Читать книгу Сентябрь - Розамунда Пилчер, Розамунда Пилчер, Rosamunde Pilcher - Страница 4

Дом был очень похож на дом Пеннингтонов, только парадная дверь не черная, а темно-синяя, и сбоку в кадке рос благородный лавр. Алекса отперла дверь, и Ноэль вошел в прихожую. Алекса нагнулась отстегнуть поводок у пса, который тут же принялся жадно лакать воду из круглой миски, что стояла у самой двери. На миске была надпись: «Для собак».

– Установил себе ритуал – сразу бросается пить. Верно, ему кажется, что он ужасно долго гулял.

– Как его зовут?

– Ларри.

Пес шумно лакал воду, заполняя тишину; Ноэль же, быть может, впервые в жизни не знал, что сказать, – он был застигнут врасплох. Неизвестно, чего он ожидал, но наверняка не того, что увидел. Все здесь свидетельствовало о спокойном достатке и хорошем вкусе хозяев. Богатый лондонский дом, хотя и небольшой. Узкий коридор, крутая лестница, отполированные до блеска перила. Медово-золотистые ковры на полу и на стене, пристенный антикварный столик, на котором стояла цветущая розовая азалия, овальное зеркало в резной раме. Но что поразило его больше всего, так это запах. Запах, от которого защемило сердце – такой знакомый! – полировки, яблок и, похоже, свежесваренного кофе. И еще, быть может, засушенных лепестков роз. Аромат юности, пробуждавший ностальгию, запах дома, который мать создала для своих детей.

Но кто встревожил его память? Кто она – эта Алекса Эрд? Можно бы завести легкий разговор и выяснить это, но с чего начать? Ноэлю ничего не приходило в голову. И, может, к лучшему. Посмотрим, что обнаружится дальше, вполне возможно, что Алекса снимает тут всего лишь спальню-гостиную или крохотную квартирку под самой крышей. Но вот она положила собачий поводок на столик и любезным тоном хозяйки пригласила его в комнату, куда вела открытая дверь:

– Входите, пожалуйста…

Дом и правда был двойником пеннингтоновского, но куда красивее и богаче. Длинная узкая комната тянулась от передней его стены до задней. В той части, которая выходила на улицу, была гостиная – скорее, это можно было назвать салоном, такая дорогая и солидная стояла тут мебель; вторая половина служила столовой. Отсюда дверь выходила на балкон с коваными железными перилами, на полу стояли керамические горшки с цветущими маргаритками.

Обшивка, гардины, ковры – все было выдержано в золотистых и красноватых тонах. Гардины свисали тяжелыми складками, на диванах и стульях чехлы из вощеного ситца в деревенском стиле, на диванах подушки с ручной вышивкой. Ниши украшал сине-белый фарфор, пузатое бюро было раскрыто, стопка писем и бумаг свидетельствовала о деловитости его хозяйки.

Элегантно, респектабельно – и все это никак не вязалось с самой обыкновенной и не столь уж привлекательной девицей в джинсах и свитере.

Ноэль кашлянул.

– Какая очаровательная комната, – сказал он.

– Да, красивая. Рада, что вам нравится. Однако представляю, как вы устали. Джетлаг – это убийца. Мой отец не выносит ночных полетов и летает из Нью-Йорка только на «конкордах».

На собственной территории она чувствовала себя более уверенно и уже не казалась слишком застенчивой.

– Мне уже лучше, спасибо.

– Что будете пить?

– Виски у вас найдется?

– Конечно. Что предпочитаете – «Граус» или «Хейг»?

Вот это удача!

– «Граус»!

– Со льдом?

– Если есть…

– Я спущусь за ним на кухню. Если вы не в силах ждать, прошу вас… вон там стаканы и все остальное. Я сию минуту вернусь…

Он услышал, как она сказала что-то песику и легко сбежала по лестнице вниз. В доме стояла тишина. Похоже, собака отправилась следом за хозяйкой. Сейчас он нальет себе виски. Бутылки и графины стояли на серванте такой красоты, что невозможно было не позавидовать его владельцу.

Над сервантом висели очень недурные картины – все те же мирные пейзажи и сельские домики на фоне зеленых лесов. Взгляд Ноэля остановился на серебряном фазане в центре овального стола и прекрасных грузинских серебряных подносах. Он подошел к окну и заглянул вниз – небольшой мощеный внутренний дворик, по кирпичной стене вьются розы, высокая клумба с поздними желтофиолями. Белый кованый железный столик и такие же четыре стула, и сразу представляется летний вечер – ужин под открытым небом, прохладное вино.

Да, надо скорее выпить. На серванте ровным рядом стояли шесть стаканов. Ноэль взял бутылку «Грауса», налил в стакан, добавил содовой и возвратился в другой конец комнаты. Точно любопытный кот, он продолжал обследовать территорию. Отодвинул тюлевую занавеску, бросил взгляд на улицу, потом шагнул к книжному шкафу и стал читать названия книг. Кто же все-таки хозяин этого восхитительного дома? Романы, биографии, книги по садоводству… вот еще одна – как выращивать розы.

Надо поразмыслить… Сопоставив одно с другим, Ноэль пришел к совершенно определенному выводу: дом на Овингтон-стрит принадлежит родителям Алексы. Отец занимается каким-то бизнесом – судя по тому, что летает на «Конкорде», довольно престижным, настолько престижным, что может позволить себе брать в поездки жену. В данный момент они в Нью-Йорке. Когда все дела будут сделаны и конференция закончится, они, надо полагать, слетают на недельку на Барбадос или на Виргинские острова понежиться под солнцем и восстановить силы… Все встало на свои места.

Ну а Алекса, покуда их нет, смотрит за домом, чтобы не залезли воры. Теперь ясно, почему она в доме одна и так щедра по части виски – оно отцовское. Когда родители возвратятся – загорелые, с кучей подарков, – Алекса вернется в свою хижину, в квартиру, которую она делит с подругой, либо в коттедж в Уондсуорт или в Клэпем.

Любопытство Ноэля было отчасти удовлетворено, и он продолжал осмотр. Сине-белый фарфор оказался дрезденским. Возле одного из кресел стояла корзинка с клубками яркой шерсти и начатым гобеленом. На бюро фотографии. Свадьбы, дамы с младенцами на руках, пикники с расставленными на скатерти термосами и сидящими сбоку собаками. Ни одного знакомого лица. Одна из фотографий привлекла его внимание, и он взял ее, чтобы рассмотреть поближе. Большой дом в эдвардианском стиле, сплошь увитый зеленью. Оранжерея по одну сторону, высокие окна в переплетах и мансардные окошки под крышей. Широкие ступени ведут к парадной двери, она распахнута, и два охотничьих спаниеля послушно позируют фотографу. За домом зимние деревья, церковный шпиль, а еще дальше – крутой холм. Родовое загородное поместье.

Она возвращалась. Он услышал ее легкие шаги по ступенькам, осторожно поставил фотографию на место и повернулся к двери. В руках у Алексы был поднос, на котором стояли ведерко со льдом, бокал, открытая бутылка белого вина и тарелка с солеными орешками.

– Отлично, вы уже выпили. – Она поставила поднос на столик за диваном, отодвинув стопку лежавших там журналов. Верный терьер уселся у ее ног. – К сожалению, кроме орешков, ничего не нашлось.

– А больше в данную минуту мне ничего и не надо. – Ноэль поднял бокал.

– Бедняжка! – Она бросила в его бокал кубики льда.

– Я все никак не могу поверить, что оказался полным идиотом – так все перепутать! – сказал он.

Алекса налила себе вина:

– Зря вы себя корите. Со всяким может случиться. Лучше попробуйте повернуть все это иначе: завтра вас ждет приятный вечер, а за ночь вы хорошо отдохнете и будете в прекрасной форме. Но почему вы стоите? Вот это кресло самое удобное.

Оно и правда было удобным. Какое блаженство! Наконец-то он вытянул свои уставшие ноги и, утонув в мягких подушках, поднес бокал ко рту. Алекса села в кресло напротив него, спиной к окну. Ларри немедленно вскочил к ней на колени, свернулся клубочком и закрыл глаза.

– Вы долго пробыли в Нью-Йорке?

– Три дня.

– Любите туда летать?

– В общем-то, да, но возвращаюсь всегда совершенно измученный.

– А что вы там делаете?

Он рассказал о «Седле и стремени» и Харви Клейне.

– У меня есть их ремень, отец привез в прошлом году. Очень красивый, плотный и мягкий.

– Ну вот, скоро вы сможете покупать такие и в Лондоне, если вас не остановит цена.

– А кто будет их рекламировать?

– Это моя работа. Я директор рекламного отдела.

– Звучит внушительно. И наверное, это у вас хорошо получается. Вам нравится ваша работа?

Ноэль подумал:

– Надо полагать, она не получалась бы, если бы не нравилась.

– Как это верно! Ничего нет хуже, чем не любить свою работу.

– А вам нравится готовить?

– Очень. Я ужасно люблю готовить. И слава богу, потому что только это и умею. В школе я, увы, не блистала. Кое-как сдала экзамены. Отец настаивал, чтобы я пошла в секретари или окончила курсы дизайнеров, но в конце концов я убедила его, что это будет абсолютно бесполезная трата времени и денег, и он позволил мне стать поварихой.

– Вы прошли какой-то курс?

– Да, я могу приготовить что угодно. Самые экзотические блюда.

– Работаете самостоятельно?

– Начинала с агентства. Потом мы стали работать парами, но одной интереснее. У меня теперь собственный небольшой бизнес: не только директорские ланчи, но и званые обеды в частных домах, свадебные приемы, иногда я просто заполняю едой чей-то холодильник. У меня мини-фургончик, и я на нем разъезжаю.

– Вы готовите здесь?

– Большую часть блюд. Сложнее всего частные обеды, потому что тогда приходится готовить на чужой кухне, а там, как в потемках, никогда не знаешь, где что лежит. Мои острые ножи я всегда вожу с собой.

– Звучит страшновато!

Она рассмеялась:

– Чтобы резать овощи, а не гостей, конечно. Ваш бокал пуст. Хотите еще?

Оказывается, он допил виски и не прочь был повторить, но встать не успел – Алекса опередила его. Осторожно спустив Ларри на пол, она взяла у Ноэля стакан и пошла к серванту. Звякнул стакан, плеснулась содовая. Мирные, успокоительные звуки. Вечерний ветерок шевелил тюлевые занавески на раскрытых окнах. На улице завелась и отъехала машина, юных велосипедистов, как видно, уже позвали домой и уложили в постель. Неудавшийся обед отступил куда-то в прошлое и уже не имел никакого значения. Ноэль чувствовал себя как путник, который долго плелся по безводной пустыне и вдруг совершенно неожиданно очутился в цветущем, окаймленном пальмами оазисе.

В его руку снова скользнул прохладный бокал.

– Мне всегда очень нравилась ваша улица, по-моему, она одна из самых приятных в Лондоне.

Алекса вернулась в свое кресло и уютно устроилась в нем, поджав под себя ноги.

– А где живете вы?

– В Пембрук-Гардене.

– Тоже приятный район. Вы живете один?

Вопрос прозвучал несколько неожиданно, но Ноэля позабавила прямота его собеседницы. Она, очевидно, помнит прием у Хатуэйев и его упорное ухаживание за ослепительной Ванессой.

– Большую часть времени, – с улыбкой ответил он.

Уклончивость ответа прошла мимо ее внимания.

– У вас там квартира? – продолжала она.

– Да, в цокольном этаже. Солнца там мало, но я провожу в ней не так-то много времени. На уик-энды стараюсь уезжать из Лондона.

– У вас есть загородный дом?

– Нет, но зато есть удобные друзья.

– А братья и сестры?

– Две сестры. Одна живет в Лондоне, другая в Глостершире.

– Наверное, вы гостите у той, что в Глостершире?

– Нет, если только это не какое-то особое событие.

«Пожалуй, достаточно вопросов с ее стороны, – решил Ноэль, – пора меняться ролями».

– А вы на уик-энды ездите домой?

– Нет, чаще всего работаю. Люди предпочитают давать ужины в субботу вечером, а обеды в воскресенье. Да и вряд ли стоит ехать в Шотландию всего лишь на уик-энд.

– Вы имеете в виду… Вы живете в Шотландии?

– Нет. Я живу здесь. Но моя семья живет в Релкиркшире.

Я живу здесь. Ноэль смолк. Собственно, он всего лишь строил догадки. Неужели пошел по ложному следу?

– Я думал, ваш отец… понимаете, мне показалось…

– Он работает в Эдинбурге, в «Сэнфорд Каббен». Директор их шотландского отделения.

«Сэнфорд Каббен» – крупнейшая международная трастовая компания. Ноэль отверг прежнюю версию.

– Понимаю. А я-то решил, что он работает в Лондоне.

– И улетел в Нью-Йорк? Он летает по всему миру – в Токио, Гонконг. Его очень часто нет дома.

– Вы с ним редко видитесь?

– Только когда он проезжает через Лондон. В этом доме он не останавливается – у компании есть квартира, но он всегда звонит и, если позволяет время, приглашает пообедать с ним в «Конноте» или в «Кларидже». Для меня это всегда большое событие – приобретаю там уйму знаний по части всяких деликатесов.

– Что ж, и ради этого стоит сходить в «Кларидж».

Здесь он не останавливается…

– Но в таком случае кто же владелец этого дома?

Алекса безмятежно улыбнулась.

– Я! – сказала она.

– Вы?… – Ноэль не мог сдержать удивления. Ларри успел снова забраться к ней на колени. Алекса поглаживала его по голове. – И давно вы тут живете?

– Скоро пять лет. Это был дом моей бабушки. Матери моей мамы. Мы с бабушкой были большие друзья. Половину моих школьных каникул я проводила с ней. К тому времени, как я приехала в Лондон учиться на кулинарных курсах, умер дед и она жила одна, поэтому я поселилась у нее. А потом, в прошлом году, умерла и она и оставила дом мне.

– Наверное, она вас очень любила…

– Я ее обожала. Мои были не очень-то довольны – я имею в виду, когда я поселилась у нее. Папа это не одобрил. Бабушку он тоже очень любил, но считал, что я должна начать самостоятельную жизнь. Завести себе друзей моего возраста, снять квартиру вместе с какой-нибудь подругой. Но я вовсе не рвалась к самостоятельности. Я ужасно ленивая, а бабушка Черитон… – она осеклась и посмотрела на Ноэля, который смотрел на нее. Он ничего не сказал, и она продолжала рассказывать все тем же непринужденным, легким тоном, – …с каждым годом все старела, было бы жестоко бросить ее.

Она смолкла. Только тогда Ноэль переспросил:

– Черитон?

Алекса вздохнула:

– Да. – Голос ее звучал так обреченно, что можно было подумать, она признается в тяжком преступлении.

– Редкая фамилия.

– Да.

– И довольно известная.

– Да.

– Сэр Родни Черитон?…

– Это мой дедушка. Я не намеревалась сообщать вам, это выскользнуло случайно.

Так вот в чем дело! Загадка разрешилась. Все нашло объяснение: деньги, богатый дом, мебель, картины… Сэр Черитон, ныне покойный, был основателем финансовой империи, раскинувшей свои владения по всему миру; в шестидесятые и семидесятые годы его имя не сходило со страниц «Файненшл таймс». Значит, дом этот был домом леди Черитон, а симпатичная маленькая кулинарка, точно школьница уютно устроившаяся в кресле напротив, ее внучка.

Ноэль не мог скрыть своего изумления:

– Кто бы мог подумать!

– Обычно я не сообщаю людям, кто мой дед. Никакой особой гордости за него я не испытываю.

– Но вы должны испытывать! Он был финансовый гений.

– Это вовсе не значит, что я не люблю его. Он был всегда добр ко мне. Но все эти банки и компании, которые сливались и становились все больше и больше… Я бы предпочла, чтобы они становились все меньше и меньше. Я люблю маленькие лавочки на углу, где мясник называет тебя по имени. Мне не по себе от мысли, что людей заглатывают какие-то чудовища – их уже просто не видно или их выбрасывают на улицу.

– Но вряд ли мы можем вернуться в прошлое.

– Это я понимаю. Мой отец говорит то же самое. Но у меня сердце разрывается, когда сносят целый ряд нормальных человеческих домов и вместо них вздымается ввысь еще одна кошмарная административная громада с черными окнами, словно гигантский инкубатор. Потому я и люблю Шотландию. Страткрой, деревня, в которой мы живем, совсем не меняется. Ну разве что миссис Мактаггарт решила, что больше уже не может стоять за прилавком, и удалилась на покой и ее лавочку купила пакистанская семья. Их фамилия Ишхак, очень славные люди, женщины у них одеваются в красивые яркие шелка. А вы были когда-нибудь в Шотландии?

– В Сазерленде, рыбачил на Ойкеле.

– Хотите посмотреть на наш дом?

Он не признался, что уже хорошо его рассмотрел.

– Хочу.

Алекса в очередной раз спустила пса на пол и встала. Ларри с недовольным видом уселся на каминном коврике – ему явно надоели эти вставания. Алекса взяла фотографию и вручила ее Ноэлю.

Выдержав приличную паузу, он сказал:

– Красивый дом. Наверное, в нем очень приятно жить.

– Вы угадали. А это спаниели моего отца.

– Как фамилия вашего отца?

– Эрд. Эдмунд Эрд.

Алекса поставила фотографию на место. Взгляд ее скользнул по циферблату золотых часов, стоявших посередине каминной полки.

– Однако уже девятый час.

– Боже мой! – Ноэль сверился со своими часами. – Да, верно. Мне пора идти.

– А надо ли вам уходить? Я хочу сказать – я могу что-нибудь приготовить и накормить вас ужином.

Против такого предложения трудно было устоять. Ноэль из вежливости начал было отказываться, но в голосе его не было твердости.

– Могу поручиться – дома у вас никакой еды нет. Вы ведь только что прилетели из Нью-Йорка. А для меня приготовить что-нибудь вкусное – одно удовольствие.

По выражению лица Алексы Ноэль понял, что ей хочется, чтобы он остался. Да и у него уже давно сосало под ложечкой.

– У меня в запасе отбивные из молодого барашка.

Это решило дело.

– Что может быть вкуснее бараньих отбивных! – сказал Ноэль.

Алекса просияла:

– Прекрасно! Я не простила бы себе, если бы вы ушли от меня с пустым желудком, – вот так гостеприимная хозяйка! Посидите здесь или пойдете со мной на кухню и посмотрите, как я готовлю?

Если он не встанет с этого кресла, то уснет. К тому же ему хотелось разглядеть дом во всех подробностях. Ноэль поднялся с кресла:

– Пойду посмотрю, как вы колдуете.

Кухню Алексы он представлял себе заранее: не ультрасовременная, нет, но очень уютная, с какими-то неожиданными вещами. Кажется, что ее не планировали заранее, она сама собой обустроилась с годами. Пол выложен плиткой, но в двух-трех местах постелены циновки; светлые буфеты из простого дерева. Под окном, в которое виднеются кусочек улицы и ступеньки крыльца, – широкая фаянсовая раковина. Стена за ней выложена сине-белым кафелем, и такой же кафель в простенке между буфетами. Свидетельства профессии хозяйки были налицо: шеренга медных кастрюль, внушительная разделочная доска, выдвижная мраморная, для раскатывания теста. Пучки трав, подвешенные к полкам, вязанки лука и свежая петрушка в кружке дополняли картину.

Алекса надела поверх толстого свитера большой синий с белой каемкой фартук, как у мясника, завязала сзади тесемки и стала совсем бесформенной, только обтянутая синими джинсами попка выглядывала из-под фартука.

Ноэль спросил, не потребуется ли его помощь.

– В общем-то, нет. – Она уже включила гриль. – Разве что откупорите бутылку вина. Вы будете пить вино?

– А где оно стоит?

– Вон там… – она повела головой, руки были заняты, – бутылки стоят на полу. Холодной кладовки у меня нет, за морозильником самое холодное место.

Ноэль отправился вглубь кухни. Там под арочным сводом было подсобное помещение. Чем оно служило раньше, неизвестно, вполне возможно, небольшой буфетной, но сейчас здесь стояло несколько сияющих белизной электроприборов: посудомоечная машина, стиральная машина, высокий холодильник и большая морозильная камера. Наполовину застекленная дверь в задней стене вела в садик. Возле двери стояли пара резиновых сапог и длинный деревянный ящик с садовым инвентарем, на крюке висели старый плащ и выгоревшая шляпа. Точно в деревенском доме.

Ноэль нашел за морозильником стеллаж с винами и, присев на корточки, подробно его рассмотрел. Неплохой подбор. Он взял бутылку божоле и вернулся на кухню.

– Как вы отнесетесь к этому?

Алекса взглянула на бутылку:

– Отлично. Достаточно выдержанное. Штопор в ящике буфета. Если вы откупорите его сейчас, оно успеет надышаться.

Ноэль нашел штопор и вытащил пробку. Она вышла мягко и чисто, и он поставил открытую бутылку на стол. Больше делать ему было нечего, он сел к столу и взялся за свой стакан с виски – он его еще не допил.

Алекса вынула из холодильника отбивные, подобрала все нужное для салата, достала батон хлеба. Отбивные она уложила на решетку гриля, взяла кувшинчик с соусом. Все это она проделывала ловко, не затрачивая особых усилий. «Она мастер своего дела, поэтому так легки и уверенны ее движения», – подумал Ноэль.

– У вас вид заправского повара, – сказал он.

– А я и есть заправский повар.

– И садовод вы такой же?

– Почему вы спросили?

– Заметил садовые принадлежности у двери в садик.

– Сад я люблю, но он такой маленький, что садоводом меня не назовешь. А вот в Балнеде сад огромный, там всегда дел хватает.

– В Балнеде?

– Так называется наш дом в Шотландии.

– Моя мать была просто одержима садом, – неожиданно для себя сообщил Ноэль. Обычно, если ему не задавали прямых вопросов, он не рассказывал о матери. – Беспрестанно что-то вскапывала, возила навоз в тачке.

– А теперь она уже не занимается садом?

– Она умерла. Четыре года назад.

– Ах, примите мои соболезнования. А где у нее был сад?

– В Глостершире. Она купила там дом и два акра заросшей бурьяном земли. К тому времени, когда она умерла, пустошь эта преобразилась. Сад был такой замечательный, что не стыдно было демонстрировать его гостям…

Алекса заулыбалась. Отбивные жарились, хлеб и тарелки подогревались.

– Мне кажется, ваша мама очень похожа на мою вторую бабушку, Ви. Она живет в Страткрое. Вообще-то, она Вайолет, но все мы зовем ее Ви. Моя мама тоже умерла. Погибла в автомобильной аварии, когда мне было шесть лет.

– Теперь моя очередь выражать соболезнования.

– Я ее не забыла, конечно. Но в памяти остались лишь какие-то отдельные картины. Помню, как она приходила поцеловать меня на ночь, перед тем как уйти в гости. Какие-то воздушные наряды, меха и чудный аромат духов.

– Так рано потерять мать…

– Но все в моей жизни наладилось, могло получиться гораздо хуже. У меня была замечательная няня, Эди Финдхорн. Когда мама погибла, мы уехали в Шотландию и я жила у Ви, в Балнеде. Мне, можно сказать, повезло.

– Отец снова женился?

– Да. Десять лет тому назад. Его жену зовут Вирджиния. Она намного его моложе.

– Злая мачеха?

– Вовсе нет, она очень милая. Мне она как сестра. И очень красивая. И у меня теперь есть брат Генри. Ему уже почти восемь.

Алекса занялась салатом. Острым ножом что-то резала на полоски и рубила на кусочки. Ноэль смотрел на ее руки, загорелые, ловкие, ногти коротко острижены, без маникюра. Что-то было в них надежное, в этих руках. Он стал припоминать, когда в последний раз сидел вот так на кухне, голодный, в предвкушении вкусного ужина и вина, мирно наблюдая, как женщина готовит для него еду, – и не припомнил.

Дело в том, что его никогда не привлекали женщины, которые любят хозяйничать. Его подружками обычно были манекенщицы или молодые актрисы с большими амбициями, но с пустой головой. Внешне они были похожи одна на другую: Ноэль любил девушек молоденьких, тоненьких, с маленькой грудью и длинными ногами. Ему было с ними весело, не говоря уж о любовных утехах, но в доме от них не было никакого проку. К тому же почти все они, даже самые тоненькие, соблюдали диету и, хотя в ресторане пожирали одно за другим дорогие блюда, у себя в квартире или у Ноэля не давали себе труда приготовить хотя бы самую простую закуску, им это было неинтересно. «Ах, милый, это такая скука! Да я и не голодна. Давай съедим по яблоку».

Время от времени в жизни Ноэля появлялась девица, которая решала провести остаток жизни только с ним одним. И тогда она старалась вовсю, может быть, даже слишком. Обеды наедине при свете газового камина, уик-энды с охотой и рыбалкой. Однако Ноэля хватало ненадолго – свободу он ценил превыше всего, а потому давал задний ход, и очередная воспылавшая к нему нежными чувствами девица после мучительного периода безуспешных телефонных звонков и слезных обвинений находила себе другого поклонника и выходила замуж за него. Так Ноэль достиг тридцати четырех лет и все еще оставался холостяком. А вот кто же он – победитель или проигравший? Сейчас, сидя над пустым стаканом, он не смог бы на это ответить.

Алекса заправляла салат: превосходное зеленое оливковое масло, немного винного уксуса, какие-то травки. От их аромата у Ноэля слюнки потекли. Покончив с салатом, она начала накрывать на стол: скатерть в красную клетку, рюмки, солонка, деревянные мельнички для перца, керамическая масленка. Достав из буфета вилки и ножи, она дала их Ноэлю, а он разложил по местам. Настало время разливать вино, что Ноэль и сделал.

Алекса, все еще в фартуке, в бесформенном свитере, с раскрасневшимися щеками, подняла свой бокал.

– За «Седло и стремя»! – сказала она.

Почему-то это его растрогало:

– И за вас, Алекса. Спасибо.

Предвкушения голодного Ноэля сбылись – еда была без затей, но превосходная. Сочные, мягкие отбивные, свежайший салат, теплый хлеб, соус, приправы, и все это запивалось отличным вином. Урчание у него в желудке прекратилось, он почувствовал себя куда лучше.

– Не помню, когда я так вкусно ел.

– Самая обыкновенная еда.

– Но как приготовлена! – Ноэль положил себе еще салата. – Дайте мне знать, когда вам понадобятся рекомендации.

– А для себя самого вы когда-нибудь готовите?

– Не умею. Яичницу с беконом еще могу поджарить, а так покупаю всякие гастрономические изыски от «Маркс энд Спенсер» и разогреваю на плите. Когда эти изыски уже в горло не идут, провожу вечер с моей сестрой Оливией, которая живет в Лондоне. Но она столь же беспомощна на кухне, сколь и я, и мы обычно ограничиваемся тем, что едим нечто экзотическое – перепелиные яйца или икру. Вкусно, конечно, но не очень-то ими насытишься.

– Ваша сестра замужем?

– Нет. Она – деловая женщина.

– И чем же она занимается?

– Она главный редактор журнала «Венера».

– Ого! – Алекса улыбнулась. – Какие у нас с вами знатные родственники.

Поглотив все, что было на столе, Ноэль не отказался от сыра и белого винограда. Они допили остаток вина, и Алекса предложила кофе.

За окном в синеватых сумерках зажглись уличные фонари. Их свет проникал на кухню, но тени все сгущались. Ноэль не мог справиться с зевотой и извинился.

– Вот видите, доказательство, что мне уже пора домой, налицо.

– Только сначала выпейте кофе. Вам ведь надо продержаться на ногах, пока вы не доберетесь до постели. Знаете что, поднимайтесь-ка наверх и устраивайтесь там поудобнее. Я принесу кофе, а потом вызову такси.

«Да, пожалуй, так будет лучше всего», – подумал Ноэль.

– Хорошо, – согласился он.

Но даже выговорить одно это слово оказалось делом нелегким. Он чувствовал, с каким трудом шевельнулся язык и нужным образом сложились губы. Либо он перепил, либо просто валится с ног от усталости, ведь почти не спал со вчерашнего дня. Кофе – это хорошо. Ноэль оперся руками о стол и встал. Подняться по кухонной лестнице и дойти до гостиной было тяжелым испытанием. Он то и дело спотыкался, но все же удержал равновесие и не шлепнулся.

Наверху его ждали тихие сумерки гостиной. Полоски света, проникавшего с улицы, ложились на каминную решетку, сверкали огоньками на подвесках большой люстры. Жаль было нарушать этот сумеречный покой, и Ноэль не повернул выключатель. В кресле, где он прежде сидел, спал пес. Ноэль опустился на диван. Пес проснулся, поднял голову и поглядел на Ноэля, а тот уставился на него. Пес раздвоился и превратился в двух псов. «Я пьян, – решил Ноэль, – и не спал целую вечность. Но сейчас засыпать нельзя. Сейчас я не сплю», – заверил он себя.

Он и не спал, а дремал. Спал и бодрствовал одновременно. Мерно гудели моторы, он летел над Атлантикой, в кресле рядом с ним мирно похрапывал сосед, его начальник приказывал ему отправиться в Эдинбург и продать кожаные изделия человеку по имени Эдмунд Эрд. Слышались чьи-то голоса, кто-то звал кого-то, на улице мальчишки гоняли на велосипедах. Нет, это была не улица, а чей-то сад. Тесная комнатушка под островерхой крышей, он смотрит в маленькое оконце. К стеклу приникла веточка жимолости. Его бывшая комната в доме матери в Глостершире. Внизу на лужайке идет игра. Дети и взрослые играют в крокет. А может, в лапту? Или в бейсбол? Но вот они поглядели наверх и увидели его лицо за стеклом. «Спускайся! – кричат они ему. – Иди к нам!» Ему приятно, что его зовут. До чего же хорошо быть дома! Он выходит из своей комнатки, спускается по лестнице в сад, но игра уже кончилась и все куда-то исчезли. Ну и ладно, его это нисколько не огорчает. Он растянулся на траве и смотрит в ясное голубое небо. Все хорошо, ничего плохого не случилось, ничего не произошло. Он один, но скоро кто-нибудь сюда придет. Он может подождать.

Но что это за звук?… Тикают часы. Ноэль открыл глаза. Уже не светят уличные фонари, темнота рассеялась. Это не сад и не дом его матери, а какая-то незнакомая комната. Где он? Он лежит на диване, накрытый пледом. Бахрома пледа щекотала подбородок, и он откинул плед в сторону. Взглянув вверх, он увидел хрустальные подвески люстры и только тогда все вспомнил. Он повернул голову: в кресле у окна сидела девушка, в утреннем свете, проникавшем через незашторенное окно, рыжели ее волосы. Он пошевелился. Девушка молчала. Тогда он позвал:

– Алекса!

– Да… – Она проснулась.

– Который теперь час?

– Немного больше семи.

– Семи утра?

– Да.

– Выходит, я проспал здесь всю ночь? – Ноэль повернулся, вытянул свои длинные ноги.

– Когда я принесла кофе, вы уже спали. Хотела разбудить вас, но потом решила, что не стоит.

Ноэль поморгал, чтобы проснуться окончательно. Джинсы и свитер Алекса сменила на белый махровый халат, сверху накинула плед, из-под него торчали ее босые ноги.

– Вы провели тут всю ночь?

– Угу.

– Надо было вам нормально лечь в постель.

– Не хотелось оставлять вас здесь одного. Я подумала: вы проснетесь и решите, что вам надо немедленно уходить, а найти такси ночью довольно трудно. Я даже постелила вам постель в комнате для гостей, но потом решила: лучше не будить.

Сон еще стоял у него перед глазами. Он лежал на траве в саду, в Глостершире. Кто-то шел к нему, он чувствовал это, знал. Не мать – Пенелопа умерла. Кто-то другой. Потом сон померк и осталась одна Алекса.

К своему удивлению, чувствовал он себя прекрасно: бодрым, полным сил.

– Давно пора мне двигаться домой, – решительно заявил он.

– Вызвать такси?

– Нет, пройдусь пешком. Это полезно – прогуляться поутру.

– Да, утро чудесное. Может быть, сначала легкий завтрак?

– Спасибо, не хочу, вы меня так замечательно накормили вчера.

Он откинул плед и сел, провел пятерней по волосам. Алекса не предприняла никаких попыток задержать его. Она проводила его по коридору и растворила дверь в жемчужное майское утро. Вдалеке уже слышался шум городского транспорта, но на дереве пела птица, воздух был чист и прозрачен. Ноэлю почудилось, что пахнет сиренью.

– До свидания, Ноэль.

Он обернулся.

– Я позвоню вам, – сказал он.

– Это вовсе не обязательно.

– Вы так считаете?

– Не думайте, что вы чем-то мне обязаны.

– Вы очень славная. – Ноэль наклонился и поцеловал Алексу в персиковую щеку. – Спасибо!

– Мне это доставило удовольствие.

Ноэль сбежал по ступенькам и бодро зашагал по тротуару. Дойдя до поворота, он оглянулся. Алекса ушла, синяя дверь была закрыта. Но дом с лавровым деревцем на крыльце словно смотрел ему вслед.

Ноэль улыбнулся и пошагал дальше.