Читать книгу Современные стратегии британской политической коммуникации - С. С. Бодрунова - Страница 13

В послевоенный период большие изменения претерпела и жизнь британских политический партий. Специалисты связывают эти изменения с появлением и утверждением в политическом пространстве такого явления, как политический маркетинг. Суть этого явления в том, что широкие электоральные слои населения рассматриваются и описываются в категориях классического маркетинга (то есть как целевые группы с определенными потребностями), а политические партии и их программы управления страной – как аналог потребительского продукта, который должен отвечать интересам электоральной аудитории. С 1960-х по 2001 год в атлантической цивилизации сформировалось разветвленное поле исследований в сфере политического маркетинга.[126] Первый этап исследований (примерно до 1979 года) представлен прежде всего именами Котлера и Леви, а также критиками нового подхода – Такером, Люком, Карманом, Арндтом и др.; второй этап (1979–1994 годы) создали Ротшилд, Шапиро, Скривенс и Уитцель, Казинс, Гвин, Иване и Берман, Уолш и др.; в этот период классический маркетинг потребительских товаров был расширен до рассмотрения деятельности всех неэкономических организаций, а также отдельных личностей и идей, работающих в публичной сфере. На третьем этапе, шедшем почти параллельно второму, ученые попытались заложить основы понимания политической коммуникации как части политического маркетинга (Фаррелл и Уортман, Франклин, Каванах, Скэммелл, Хэрроп, Уэбб, Шама, Нифенеггер, Ньюмэн, Ринг и ми. др.), но большинство авторов сосредоточивались на продвижении, не учитывали особенности «продукта» (политических партий и идеологий) и ушли от классических теорий маркетинга. Рубеж веков отмечен созданием всеохватных теорий политического маркетинга (comprehensive political marketing theories); обратимся к одной из них – к концептуальному фрейму Дженифер Лис-Маршмент (см. Приложение 1, 6).

Как мы считаем, возникновение феномена политического маркетинга имело ряд причин, наиболее веской из которых стало разрушение во второй половине XX века традиционной классовой структуры общества на фоне многообразных социальных перемен (роста индивидуализма, фрагментации социальных страт и увеличившейся социальной мобильности, слома традиционной структуры семьи и др.). Итогом перемен стало то, что все меньшее число населения ассоциировало себя с тем или иным «классическим» социальным классом (см. Приложение 1, 7): количество идентифицирующих себя со средним/рабочим классом упало с 99 % в 1964 году до 44 % в 1992 году; если в 1960-е к рабочему классу себя относили три четверти опрошенных, то в 1992 году таких осталось чуть больше четверти, а относящих себя к среднему классу – 16 % вместо 25 % в 1964 году. При этом доля населения, занятого ручным трудом, действительно упала с 74,6 % до 44,5 % работающего населения, хотя само количество рабочих почти не изменилось – изменилась только его процентная доля в растущем рынке труда (см. Приложение 1, 8). Кризис классовой идентификации закономерно выразился в кризисе аффилиации с традиционными выразителями классовой идеологии – партиями; этот кризис нашел выражение в количественных (падение численности членов партий, см. Приложение 1,9) и качественных (отказ от тесной идентификации с партией, см. Приложение 1, 10) показателях партийной аффилированности. К середине 1980-х политическая партия в Британии перестала быть эффективным инструментом обретения власти, так как перестала отвечать фундаментальным запросам фрагментирующихся социальных слоев. Так, А. Селдон и К. Хиксон пишут: «С разрушением социальной базы Рабочей партии и ослаблением коллективной солидарности как социологические, так и идеологические основания лейборизма эродировали… и партия не могла добиться электорального успеха, пока не превратилась из старой в Новую»[127].

Результатом кардинального парадигматического слома стала переориентация партий с классовых платформ на весь потенциальный электорат и попытки выразить своей деятельностью интересы как можно более широких слоев населения ради электорального успеха. В терминах маркетинга это означало превращение партий, ориентированных на продукт (идеологию), в партии, ориентированные на продажу, и рыночно-ориентированные партии (жизненные циклы трех типов партий по Лис-Маршмент см. в Приложении 1, 11). Мы вслед за Лис-Маршмент заметим, что в случае партии, ориентированной на классовую идеологию, у партии не наблюдается рыночной цели: ее целью остается прийти к власти ради выражения интересов класса, а не наоборот (как в случае продаже- и рыночно-ориентированных партий) – выразить интересы любой как можно более широкой части электората ради прихода к власти.[128] В случае же «маркетирования» партий совершается их переход от продвижения целостной идеологии к attacking issues – «атакам на вопросы повестки дня»: партия выбирает группу «горячих» и достаточно узких социальных проблем (безработица, молодежная преступность, высокие цены на ТНП, топливный кризис и т. п.) и строит свою политическую программу как «программу борьбы с…». Такой подход в ситуации небольшого количества ведущих партий, теоретических опирающихся на один и тот же электорат, неизбежно приводит к унификации партийных программ более чем на 50 % и скатыванию партий в центр политического спектра. Выход из такой ситуации возможен либо в сторону поиска новых вопросов повестки дня на основе поллинга, либо в сторону имиджевого строительства партии и ее лидеров, что приводит к резкой медиатизации политики и попадании ее в зависимость от СМИ. Как пишет Дж. Стрит, в конце века «традиционный материальный базис политического выбора замещается постматериалистической политикой… и если старые связи партии с лояльным ей классом эродируют… то вопросы повестки дня и политические имиджи становятся более существенными в определении партийных предпочтений… и медийная презентация становится центральным элементом формирования преданности»[129].