Читать книгу Сомнения Элли Эндрюс - Рут Сабертон - Страница 2

– Я похожа на снеговика! – восклицаю я, кружась перед зеркалом и морщась. Персиковый атлас беспощаден, он ничего не скрывает. Я не виновата, что напоминаю сардельку, которая вот-вот лопнет.

Аннабель морщит безупречный носик.

– Если не ошибаюсь, ты собиралась к сегодняшнему дню сбросить вес?

Я дергаю ткань, которая буквально трещит на груди. Такое декольте больше подобает порнозвезде, а не скромной подружке невесты.

– Ты уверена, что портниха правильно сняла мерки?

– Моя портниха все делает правильно! – огрызается Аннабель. – Проблема не в ней, а в тебе! К счастью, никто на тебя смотреть не будет. Гости придут, чтобы посмотреть на меня.

Невесты выбирают платья для подружек с таким расчетом, чтобы на их фоне выглядеть еще лучше. Это факт. Иначе с какой стати нормальной женщине наряжать своих взрослых приятельниц и сестер в тошнотворные пастельные тона и обшивать оборками, совершенно как на бабушкиных кальсонах? Аннабель и не скрывает намерений. Как любая невеста, она придерживается священной заповеди: «У подружки непременно задница должна быть больше, чем у тебя». Чтобы это подчеркнуть, она вдобавок украсила мою корму здоровенным бантом.

Я как никакая другая двадцатисемилетняя женщина в курсе неприглядных свадебных истин, поскольку свадьба Аннабель – четвертая по счету, на которой я исполняю обязанности подружки невесты. Такую цену приходится платить, если у тебя четыре старших сестры. Как будто недостаточно того, что меня с рождения тиранили и мучили. Ей-богу, семейные торжества – современный эквивалент насильственной вербовки. Только что ты счастливо жила собственной жизнью, ходила на работу, несчастливо влюблялась и в стельку напивалась по выходным, и вдруг тебя похищают и заставляют примерять платья, краситься и репетировать торжественный выход. Сначала ты часами играешь роль живой подушечки для иголок, а в результате получаешь платье, в котором даже в гроб не захочешь лечь.

Свадьбы – это ад. Белый и кружевной. Особенно если под твоим надзором три упрямых девицы и мальчик, который занят исключительно раскопками в собственном носу.

– Прекрати сейчас же, ты, мелкое чудовище! – Я выдергиваю палец племянника из ноздри. А потом отработанным движением четырехкратной подружки невесты одновременно оправляю задранный выше головы подол Имоджин и вытаскиваю розы изо рта Лоры. Полные слез детские глаза смотрят на меня с упреком, губы дрожат, но мое сердце ожесточилось после многочасовых репетиций, поэтому я приковываю сопляков к месту ледяным взглядом. Впрочем, в душе мне хочется броситься на пол и закатить старую добрую истерику.

– Господи, Элли! – кричит Аннабель. – Ты что, не можешь с ними справиться?!

Она яростно смотрит на меня из-под белоснежной вуали. Сегодня ее звездный час, и сестра уж постарается, чтобы мы об этом не забыли. Стоит прекрасный летний день, и исполняется величайшая мечта Аннабель Эндрюс. Она долгие годы разыгрывала воображаемые свадьбы, стригла моих Барби и заставляла их исполнять роль жениха; потом месяцами мерила все свадебные платья в Лондоне, не пропуская ни одного, и довела семью до грани нервного срыва. И вот наконец последняя старшая сестра выходит замуж.

Какой там феминизм! Я наблюдаю, как Аннабель млеет над списком свадебных гостей, и понимаю, что сексуальная революция произошла с кем угодно, но только не с ней. Чем скорее она выйдет замуж, бросит работу в художественной галерее и побежит с мужниным бумажником в магазин, тем счастливее будет.

А чем скорее закончится свадьба, тем счастливее буду я. Тогда я съем хот-дог, а может быть, даже биг-мак, не оглядываясь через плечо.

В церкви Аннабель окончательно перевоплощается в примадонну.

– Вуаль не завернулась? – Она слегка склоняет голову, пока я послушно оправляю вуаль, чувствуя себя чернокожей Мамушкой, которая сопровождает Скарлетт на бал. – Марка еще нет?

– Наоборот, это мы опоздали, – бормочу я сквозь стиснутые зубы. Аннабель велела шоферу три раза объехать квартал, чтобы журналисты из «Дейли мейл» наверняка успели прибыть на место событий. Четвертая Красотка Эндрюс выходит замуж, и свадьба непременно попадет в колонку светских новостей. Моя сестра твердо намерена получить столько внимания, сколько ей удастся загрести своими наманикюренными лапками.

– Господи, Элли, ну почему ты не села на диету? – Аннабель критически обозревает меня. – Пожалуйста, встань позади детей, когда будем фотографироваться.

Орган оглушительно играет «Аве Мария», и я удерживаюсь от желания засунуть ей в рот носок лишь потому, что напоминаю себе: мне не семь, а двадцать семь. Аннабель умеет ударить по больному месту. Однажды, например, она от моего имени зарегистрировалась на сайте знакомств («Для тебя это единственный способ подцепить хоть какого-нибудь мужчину!») и изо всех сил убеждала меня пойти на свидание с неким Стивом из Беркшира, чьим хобби было считать товарные вагоны и наблюдать за птичками.

Прикусив язык и в очередной раз вспомнив, что всего через два часа я смогу налакаться дармовой выпивкой, я усилием воли заставляю себя следовать по проходу за розовой задницей Аннабель, старательно не думая о собственных филейных частях. Впрочем, в мою сторону не обращен ни один взгляд – как и предсказала Аннабель. И так всю жизнь.

– Готовы? – спрашивает священник.

Аннабель медленно кивает, чтобы не растрепать при-ческу.

– Прекрасно! – Он поворачивается ко мне. – Когда поправите шлейф, дорогая, подайте невесте знак.

– Любой знак? – с надеждой спрашиваю я. Можно, например, показать сестрице шиш?

Викарий подмигивает из-под очков. После двух мучительно долгих репетиций, после того как пришлось перекрашивать церковное крыльцо в тон свадебному платью Аннабель, после того как он чуть не сломал шею, споткнувшись о ее бесконечный шлейф… в общем, теперь он сыт моей сестрой по горло и, возможно, сам не прочь сделать пару непристойных жестов.

– Лишь бы он был вежливым, – отвечает священник, к моему огромному разочарованию.

С тоской одергивая и распрямляя громадный шлейф, я решаю, что уже хватит. Ну вот, теперь выглядит гораздо лучше. Во всяком случае, насколько может хорошо выглядеть нечто, напоминающее гигантский размотанный рулон туалетной бумаги. Показав сестре оттопыренный большой палец и подтолкнув вперед девочек-цветочниц, мы процессией, нестерпимо медленно, движемся вперед к алтарю. Аннабель туманно улыбается прихожанам, чудесным образом превращаясь из Аттилы-завоевателя в куклу Барби.

Церковь набита битком, свадебные гости в шляпах и накрахмаленных костюмах сидят впритирку на всех скамьях, вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть невесту. Два первых ряда скамей слева оставлены для родственников, уже привычных к подобным торжествам. Ей-богу, неудивительно, что редкие папины волосы поседели. Четыре пышных свадьбы обошлись в такую сумму, которая способна покрыть национальный долг. Одних розовых букетов куплено столько, что на эти деньги я могла бы погасить кредит в банке.

К сожалению, в прошлом году, когда замуж выходила Эмили, мама превзошла саму себя. Гости согласились, что свадьба по размаху была достойна королевской семьи; отец мрачно буркнул, что лично ему нужен королевский доход, чтобы, черт возьми, за это заплатить. Он добавил, что хотел бы быть королем Генрихом VIII – тогда бы он оттяпал маме голову сразу после рождения первой дочери. Мы все рассмеялись, кроме бедного папы. В любом случае сейчас уже слишком поздно, образец задан. Каждая последующая свадьба обязана быть не хуже предыдущей, а в идеале – превосходить ее.

Что ж, пускай папа расслабится, потому что я в любом случае не намерена следовать примеру Аннабель. В моей жизни и так хватает стресса, и я не намерена добавлять в протяженный список дел еще и стирку чужого грязного белья и мытье посуды. У меня нет ровным счетом никакого желания искать свою так называемую половинку, топать к алтарю и почивать на лаврах. Я свободна и счастлива.

По крайней мере буду счастлива, как только стану свободна. Но это уже другая история.

Мы черепашьим шагом тащимся по проходу. Когда толпа цветочниц и мальчиков наконец подтягивается к алтарю, прихожане начинают почтительно шикать друг на друга. Наступает торжественная минута, когда мама подносит к глазам платочек, стараясь не размазать тушь, которую с таким трудом нанес визажист. Мой племянник пытается задрать девочкам юбки. Я бросаю на него яростный взгляд и провожу пальцем по горлу. Сейчас точно не время играть во врача и медсестру.

– Элли! – шипит Аннабель, тыча в мою сторону огромным букетом, так что я чуть не задыхаюсь от пыльцы. – Шлейф!

Я поспешно привожу километр шелка и кружев в некоторое подобие порядка и загоняю детей на скамью. Подмышки платья самым неприятным образом начинают намокать от пота.

Положив букет рядом с Имоджин, я испускаю вздох облегчения. Еще один пункт долой из мысленного списка. Скоро я наемся канапе и залью их дармовым алкоголем. Семейные торжества у Эндрюсов имеют несомненные достоинства. Нужно лишь следить, чтобы спиногрызы не поубивали друг друга, да пропеть несколько гимнов. Я присаживаюсь на скамью, даю отдых бедным усталым ножкам и ненадолго расслабляюсь. Жизнь как-то сразу становится приятнее.

Потом я ловлю взгляд шафера, Руперта Мура-Критчена, который, улыбаясь, сентиментально смотрит в мою сторону своими шоколадными глазами. Я оборачиваюсь, пытаясь понять, кому из Красоток Эндрюс предназначен этот сладкий взгляд, но позади сидит только тетушка Этель, игриво выставив напоказ вставные зубы.

Я чувствую тревожный холодок. Руперт смотрит на меня. О Господи. Не к добру.

Впрочем, ничего удивительного, он же мой бойфренд. Ну… в том смысле слова, что мы иногда ходим в кино, худо-бедно ужинаем при свечах и целуемся. По крайней мере так ситуация выглядит с моей стороны. У нас все не настолько серьезно, чтобы придумывать имена будущим детям. Но к сожалению, в последнее время у меня появилось неприятное ощущение, что Руперт смотрит на наши отношения далеко не так легкомысленно. Не нужно быть ясновидящей, чтобы догадаться, что значат романтические открытки и букеты. Я уже знаю по имени рассыльного от флориста.

Стоя у алтаря, Руперт действительно кажется красавцем в стиле Хью Гранта (он тоже в очках и нервничает), и я буквально жду, что сейчас влетит Энди Макдауэл в огромной шляпе и он в нее немедленно влюбится. Честно говоря, я только порадуюсь, потому что Руперт не только мой бойфренд, но еще и босс. Не самая удачная комбинация, если я всерьез намерена с ним порвать. Сидеть за компьютером в адвокатской конторе – не самое интеллектуальное занятие, но по крайней мере хватает, чтобы платить за жилье.

Бедняга Руперт. Он ведь не сделал ничего дурного. Он идеален. Карьера барристера, небольшой потрепанный домик в Марлоу. И моя мать его обожает. Она, правда, не понимает, что он во мне нашел (ну разумеется!), но искренне полагает, что я должна хватать первого же подвернувшегося приличного мужчину. Честно говоря, нехорошо пудрить мозги бедному Руперту только потому, что тогда мама оставит меня в покое. Тем не менее отчасти она права. Руперт безупречен. За одним лишь исключением.

Он мне разонравился.

Жизнь несправедлива.

Когда я встаю, чтобы вместе с остальными спеть «Прекрасные создания», мысли в моей голове продолжают бороться, как Дарт Вейдер и Люк Скайуокер в финале «Звездных войн». Проблема в том, что я страшная трусиха, слишком слабовольная, чтобы думать о собственном благе (да и о чьем-нибудь еще). Моя чувствительность – отнюдь не достоинство, когда речь заходит о том, чтобы отшить парня. Я славлюсь ужасной привычкой затягивать выяснение отношений надолго, поэтому мои предыдущие парни в конце концов брали дело в свои руки. Но сейчас, глядя в оленьи глаза Руперта, я понимаю, что, кажется, его устраивает нынешнее положение вещей…

Больше я не могу оттягивать. Придется поговорить с ним сегодня же. Это будет только честно. Я скажу, что нам лучше остаться друзьями, что дело исключительно во мне, и так далее. Надеюсь, Руперт не убьет меня на месте.

Как только я принимаю это решение, свадебная церемония превращается в сплошной туман, а главную партию ведет внутренний голос, полный упреков. Одному Богу ведомо, каким чудом я умудряюсь улыбаться в объектив, в то время как мои внутренности буквально скручиваются в клубок от уколов совести. Почему у меня всегда сплошные сложности? Почему другие женщины с такой тошнотворной легкостью обретают счастье? Наверное, Бог хочет, чтобы я стала монашкой. Тогда жизнь уж точно упростится, а мешковатая ряса покроет множество грехов. Карабкаясь в «роллс-ройс», я уже почти убеждена, что удалиться от мира – это идеальное решение.

– Какашка! – радостно возглашает Имоджин. – Ка-кашка!

Не так-то легко не обращать внимания на четырехлетнего ребенка, особенно наделенного самыми характерными семейными чертами.

– Какашка! – снова кричит Имоджин, и машину наполняет отвратительный запах. – Тетя Элли, ты наступила на какашку!

Блин. Точно.

Я с отвращением сбрасываю туфли, открываю окно и, приняв весьма оригинальное решение, выбрасываю их из машины. К сожалению, мы едем по главной улице Тэпли, мимо паба «Рыбак», который в ясные летние дни торгует как бешеный. На обширной, опаленной солнцем лужайке толпятся люди с бокалами. Они наслаждаются солнцем и никому не мешают.

И тут судьба в очередной раз решает повернуться ко мне задом.

В ту самую секунду, когда я выбрасываю туфли из окна, «роллс-ройс» резко тормозит, чтобы не задавить очаровательных утят, которые шагают через дорогу, направляясь к Темзе. Мои туфли описывают изящную дугу и с необыкновенной точностью (где она была на уроках физкультуры?) приземляются на колени какого-то злополучного мужчины. Сначала он замирает и в ужасе смотрит на неожиданный подарок, а потом до него постепенно доходит, что случилось. Он поворачивается в сторону дороги.

Я чувствую, как кровь приливает к лицу.

– Жми на газ! Давай! – кричу я шоферу, наблюдая, как моя жертва беззвучно шевелит губами. Я прекрасно представляю, что именно он говорит, и мне становится дурно. Господи, сделай так, чтобы костюм, который на нем надет, был не от-кутюр.

А самое неприятное, что этот тип действительно очень красив – в обычной ситуации я бы полжизни отдала, чтобы с ним познакомиться. Но только не сегодня, когда я похожа на рулон туалетной бумаги и только что вышвырнула из машины измазанные в дерьме туфли.

Вот тебе и романтическая история.

Шофер послушно вжимает в пол педаль газа, словно репетируя для съемок «Закона и порядка», и «роллс-ройс» уносится вдаль под визг покрышек. Мои юные подопечные радостно воют, откинувшись на подушки, и под юбкой Имоджин расплывается мокрое пятно.