот год, гляди, паспорт получишь. Все дороги, значитца, перед тобой открыты будут. А я-то и так довольно пожил. Не два же века мне жить-то. С лёгким сердцем помру. Много мне зла люди-то причинили, а ты, как ясно солнышко, обогрел мою душу, да и я тебе, стало быть, помог на ноги встать в жизни-то. Семью мою злые нелюди-то порушили, а ты, значитца, стал моей семьёй. – Потом засмеялся: – Ни сына, ни дочери-то у меня не было, – сразу внуком обзавёлся, а ты, стало быть, дедом. Чудны промыслы твои, Господи!

– Ну, да! – Заулыбался Витя.

Дед Митяй прожил ещё три года. Перед смертью он показал Вите заначку, где хранил деньги.

– Вот, для тебя, значитца, собирал-то. Хватит тебе на первое-то время. Не оставайся здесь. Тебе уже 18. Как похоронишь меня, забирай Танюшку-то и езжай с ней в город. Там, стало быть, и устроитесь. – Вскоре дед Митяй умер.

Похоронив дедушку, Витя с Таней уехали в Свердловск. Татьяне уже исполнилось 16 лет. Она была невысока, стройна и худощава, как мальчишка. Лишь едва обозначенные округлости бёдер намекали на то, что она девушка. Прямые волосы пострижены до плеч. Они были пепельного цвета и казались седыми, как у старушки. Бесцветные брови и ресницы придавали её лицу какое-то отстранённое, почти пустое выражение. Тонкое бледное лицо. Гладкая кожа, плоская грудь. Казалось, что даже губы не имели цвета. Но ничего этого не замечал Витя. Танюшка была для него самой близкой и желанной. Они устроились на завод, расписались. Своего первенца они назвали Дмитрием. Дали им комнатку в бараке, и стали они жить, как все тогда жили, в тяжёлый 1947 год. Но эти ребята умели довольствоваться малым, были ещё очень молоды, и вся жизнь у них была впереди. Возвращаться в Ленинград Витя не захотел – там его никто не ждал.