Читать книгу Задачка на три корги - С. Дж. Беннет - Страница 5

Вернувшись в свой кабинет, Рози села за стол, открыла ноутбук и просмотрела несколько сохраненных картинок. Затем попросила управляющего снабжением военно-морской базы в Портсмуте прислать ей фотографию картины, на которой изображена “Британия”, чтобы иметь о ней хоть какое‑то представление. На снимке, который он прислал, была королевская яхта с развевающимися флагами в окружении небольших судов, а на заднем плане – плоский участок суши. Рози на секунду задумалась, почему эта картина так нравится Боссу. У нее же есть Тернер, да Винчи, в Виндзорском замке висит чудное полотно Рембрандта – за него Рози без раздумий отдала бы свой мини-купер.

Управляющий твердо стоял на своем. В кабинете у Второго морского лорда – вице-адмирала, отвечающего за все “людские” дела на флоте, – висит множество картин, законно переданных из коллекции министерства обороны. Произведения искусства, позаимствованные из других мест, подлежат строгому учету и всегда возвращаются назад в надлежащем виде, в надраенных до блеска рамах. “Британии” в реестре нет. Должно быть, художник написал две такие картины.

И все же королева была уверена, что это не так.

Рози позвонила арт-дилеру художника в Мейфэре[9]. Он слыхом не слыхивал ни о каких других картинах с изображением “Британии”, принадлежавших кисти его покойного клиента, но предложил на всякий случай связаться с сыном Хукера.

– Дон спец по наследству отца. Ему самому уже седьмой десяток пошел, но он еще хоть куда. В Тасмании живет. Сейчас там уже вечер, но вы все равно позвоните, он вам в помощи не откажет.

Рози подумала, что это было бы слишком мило с его стороны, а потом вспомнила, от чьего имени звонит. Да уж, сын художника вряд ли откажется немного подсобить королеве. Обычно люди от таких просьб не отказываются.

Дон Хукер оказался точь‑в-точь таким, каким его описал арт-дилер.

– Королевская яхта в Хобарте[10], на регате? Да-да, припоминаю. То ли в шестьдесят втором дело было, то ли в шестьдесят третьем. К нам еще Ее Величество приезжала. Отец часто мне об этом рассказывал. Да-да. Вы не представляете, как он гордился этой картиной. Отец мой тот еще монархист был, и тогда вот она, эта прекрасная леди, обошла на своей яхте весь мир. Он не пропускал ни одного выпуска новостей о ее путешествии и нас слушать заставлял – хотя, если уж совсем по‑честному, Рози, я был тогда еще совсем юнцом и мне было все равно. Но отец был в восторге. У него еще на стене карта висела, и он на ней отмечал малюсенькими зелеными булавками те места, где она побывала. Открытки собирал, кружки – да все подряд. Он говорил, что она в том путешествии была так счастлива, и ему хотелось, чтобы у нее осталось что‑нибудь на память. “Частичка той радости” – вот как он говорил. Картину‑то отец написал по фотографии из газеты, цвета яркие добавил, так‑то вот… Потом даже из самого дворца благодарственное письмо получил, еще и на гербовой бумаге! В нем говорилось, что Ее Величество восхищена тем, как красочно ему удалось изобразить “Британию”. В единственном экземпляре такой шедевр. Отец его сохранил в архиве. Если хотите, я могу хорошенько в нем покопаться и…

Когда Рози перезвонила управляющему из министерства обороны и передала разговор с сыном художника, его вера в теорию с несколькими картинами слегка пошатнулась.

– Может быть, у нас репродукция? – предположил он. – Я полностью с вами согласен, что ситуация странная, но могу вас заверить, что эта картина принадлежит министерству обороны.

В следующий раз, по просьбе Рози, к королеве отправился сэр Саймон, чтобы ненавязчиво рассказать ей о ходе дела.

– Она говорит, что это ее оригинал, а никакая не репродукция, – сообщил он Рози по возвращении. – Узнайте, как к ним попала картина, и передайте, чтобы прекращали тянуть время. Терпение Ее Величества на исходе.

– Как Босс поняла, что это оригинал? – требовала ответа Рози. – Она же видела ее мимоходом и при плохом освещении во время официального визита по совершенно другому поводу. Это же была импровизированная выставка в военно-морском штабе, в конце‑то концов!

– Понятия не имею, но она уверена на все сто процентов.

Если королева уверена на все сто, Рози точно справится с задачей.

– Поближе к свету.

Королева слегка изменила наклон головы и почувствовала, как затекает шея.

– Вот так?

– Чудно, мэм. Просто идеально.

Она прикрыла глаза. В Желтой гостиной, оборудованной для рисования, было хорошо и спокойно. Сквозь массивный сетчатый тюль было видно, как солнечные лучи отражаются от позолоченной статуи Крылатой Победы, венчающей мемориал королевы Виктории, – или “Именинный пирог”, как в шутку называли его гвардейцы. Теплый свет падал на левую щеку Ее Величества. Если бы не было необходимости сохранять эту дурацкую позу, она бы с удовольствием задремала…

Держать позу! Она резко открыла глаза и устремила взгляд на китайскую пагоду в углу. Пагода состояла из девяти ярусов и почти упиралась в потолок. Троюродный прапрадядя королевы, Георг IV, все делал от души.

– Все ли в порядке?

– В полном! Осталось совсем чуть‑чуть. Еще пара минут, и можно будет расслабить плечи.

Лавиния Хоторн-Хопвуд стояла у мольберта, делая предварительные наброски для портрета королевы. Будучи очень чуткой, художница понимала, как тяжело приходится ее натурщикам, поэтому старалась свести дискомфорт к минимуму. В частности, по этой причине Ее Величество очень любила ей позировать. Как говаривал Гарри: “Если бы это были скачки, я бы точно поставил на нее”. (Какое точное выражение! Королева обожала скачки. Ей всегда казалось, что, если бы обстоятельства сложились иначе, из нее мог выйти отличный жокей.)

– Над чем вы сейчас работаете?

– Глаза, мэм. Это самая сложная часть.

– Понимаю, – отозвалась королева. В окне она видела, как люди фотографируются на фоне парадных ворот. Кажется, один из них танцует – может быть, это очередной модный тренд в соцсетях, о которых ей рассказывала Евгения? Королева прищурилась, чтобы получше разглядеть.

– Прошу прощения, мэм…

– Да? – Очнувшись от мыслей, она поняла, что помешала работе художницы, и та на мгновение остановилась. – Прошу меня извинить, так лучше?

– Спасибо! Еще минутка и… Ну вот! Один готов. Уф. Если хотите, я принесу вам воды.

– Глоточек чая был бы очень кстати.

Возле локтя королевы появились фарфоровые чашка и блюдце, любезно предоставленные Сэнди Робертсоном, ее пажом. Попробовав дарджилинг, она незаметно потянулась и потерла затекшее колено, пока художница увлеченно рассматривала свои наброски.

Рядом вели запись две камеры на штативах и студийный микрофон. Трое молодых людей, одетых в форменные футболки и брюки, тихонько перебегали от аппаратуры к предназначенным для них стульям у дальней стены – и обратно. Рядом с ними стоял долговязый юноша в красно-синей форме служащих королевского двора, который то помогал им, то отгонял в сторону, когда было необходимо. Это велась работа над документальным фильмом “Искусство королевы” или вроде того – с названием еще не определились. Оно должно было подчеркивать не только принадлежность произведений искусства королеве, но и ее вклад в их создание.

В этот день снимали процесс создания последнего шедевра, для которого Ее Величество согласилась позировать, – бронзового бюста. “Нужно было пригласить еще одну съемочную группу, чтобы она записывала съемку, – размышляла она про себя, – чтобы закольцевать композицию. Или чтобы кто‑нибудь написал книгу о том, как снимали подготовку эскиза… ad infinitum[11]». К тому времени она уже привыкла, что ее используют и наблюдают за ней; что она представляет собой такой источник восхищения, что даже за ее наблюдателями тоже кто‑то наблюдает.

– Бюст будет в натуральную величину? – спросила королева Лавинию.

Ответ был ей известен, но она знала о необходимости вести светскую беседу для камер – и что эта беседа ни в коем случае не должна касаться недавних чудовищных событий: развода Лавинии и ареста ее сына за торговлю наркотиками в школе-пансионе. Эта несчастная женщина имеет право на конфиденциальность.

– Да, – ответила Лавиния, продолжая рассматривать эскизы, разложенные на столике возле мольберта. – Даже, наверное, чуть крупнее. В Лондонском королевском обществе хотят, чтобы ваша скульптура заметно выделялась.

– Занятно. А что же предыдущая? Она тоже была немного крупнее?

– Кажется, да, мэм. Если меня не обманывает память. Вам понравилось?

– О, да. Думаю, получилось очень удачно. Спасибо, что не изобразили меня… – Королева надула щеки, и Лавиния засмеялась. – Похожей на мою прапрапрабабушку.

Тучную, обрюзгшую, старую.

– Мне важно, чтобы вы всегда сияли, – сказала Лавиния, снова встав за мольберт. – Даже в бронзе! Итак, вы готовы продолжить, мэм? Не могли бы вы слегка повернуть голову так, чтобы вам было видно мою ладонь? Так, еще немного. Замечательно…

Работая над эскизом, художница не забывала поддерживать непринужденную беседу. Когда натурщики разговаривали, ей удавалось приметить больше важных деталей, чем когда они сидели молча. Например, когда королева двигалась, ее лицо тут же оживлялось. А в неподвижном состоянии она могла казаться мрачной и недовольной, хотя это было совсем не так.

– Вы бывали в последнее время на каких‑нибудь интересных выставках? – спросила Лавиния и тут же пожалела об этом. Все‑таки стоило поговорить о скачках.

Но королева, кажется, вовсе не возражала.

– В следующем году мы как раз откроем одну выставку, которую я с нетерпением жду, – поделилась она. – “Каналетто в Венеции”. У нас довольно много его картин. – Говоря это, она имела в виду самую большую коллекцию в мире. – Георг III приобрел их оптом у Джозефа Смита[12], который в то время был консулом в Венеции. Мне всегда казалось, что для такого выдающегося человека у него поразительно скучное имя.

– Ничего себе, – изумилась Лавиния.

Королева улыбнулась про себя. Недавно она оживленно беседовала на эту тему с хранителем королевской картинной галереи. За несколько десятков лет жизни в окружении произведений Каналетто она тщательно их изучила, хотя собственные впечатления от Венеции были ей ближе. Она посетила ее во время путешествия из Анконы[13] на корабле “Британия” в тысяча девятьсот шестидесятом – или это было в шестьдесят первом? Они с Филипом прибыли на старинный островок Торчелло и катались там на гондоле при луне…

Она вспомнила свои первые путешествия на королевской яхте. Италия, Канада, острова Тихого океана… “Британию” обставляли после войны, в период жесткой экономии, поэтому интерьер там был скорее практичным, нежели экстравагантным. Такой стиль лучше соответствовал характеру королевы, чем окружавшие ее теперь роскошь и позолота. Какое же это было счастье: она, Филип и команда первоклассных “йотти”[14] в увлекательном путешествии по миру – и даже его самым отдаленным уголкам. Сколько чудесных воспоминаний! И “убогая картинка австралийца” магическим образом пробуждала в памяти некоторые из них.

– Еще я видела одну из моих картин на выставке, организованной королевским флотом, – произнесла она вслух. Этот факт все еще раздражал и злил ее.

– Как мило, – рассеянно отозвалась художница.

– Честно говоря, не очень. Я не разрешала им ее забирать. В последний раз, когда я ее видела, она висела напротив моей спальни.

– Кошмар! – воскликнула Лавиния, вскинув голову от удивления.

– Полностью с вами согласна.

– Как она туда попала?

– Очень интересный вопрос, – ответила королева и замолчала. Через минуту она добавила: – Ну вот, кажется, мы закончили.

Ее голос прозвучал дружелюбно, но строго. Художница подняла глаза и взглянула на часы. Прошел ровно час, и ее натурщица уже снимала бриллиантовую диадему, которую любезно согласилась надеть для скульптуры. Украшение восхитительно смотрелось в сочетании с рубашкой и кардиганом. Группа документалистов взяла в руки камеры под пристальным взглядом долговязого юноши-служащего. Адъютант королевы уже стоял в дверях, готовый сопровождать Ее Величество на следующую встречу.

– Большое спасибо, мэм, – сказала Лавиния.

Королева кивнула.

– С нетерпением буду ждать, когда увижу сияние. – Голос Ее Величества звучал сухо, но в глазах играл веселый блеск.