Читать книгу Две Москвы: Метафизика столицы - Рустам Рахматуллин - Страница 9

Однако петербургская свобода от праформы есть несвобода от прожекта, человеческого умышления как напряженного черчения за Бога. Город плана, каким бы совершенным ни был план, есть воплощенный произвол. Самым умышленным в России назван Петербург у Достоевского.

Москва, наоборот, не может быть любой. Что там любой; в Москве непозволительно выдумывать, в ней нужно только вслушиваться, всматриваться и – слышать или нет; видеть или нет.

Москва путь узкий. История ее строительства есть череда прозрений и ослеплений, приближения к праобразу и бегства от него. Великий зодчий по-московски тот, кто умалился, забыл себя, и тем возвысился, да со товарищи.

Великий зодчий в Петербурге есть игра свободы на свободном поле. Петербург широкий путь, история удачи.

Москва история удачи тоже, но такой удачи, память о которой в море неудач сделалась памятью о Китеже.

И потому еще так очевидны неудачи, что не по сравнению с другими городами, а по сравнению с другой Москвой, укорененной в нашей интуиции.

И тем прекрасней Петербург, что нет другого Петербурга в нашей интуиции.